с ней компромисс. На каждый вопрос имелся лишь один правильный, объективный ответ, до которого можно додуматься, и как только он станет ясен, все разумные люди примут его за истину, касается ли он науки, экономики либо сферы более личной. Для людей разума даже сердечные дела проходили по совершенно логичным схемам. Когда, например, Дэгни Таггарт повстречала Хэнка Реардэна, им просто суждено было стать любовниками, поскольку в строгой иерархии мыслящих рационально Дэгни была самым совершенным женским воплощением разумного начала, а Хэнк на протяжении первых двух третей книги — самым совершенным воплощением разума в мужчине. Потом, на странице 652, Дэгни пришлось совершить вынужденную посадку в Атлантиде, и она встретила наконец Джона Галта, самого рационального человека на свете — истинного патриарха разума, неумолимого и непогрешимого. И разумеется, Дэгни поклялась Галту в вечной любви, Галт поклялся ей; а Хэнк Реардэн во мгновение ока переместился в категорию любимого друга. И Хэнк не взревновал. Ревность считалась коллективистским чувством, нерациональным желанием незаслуженного ценного объекта, а Хэнк Реардэн не был ни коллективистом, ни иррациональным человеком; следовательно, что и требовалось доказать, он не просто не ревновал — он и не мог ревновать. Напротив, он даже восхищался более уместной симметрией нового союза, как мог бы восхищаться четкими архитектурными линиями хорошо выстроенного небоскреба. Он понимал, что Дэгни и Галт стали парой, потому что это логично, и не проливал слез из-за собственной утраты.
К странице 927 все индивидуалисты бежали в Атлантиду, остался только один. Это была Дэгни Таггарт, которая, несмотря на свою любовь к Джону Галту, отказывалась бросить железные дороги. Когда падение империи альтруистов стало неотвратимым, по всей Америке стали вспыхивать очаги анархии и хаоса, но Дэгни продолжала верить, что окончательного краха можно избежать. Разумеется, к концу даже злодеи должны внять здравому смыслу, и, разумеется, в самый последний момент они задерут лапки и скажут: «Ну все, хватит. Вы были совершенно правы, а мы глубоко заблуждались. Не надо обрушивать на нас ваш гнев».
Подобная капитуляция была бы рациональной, но коллективисты не действовали рационально. Даже после того, как Джон Галт вышел в национальный эфир с 58-страничной речью, в которой с неопровержимой логикой закладывались основы забастовки, они все равно не сдались. Вместо этого коллективисты послали шпионов проследить за Дэгни Таггарт, когда та пойдет на рандеву с любовником, и арестовали Галта. Его не казнили; коллективисты признали, что Галт умнее их, и попытались заставить его поступиться собственными ценностями и стать их экономическим царем. Он отказался, и его отволокли в Государственный институт науки, чтобы там его сломили на дыбе электронной Убеждающей машины доктора Флойда Ферриса. Дерзость Галта под пыткой была настолько героической, что Джеймс Таггарт (злой альтруистичный брат Дэгни) пережил экзистенциальный кризис, который сделал из него калеку и погрузил в кому.
Пока Джеймса везли на носилках куда-то в приятную тихую комнату, Дэгни возглавила выступление остальных индивидуалистов во имя не-альтруистического спасения. Громилы, охранявшие Государственный институт науки, начисто лишенные способности рассуждать, не могли решить, нужно ли им защищаться, поэтому убрать их с пути оказалось легко. Галта освободили; эскадрилья частных самолетов отвезла всех героев в Атлантиду, где они подкрепились триумфальным завтраком. Пролетая над Нью-Йорком, они посмотрели вниз и увидели, что огни великого города погасли — последний признак поражения коллективистов. Мировой двигатель остановился; и люди разума, отдохнув, вернутся из ссылки и заново отстроят цивилизацию в соответствии со своими справедливыми и истинными принципами. Конец».
Оказалось, что роман про Атланта продаётся в декабрьской Москве 2012 года по цене рубль/страница.
Извините, если кого обидел.
28 декабря 2012
История про то, что два раза не вставать (2012-12-31)
Дай Бог всем здоровья и денег побольше.
Правда, я хотел предупредить, что после вашего празднования Нового года собираюсь вывесить большой святочный текст. Но — какая жизнь, такие и святки. Да и тема тамкая — всякий уважающий себя писатель должен ныне сочинить текст на тему зимы, холода, и загадочного случая с путешественниками в дикой местности. В полном виде он выйдет в журнале "Новый мир" и всякий может поддеррржать этот журнал материально.
Но я не только об этом — мир устроен так, что Живой Журнал работает как советская экономика в девяносто первом году.
Так что стесняться ннечего — воруй, убивай, люби гусей без ката. Более того, я, как известно, никогда не убираю длинные тексты внутрь. Не любо — не слушай, а длинно писать не мешай. Чай не на окладе сижу, недовольные мне копеечки малой не дали. Так что пусть эстеты почистят от меня ленту на праздник.
А то иногда случаются недоразумения.
И, чтобы два раза не вставать, я скажу о перебоях в работе нашего уютного кафе.
Тут стало модно проклинать неизвестного мне человека Дронова — может, это всё и верно, да только там много народа.
Как звать начальника IT? Кто там связной с общественностью? Вся та же красивая баба? Отчего не запомнить технический персонал — программистов-улучшателей, работников серверов, маркетологов-рекламистов? А то все горазды — мы поименно вспомним тех, кто поднял руку. Дохлых писателей, чекистов-коммунистов всяк норовит вспомнить. А вот того симпатягу-дайвера на Красном море, ту брюнетку из Москвы, с которой познакомился в Таиланде? Живой Журнал это подобие нашего ЖКХ, и — вообще, подобие нашего всего. То есть, масса людей прошла через компанию СУП с неплохими окладами, последовательно ухудшая сервис, огромное количество людей кормилось на Живом Журнале примерно так же, как они это делали в своих глянцевых журналах — без божества, без вдохновенья. И они сидели рядом с вами в барах, вы пили с ними под новогодними и прочими ёлками, да, может, вы и сами там работали. Что удивляться?
Идите все за новогодний стол.
Дай вам Бог здоровья и денег побольше.
Извините, если кого обидел.
31 декабря 2012
Опечатка: вместо "милиция" читать "оппозиция".
Зверев Анатолий Матвеевич (1939–2003), филолог, переводчик и преподаватель. Я его знал. Он был хороший.
Предлог здесь вставлен, кажется из соображений размера, но не размерности. Чрезвычайно интересно, каков был термометр в этой кочегарке. Не исключено, что термометр был английский. Но любые манипуляции с Реомюром и Цельсием дают фантастические результаты. Всё же, логичнее «до сорока пяти».
Тут что-то странное — может и была