самосада стелился над полем, распугивая вялых комаров-карамор. Дело у писателей не ладилось — сказывались и немочь и вчерашняя гульба в имении. Пляски с девками не пошли им в прок, и балалаечный звон, казалось, до сих пор стоял у них в ушах. Прохор смотрел на них с крестьянским презрением, а я с жалостью.
Раньше прочих я скосил свой край, но не остановился: ведь приближался курьерский поезд.
Сотня глаз смотрела на меня из окон, полсотни носов сплющились о стекла. Вся русская литература стояла за мной и невозможно было было посрамить ее дурной работой. Пронёсся поезд — молчали жёлтые и синие вагоны, в зелёных плакали от радости и пели.
Прохор у меня за спиной делал озорные знаки проезжающим соглядатаям. Я цыкнул на него между взмахами и он, скорчив постную рожу, подал мне вышитый рушник.
Я остановился и обтер лоб.
Печальный немец Карл Иванович привез мне на сивом мерине крынку с молоком и добрую краюху хлеба. Прочим писателям пришлось докашивать свой удел перед электричками. Да и то: приехал бы какой постмодернист с сенокосилкой — и вовсе погнали бы его в тычки.
День клонился к закату, я усталый, но довольный, под раскаты приближающегося грома, вернулся в имение. Да и то сказать, шел так быстро, что бедный Прохор еле поспевал за мной, неся подмышкой кипу исписанной бумаги.
Извините, если кого обидел.
09 сентября 2007
История про крепостных музыкантов
Сегодня мы поехали в гости к дядюшке графа. Он зазвал нас на концерт своего крепостного квартета.
Когда я вместе с прочими писателями подъехал, то дворня уже помогала музыкантам тащить инструменты. Так на стульях перед барским домом появились боян, две обычные балалайки, а так же, рядом, воткнули жалом в землю страшную и облупленную контрабас-балалайку.
Когда первый мелодичный звук пронесся над остывающей землей и растворился в кисельном тумане, мы побросали стаканы и вышли на веранду.
Только один старый писатель Фирсов, что вечно на всё и всех дулся, сказал что ему милее унылый напев зурны. Он отказался слушать балалайку и ушел в поля ловить пауков и скорпионов.
Музыканты были похожи на чертей. Особенно один горбоносый балалаечник, что со зверским лицом щипал свой инструмент.
— Ай, наяривай! — крикнул дядюшка, и все пустилось в пляс.
Тут уж и мне было не устоять. Я сноровисто вынул из китайской вазы розу, и, зажав в зубах, повел в танце свояченицу графа.
Прелесть что это был за танец! Столько в нем было русской души… Право, почти столько же, сколько в расписной матрешке, мистическом прихвате русских колдунов и ворожей.
Чудо что это был за танец, прямо хоть святых выноси.
Нам уже переменили три розы, а я еще был полон сил. Впрочем, все давно притомились, и мои конфиденты велели закладывать.
Я, однако, решил остаться у дядюшки — с тем, чтобы назавтра сходить на вальдшепов.
Впрочем, старого писателя Фирсова там просто забыли.
Извините, если кого обидел.
09 сентября 2007
История про паломничество
Поехал в Пустынь. (Я езжу туда ежегодно, чтобы очистить душу и помыслы).
Ехали долго, в дороге постились и читали молитвы. И вот, наконец, престарелый лодочник перевез меня под стены монастыря. Солнце на миг заиграло на стенах, вспыхнули золотом и серебром купола.
Я задумался о России — коротко и тревожно. Там, за стеной, молилась о моем народе монашеская братия, а я трудился в миру.
Таково было мое послушание, и только на Страшном суде станет ясно, кто более преуспел в деле духовного окормления. Ко мне вышел настоятель. Я знал отца Януария лет двадцать — еще с университетских времен.
Мы прошли в трапезную, где нам подали стерляжью уху, кулебяку и лохань малосольных огурцов. Суровый монах, которого я помнил ещё по прежним приездам, вынес запотевший графинчик.
Заговорили о высоком.
— Знаешь ли ты, — спросил меня мой прежний товарищ по пирушкам, а ныне святой отец, — каковы три идеальных общежития?
Я вспомнил наше студенческое братство, но отец Януарий только погрозил мне пальцем:
— Это рай до грехопадения, первые общины апостольских времен и…
Тут он остановился, будто давая мне шанс показать всем известную образованность.
— Ноев ковчег? — продолжил я, все же ироническим тоном, чтобы если что, превратить ответ в шутку.
Отец Януарий скривился:
— Сто лет звал Ной людей, а пришли одни скоты.
Я восхитился его мудрости и решил записать эту фразу, чтобы потом выдать за свою, а он продолжил:
— Нет, это наша Пустынь времен первых старцев
После этого отец Януарий подарил мне несколько душеполезных книг, зная о том, что я собираюсь проездится по России и теперь у меня будет изрядно времени для чтения в дороге.
Извините, если кого обидел.
10 сентября 2007
Чтобы развеяться, я отправился на охоту. Был прекрасный день, что случаются только тогда в начале осени, когда погода установилась ненадолго, и вот-вот ясное небо затянется тучами, робкий румянец зари сменится пожаром, раскалённое солнце исчезнет на неделю, а зарядившие дожди отравят целую неделю своей свинцовой мерзостью.
Сперва я охотился за тетеревами, затем за вальдшнепами, потом за куропатками, вслед за этим — на гусей, ну а после на рябчиков. За это утро я набил довольно много дичи (не считая дроздов), и вот решил вернуться домой, в имение к молодому графу.
Но скоро, вместо ожиданной знакомой равнины с дубовым леском направо и ржавым колхозным трактором в отдалении, увидал совершенно другие, мне не известные места. У ног моих тянулась узкая долина; прямо, напротив, крутой стеной возвышался частый осинник. Ночь приближалась и росла, и наваливалась как на какой-то ненавидимый кем-то город. Скоро я увидел свет в отдалении, а приблизившись, увидал костер, у которого сидело несколько хамоватых деревенских подростков.
По своему обыкновению они показали мне ножи, но я передернул затвор и они радостно уступили мне место у огня и пару печеных картофелин. Я не стал признаваться пацанам, что заблудился, а как ни в чём не бывало вступил в разговор, чтобы быть ближе к своему народу. Народ внимал мне, да и сам делился печалями — всего подростков оказалось пятеро: Федян, Павло, Толян, Костян и Вован. Заговорили о работе (несколько подростков работали на фабрике у чеченца Мурата, другие промышляли по мелочи), затем разговор перешёл на вампиров, угнавших старый грузовик аварийной службы.
— Это ещё что, — сказал Павло, и рассказал
