Уистан Оден - Стихи и эссе

     Грядущее крадется к нам, как тать.
     Мы собираем слухи по крупице —
     О чем мечтает королева-мать
     Или к кормилу рвущийся тупица.

     На прошлое великие мужи
     Косятся, чем темней, тем беззаботней, —
     Там те же казни, те же миражи
     И та же потасовка в подворотне.

     Мы в страхе опираемся на то,
     Что кончилось; кончаясь, бьемся в стену,
     Дырявую подчас, как решето, —

     Что пропускает жирную Алису
     В страну чудес, за ветхую кулису, —
     До слез мало то место во вселенной.

     О волнорезы бьется с воем
     И тяжким грохотом вода.
     В разгаре брошена страда.
     В пещерах гор — приют изгоям.

     Покрой парадных тог — с ума
     Сойти; агенты тайной службы
     Приходят под покровом дружбы
     В патриархальные дома.

     Не зарясь на соборных шлюшек,
     Берут любую, кто дает,
     И славит евнух-стихоплет
     Воображаемых подружек.

     Головорожденный Катон
     Пытает древние вопросы,
     Но быкомордые матросы
     Удавятся за выпивон.

     Огромно Цезарево ложе.
     КОГДА ЖЕ АВГУСТУ КОНЕЦ? —
     Выводит молодой писец
     Стилом казенным с личной дрожью.

     Авгуры обожают птиц,
     А те на яйцах восседают
     И, не гадая, наблюдают
     Распад империй, крах столиц.

     И, босоноги, безобразны,
     По золотым заветным мхам
     Прут отовсюду орды к нам —
     Быстры, безгласны, безотказны.

     Вначале чащи были черт-те чем
     (Пьеро ди Козимо писал их часто) —
     Медведи, львы, нагие толпы тел
     И вепри с человеческою пастью
     Друг дружку пожирали в глубине,
     Бежав неопалимой купины.

     Местами став охотничьих забав
     Эсквайров из соседних деревенек,
     Все шепчутся, тех игрищ не забыв,
     И рады бы спалить весь деревянник,
     Но Трон и Церковь, дав им статус рощ,
     Мешают взбунтоваться дебрям чащ.

     Пусть потаскух уводят в номера,
     Где спросят подороже, но немного, —
     А здешний дух вовек не умирал, —
     И, пав во мху, былая недотрога
     Клянет не опрометчивость свою,
     А сводника — лесного соловья.

     Вам эти птички разве что видны,
     А пенье заглушает перебранка
     На пикничке. Но как заземлено,
     Как второсортно протяженье Ганга
     В сравнении с протяжной жизнью в чащах —
     Вне духов, вне божеств, вне тещ и мачех.

     Здесь древности могильный ареал.
     Здесь человек принижен, но не жалок,
     Здесь алчность первородную сдержал,
     И здесь душою отдохнет филолог —
     Среди теней древесности густой,
     Не знавших дней словесности пустой.

     Здесь перевоспитание ушей:
     Морзянка Пана выше расшифровки,
     Кукушка по-крестьянски колгошит,
     А дикие голубки-полукровки
     Туземные акценты привнесли
     В уклад цивилизованной семьи.

     Здесь гибель не безгласна никогда.
     Осенний плод над палою листвою
     Умеет объявить свою беду,
     А человек, противясь естеству — и
     Потерями и старостью объят, —
     Звук счастья ловит в вечном шуме вод.

     Хороший лес не хуже алтаря:
     Ты позабыл, что презираешь ближних.
     С самим собой ты бьешься на пари,
     Что человек — превыше слов облыжных.
     Хороший лес, особенно в глуши,
     Двойник народа и его души.

     Но рощица, сожженная в золу,
     Но гордый дуб с насквозь прогнившей грудью
     Гласят, что нашим миром правит зло,
     Уродство верх берет над плодородьем.
     Хитра культура наша, как лиса,
     А все ж не краше, чем ее леса.

     Я запросто себя воображу
     На старость лет унылым попрошайкой
     В питейном заведении в порту.
     Я запросто представлю, как опять,
     Подростком став, в углу кропаю вирши,
     Чем непроизносимей, тем длинней.
     Лишь одного не в силах допустить:
     Не дай мне бог стать жителем равнины.

     Чудовищно представить эту гладь —
     Как будто дождь сровнял с землею горы, —
     Лишь каменные фаллосы церквей
     Ждут разрушенья, словно пробужденья.
     Субстанция пологой пустоты,
     Слепая полость в глиняном кувшине,
     И гравий — как гранит или асфальт —
     Бесполостью калечащий пространство.

     А как расти, где все кругом равно?
     В предгорьях веришь в горы; в самом нищем
     Ущелье — по течению реки
     Спуститься можно в поисках сокровищ.
     Здесь ничего подобного: орел
     И решка — вот для гения весь выбор.
     Сдуй фермы с мест — как тучи поплывут.
     Того и жди сюда чужого флота!

     Любовь? Не в здешнем климате. Амур,
     Овидием описанный проказник,
     В раю аркадском будь хоть трижды слеп,
     Здесь от жары и холода прозреет.
     Равнинным несгибаемых матрон
     Не распатронить, если не решила
     Умножить население страны
     Соитьем в темноте, но не вслепую.

     Но и чем климат круче здешний Кесарь.
     Он аки коршун кружит наверху.
     Где горы, там порой сорвется мытарь,
     Где лес, порой подстрелят лесника, —
     И не ударит молния в смутьяна.
     А на равнине стражи тут как тут:
     Придут, распнут — и прочь… Но можно выпить.
     Поколотить жену. И помолиться.

     Из захолустья родом (с островков,
     Где жульничество пришлых канонерок
     Толковый парень мигом в толк возьмет),
     На рандеву с историей выходят
     Герои на равнину. Полумесяц
     Побит крестом. У мельниц ветряных
     Крыла недосчитался император,
     А самозванец рухнул в поле ржи.

     Будь жителем равнины я — питал бы
     Глухую злобу ко всему вокруг, —
     От хижин до дворцов, — и к живописцам,
     Апостола малюющим с меня,
     И к пастырям, пред засухой бессильным.
     Будь пахарем я, что б меня влекло,
     Как не картина истребленья градов
     И мраморов, потопленных рекой?

     Лишь в страшном сне — точней, в двух страшных снах,
     Я вечно обитаю на равнине:
     В одном, гоним гигантским пауком,
     Бегу и знаю — он меня догонит;
     В другом, с дороги сбившись, под луной
     Стою и не отбрасываю тени —
     Тарквинием (и столь же одинок
     И полн посткоитальною печалью).

     Что означает, правда, что страшусь
     Себя, а не равнин. Ведь я не против
     (Как все) повиноваться и стрелять —
     И обитать в пещере с черным ходом.
     Оно бы славно… Хоть и не могу
     Поэзией наполнить эти долы,
     Да дело-то, понятно мне, не в них,
     Да и не в ней… Поэзия — другое.

     Сужденья образуют мирозданье,
     В котором все послушно их азам.
     Лгать может вестник, но не сообщенье.
     У слов нет слов, не верящих словам.

     Но правила есть в словосочетанье:
     Держитесь за сказуемое там,
     Где вкривь и вкось пошло соподчиненье,
     Внимательными будьте к временам, —

     Правдоподобья требуют и сказки.
     Но если правду хочешь прошептать
     И срифмовать живое без описки,

     Тогда не ты — слова пойдут решать
     Твою судьбу: так на потешной пляске
     Вольно мужланам в рыцарей играть.