а сами они были лишь невольницами своих супругов. С другой стороны, позднее эти представления открыто опровергали такие путешественницы, как леди Монтегю, Джулия Пардо и Люси Гарнетт, которые подолгу жили в Османской империи. Их позиция была прямо противоположной, османские женщины представлялись им, возможно, самыми свободными во Вселенной, а уклад их жизни — достойным примера для всех наций.
Несоответствие между этими двумя точками зрения нашло свое разрешение только в свете документов судопроизводства, касающихся османских женщин. Западные исследователи потратили немало усилий на изучение юридических прав османских женщин и эффективности их использования в суде для защиты личных интересов. Имеющиеся свидетельства наглядно демонстрируют, что османские женщины были далеко не такими угнетенными и беспомощными членами общества, а имели (и часто использовали) возможность отстаивать в суде свои права, даже если второй стороной процесса выступали их собственные мужья и другие родственники мужского пола. Известны случаи, когда женщины, не добившись благоприятного исхода в местных судах, прибывали в Стамбул издалека, например, из Египта, чтобы подать султану прошение об устранении допущенной несправедливости.
Образ османских женщин, отраженный в судебных документах, заинтересовал меня уже по-настоящему. Я нашла в османской женщине модель, не привязанную к пространству и времени. И внешне, и в манере себя держать она была исключительно женственной, изящной и благородной. Однако по духу она была бойцом, стойким и отважным защитником своих богоданных прав. Ее мужское и женское начала были в равной мере развиты и уравновешивали друг друга, что позволяло ей служить надежной опорой семьи и играть чрезвычайно важную, пусть и незримую, роль в общественной структуре. Короче говоря, они не была ни демоном, ни ангелом, как ее по ошибке изображали, а являлась высокоразвитой личностью, в полной мере реализовавшей свое естество, настоящей женщиной, признанной и уважаемой.
Час отдыха в гареме. Художник Йозеф Химмель
В наши дни, когда женщины по всему миру порывают с образом, который навязывался им веками, и ищут для себя новой и лучшей идентичности, османская женщина предлагает им действенную модель. Связь ее с создателем была глубока и нерушима, что побуждало ее в одних случаях выражать божественное сострадание и любовь, а в других — величие и могущество всевышнего. Конечно, социальные параметры женщин сейчас изменились, однако принципы, на основе которых формировался тип османской женщины, не менее значимы в двадцать первом веке, чем в прежние времена.
Западный взгляд на османских женщин
«Турецкую жену всегда называли рабыней и невольницей. Это неверно. На самом деле, с юридической точки зрения, ее статус предпочтительнее, чем у львиной доли европейских жен, и до вступления в силу сравнительно недавних законодательных новшеств английская жена в большей степени являлась невольницей, чем турецкая, у которой всегда был полный контроль над ее собственностью. Закон позволяет ей свободно использовать и распоряжаться всем, чем она завладеет во время брака или что унаследует после. Она в любой момент может продать свое имущество или завещать его, кому пожелает. В глазах закона она свободный агент. Она может действовать независимо от мужа, без его ведома она может подавать иски в суд или самой быть ответчицей по делу. В этом отношении она наслаждается куда большей свободой, чем ее христианские сестры». Так писала Дукетт Ферриман в 1911 году.
Тема османских женщин веками будоражила западных читателей. Вуаль, заключение в гарем, полигамия, и сейчас привлекающие внимание, побудили многих европейцев, вопреки всем трудностям дальней поездки, отправиться в Османскую империю, чтобы получить ответы на интересующие их вопросы из первых рук. И мужчины, и женщины писали о своих впечатлениях от османской жизни, но присутствие женщин было особенно ощутимым в викторианскую эпоху. С величайшими подробностями они описывали то, что им довелось увидеть и услышать за время пребывания в османских землях. Люди, места, события, обычаи, пейзажи — все было скрупулезно рассмотрено и записано европейскими путешественниками. Многие из этих европейцев могут рассматриваться как очевидцы исторической османской жизни.
Вид на Босфор
Вместе с тем, что касается точности описаний, приведенных в отчетах путешественников, к этому вопросу следует подходить с великой осторожностью. Османцы были чрезвычайно закрытыми людьми. Их личная жизнь не выносилась на всеобщее обозрение. Османские женщины обитали в гаремах, считавшихся священным пространством, и в круг их близкого общения из числа мужчин входили только ближайшие кровные родственники — братья и отцы, — а также мужья и свекры. Иностранцы-мужчины никогда не имели доступа в гарем, так что такому путешественнику было практически невозможно дать основанный на своих личных наблюдениях отчет о женщинах и жизни в османском гареме. Вместо этого ему приходилось полагаться на том, что он прочел в иных источниках, услышал у других иностранцев — или на собственную фантазию. Даже женщины-иностранки допускались в гаремы с великим трудом. Чтобы попасть в гаремы османской элиты, им требовались хорошие дипломатические связи.
Другим препятствием на пути к достоверности описаний являлась религиозная и культурная предвзятость европейцев. Исходной точкой их представлений о гареме была классическая книга сказок «Тысяча и одной ночи», переложенная на французский язык Антуаном Галланом и вышедшая в 12 томах в период с 1707 по 1714 год. Позднее появилось несколько переводов на английский, сделанные британскими учеными, самый известный из которых осуществил ориенталист сэр Ричард Бертон (издан в 1882–1886 годах в 17 томах). Стереотипы о ветреных и вероломных женщинах, представленные в «Тысяча и одной ночи», значительно повлияли на читающую публику. Эта книга и многие другие переводы восточных сказок, а также последовавшие за ними стилизации стали основой традиционного ориентального эротического образа гарема и женщин в нем.
Обычный день в гареме. Художник Томас Аллом
Любопытно, что первоисточник «Тысяча и одной ночи» неизвестен. Галлан предполагал, что сказки попали в Аравию через Персию из Индии. Неясно, сочинена ли книга одним человеком, или это компиляция текстов разных авторов. Кроме того, на арабском текст был опубликован впервые примерно через столетие после французской версии. Хотя происхождение «Тысяча и одной ночи» туманно, воздействие их на западных читателей было вполне определенным. Наряду с появившимися вскоре изданиями восточных сказок (турецких, персидских, китайских и т. д.), сказки «Тысяча и одной ночи» подготовили фундамент для мифа о гареме, изображавшего восточных женщин похотливыми и развращенными созданиями, а гарем — пространством, в котором этот эротизм находил выход. Подобные стереотипы раз за разом воспроизводились в отчетах европейских путешественников и живы до настоящего времени благодаря литературным трудам чувственного толка, включая
