Светоносная сила древнерусской литературы породила гений Пушкина и Лермонтова, а затем Достоевского и Толстого, из согласия и споров с которыми возник противоречивый Серебряный век, родивший имперскую музу Гумилева и "музыку революции" Блока. Эту музу и музыку услышали Есенин и Николай Тихонов, Андрей Платонов и Борис Лавренев.
Но среди маршей и гимнов в русском слове всегда жила молитвенная тишина. Тишина, в которой "девушка пела в церковном хоре", тишина пера и свечи, тишина левитановского "вечного покоя" и размеренного гомона грачей Саврасова. Такая тишина возродилась в поэзии Рубцова, в прозе Белова и Распутина. И сегодня, уже достигшая небесной высоты, она слышна в монастырской прозе, в светоносной книге нашего времени "Несвятые святые" о. Тихона (Шевкунова).
Казалось бы, соединенный такими надежными скрепами, явивший такую метафизическую имперскую преемственность световод русской истории должен оставаться невредим вопреки всему. Но на протяжении многих столетий он всегда подвергался атаке и получал пробоины. Каждая следующая империя начиналась с отрицания предыдущей - с рубки бород и сдачи в архив старых учебников истории. Каждую из наших империй пытались разорвать внутренние противоречия. В непреодолимом, казалось, противоборстве сталкивались язычники и христиане, царь и боярская дума, старообрядцы и никонианцы, славянофилы и западники, тихоновцы и сергианцы, красные и белые.
Но потом отмечалось столетие со дня смерти Пушкина, поднимался тост "за великий русский народ", тренеры кричали молодым штангистам "Сталинград!", и те брали победный вес, разворачивалось в День Победы красное знамя - и энергия шла по световоду, не рассеиваясь в пробоинах.
Но по-прежнему одной из главных метаисторических задач для нас сегодня является монтаж световода на стыке XIX и XX веков, преодоление давней распри белых и красных, осознание того, что, по слову владыки Иоанна (Снычева), "нет ни красных, ни белых - есть русские люди": "Мы пробовали состыковать световод на уровне белых и красных костей - Фрунзе и Врангеля. Ничего не вышло, эти кости продолжали биться в могилах, шевелилась земля. А вот на уровне последнего императора и Сталина эти вещи стыкуются. Особенно в эпицентре победы 45-го года - все столетия, все тенденции, вся русская история, поэтому примирением должна здесь быть очень высокая синусоида". Только "склеив двух столетий позвонки", мы донесем до нового имперского кристалла каждую каплю живоносного источника.
Но световод русской истории не только выдерживает внутренние противоречия, но и отражает внешние атаки. Демонтировать световод пытаются самыми разными способами, нанося удары в его ключевые точки, туда, где энергетический поток оказывается наиболее плотным.
Так, нашу промыслительную историю с ее победами и достижениями стараются свести к цепочке случайностей, объяснить простым стечением обстоятельств. Стремятся выставить наших главных империостроителей - Иоанна Грозного, Петра I, Сталина - сумасшедшими тиранами и невиданными диктаторами.
Русское мессианство - строительство городов и дорог, налаживание сельского хозяйства, составление алфавитов для национальных языков и поддержка национальных литератур - оказывается экспансией и геноцидом.
Ключевые смыслы русской цивилизации - самопожертвование, нестяжательство, доброта, трудолюбие - стараются подменить злобой, ленью, скупостью, самообогащением.
Опорные точки нашей культуры норовят сделать подрывными точками. Традиционная, патриархальная семья атакована ювенальной юстицией и однополыми браками. Прочнейшая система образования, работавшая, как отлаженный механизм, изуродована ЕГЭ и Болонской системой. Из великого русского слова вырывают славянский корень, будто латиница крестовым походом идет на кириллицу. Русское слово лишают певучести и мелодичности, насильственно прививая ему какофонию чужеродных языков. Нападают на православную церковь - хранительницу апостольской веры - через панк-молебны, крестоповалы и надругательства над фотографией патриарха.
Поток светоносной энергии русской истории неиссякаем. Это бесконечный родник, возникший после удара святого старца посохом о землю. Этот родник нельзя закопать, иссушить, отравить. Можно только пробить или проложить в ложном направлении световод. Можно потерять дорогу к источнику. Но самое страшное - прийти к нему с пробитым сердцем или засоренной душой. С сердцем, которое не удержит, не сохранит сияния предков. С душой, в которой из-за суеты, сомнений и боязни не окажется места светоносной энергии. Тогда она будет бить впустую, как пульсирующая кровь из разорванной артерии.
Но если Господь укажет путь к световоду, а сердце и душа пребудут чисты, то через каждого из нас лучистая энергия истории дойдет до заветного кристалла Пятой империи, которая просияет во свете и славе.
Рис. Алексей Беляев-Гинтовт
Анастасия Белокурова
4 сентября 2014 0
Культура
"Самый опасный человек" Антона Корбайна
"Самый опасный человек" (Великобритания, США, Германия, 2014, режиссёр - Антон Корбайн, в ролях - Филипп Сеймур Хоффман, Рейчел Макадамс, Григорий Добрыгин, Уиллем Дефо, Хомаюн Эршади, Робин Райт)
Спустя тринадцать лет после того как в одной из мечетей Гамбурга был спланирован теракт, взорвавший Америку 11 сентября, в немецкий порт нелегально прибывает измождённый молодой бродяга Иса Карпов (Григорий Добрыгин). "Я - чеченец!" - гордо говорит он приютившей его из сострадания турецкой семье и демонстрирует следы пыток в путинских застенках. Несмотря на крайне жалкий вид и практически полное отсутствие способности общаться, у Исы есть цель - он наследник далеко не малых денег своего отца, российского полковника, изнасиловавшего его мать, чеченку, во время боевых действий. Но правоверный мусульманин не желает пользоваться "грязными бабками" и всем сердцем стремится пожертвовать их на святое дело ислама. Он пытается связаться с лидером мусульман Абдуллой (Хомаюн Эршади) и передать ему ненавистные купюры, до сих пор спокойно почивавшие в банке. Но Абдуллу давно подозревает в пособничестве терроризму спецотдел по борьбе с экстремизмом, заправляет которым бывалый шпион Гюнтер Бахман (Филипп Сеймур Хоффман), в свое время сосланный в Гамбург из-за провала спецоперации в Бейруте. Абдулла, возглавляющий благотворительный центр, распоряжается деньгами так: на 95% помогает бедным, на 5% финансирует пламенный джихад. Но прямых доказательств для ареста мусульманского лидера у разведки нет.
"Спланированный в Гамбурге теракт 11 сентября мог бы не состояться, если бы не обострившаяся конкуренция спецслужб", - вещает нам начальный титр фильма. Отсюда и невероятное рвение отдела Гюнтера, подозревающего каждого чужака, вступившего на гамбургскую землю. Едва коснувшись натруженной ногой мостовой города, Иса тут же становится объектом внимательной слежки. Под объективы камер попадает и молодая правозащитница Анабель Рихтер (Рэйчел Макадамс), взявшаяся помогать несчастному беженцу. Не дремлет и ЦРУ в лице холодной, расчётливой брюнетки Марты Салливан (Робин Райт). Интересы разведок входят в противоречия. Война с терроризмом оказывается на втором месте. Побеждает сильнейший.
Фильм снят по недавнему роману Джона Ле Карре, вышедшему в 2008-м году и опубликованному у нас под названием "Особо опасен". Непростительно слабый для этого матёрого писателя опус, тем не менее, демонстрировал изменчивый мир, прогнувшийся под прозорливым пером бывалого разведчика. Во времена "холодной войны" во главу угла проблем, поднимаемых писателем, ставилось адекватное противостояние Запада и Востока, где главной фишкой была большая политическая игра, основанная на уважении к врагу. Присутствие Америки как доминантной страны, пытающейся взять под контроль европейские разведслужбы, косвенно обыгрывалось ещё в романах про Джорджа Смайли. Здесь же вся эта нелепая история про "плохого Путина" и его исламских жертв - Иса уважает Запад за то, что здесь ему не запрещают верить в Аллаха (!) - не более чем абсурдный фон для критики внешнеполитического курса США. Отступает на второй план и совместное сетование Америки и Европы, что в оголтелой борьбе с коммунизмом они проглядели исламскую угрозу и её последствия. В этой простой истории главной мыслью становится то, что коллегам из-за океана нельзя не то что доверять - они в грош не ставят усилия своих союзников, предпочитая отсиживаться в сторонке и в последний момент загрести жар чужими руками.
Голландец Антон Корбайн, ранее прославившийся как режиссёр клипов групп Joy Division, U2 и Depeche Mode, перешёл в большое кино ("Контроль", "Американец") в несколько эпатажном, ярко выраженном авторском ключе. Приступая к экранизации Джона Ле Карре, он умерил амбиции, выбросил слезливую сентиментальность страниц, посвящённых нереальным мукам Исы, и заострил взгляд на единственно значимой в литературном оригинале фигуре Гюнтера Бахмана. Эта роль стала последней у великого Филиппа Сеймура Хоффмана, и только ради этого уже стоит смотреть "Самого опасного человека". Знающие, что такое книжки Джона Ле Карре, никогда не будут ожидать от их экранизаций динамичного зрелища. По сути, "Самый опасный человек" - это великолепно сыгранная драма профессионала, действующего по европейской старинке, оказавшегося под колесами беспринципной машины нового века. Пока молодой чеченец прячется в полупустом доме и пускает бумажные самолетики в невидимого противника, Гюнтер шляется с вечной сигаретой по злачным гамбургским кабакам, тщательно выстраивает в голове план очередного изящного шахматного хода. Он изначально заточен под глубокий анализ информации, он способен посмотреть в глаза врагу и увидеть там человека. Вот только врагов следовало искать куда ближе к собственному телу.
