в 1926 году его сторонники представили более 200 документов, будто бы свидетельствовавших о том, что тот лично не поддерживал погромы и наказывал погромщиков. Наиболее резонансным из наказаний стал расстрел повстанческого атамана Ивана Семесенко. Вследствие погрома, учиненного им в Проскурове (нынешний Хмельницкий), 1200 евреев было убито, а еще 300 умерли в дальнейшем от полученных ран. Однако представленные документы не убедили. Критики отмечали, что большинство их появилось уже после отъезда Петлюры с Украины. В отношении же Семесенко имелись убедительные свидетельства, что, вопреки приговору, в 1919 году он не был расстрелян, сменил фамилию и уехал в Галицию. Его смерть датировалась 1920 годом, что уже было связано с другими политическими обстоятельствами.
Рис. 24. «Петлюровщина» в развитии украинского национализма
Ненаказание погромщиков само по себе являлось выражением поощрения погромов. «Не ссорьте меня с моей армией», — заявил глава Директории в ответ на жалобу еврейской депутации о погромах. Уже будучи в эмиграции, Петлюра заявлял, что сведения о погромах, осуществлявшихся украинскими повстанцами, являются ложью большевистской пропаганды. Погромы будто бы осуществляли сами большевики. Оправдание Петлюре было необходимо, так как без него поддержка со стороны Антанты не представлялась возможной [178].
Убит был Симон Петлюра во Франции в 1926 году еврейским поэтом Самуилом Шварцбурдом. Убийство являлось местью за погромы на Украине. В результате погромов Шварцбурд потерял всю свою семью — 15 человек. Кощунством может быть названа позиция украиноязычной «Википедии», утверждающей, что Шварцбурд действовал как агент ОГПУ.
В википедийном тексте приказ убить Петлюру приписывается лично В. И. Ленину. Будто бы в 1922 году лидер большевиков произнес следующее: «Никакие Деникины, Юденичи нам не страшны, потому что их программы устарели. Нам, большевикам, страшен только один лидер — Петлюра, программа которого опасна для нас. И до тех пор, пока Петлюра будет жить, пока не закончится движение восстаний против нас, мы не можем ждать покоя на Юге. Поэтому Петлюру нужно убить. Поручаю Сталину как представителю партии, а Дзержинскому и Трилессеру по линии ЧК выполнить эту задачу». То, что Ленин не мог произнести ничего подобного в принципе, не мог этого произнести в контексте 1922 года, не мог поставить соответствующую задачу перед Сталиным, очевидно. Отсутствует соответствующее высказывание Ленина в каких-либо иных претендующих на репрезентативность источниках.
Состоявшийся в Париже суд по факту убийства вызвал широкий резонанс и завершился вынесением Шварцбурду оправдательного приговора. В защиту подсудимого выступили многие известные люди времени: Анри Барбюс, Анри Бергсон, Максим Горький, Поль Ланжевен, Марк Шагал, Альберт Эйнштейн и др. Были представлены многочисленные свидетельства по факту еврейских погромов на Украине при Директории. Сторона защиты пыталась выстроить конспирологическую версию убийства, связывая его с еврейским заговором и действиями советской агентуры. Оправдание Шварцбурда являлось одновременно и фактическим обвинением Петлюры [179].
Но если в отношении евреев для петлюровцев еще было нужно оправдание, то оправдываться за рос-сиефобию от них не требовалось. В вопросе о русских Петлюра был вполне определенен. «Между царской Россией и современной коммунистической, — пояснял он свою позицию, — для нас нет разницы, ибо обе они представляют собой только разные формы московской деспотии и империализма. Идеал государственности украинской не может быть втиснут в узкие рамки федерации, конфедерации, тем более автономии, ни с Россией, ни с кем бы то ни было» [180].
Петлюра полагал, что Россия представляет угрозу в любом ее виде — и красная, и белая. В работе с характерным названием «Московская вошь» дается, в частности, следующее рассуждение главы Директории: «Россиянин, или проще говоря — москаль, или русский, все равно, или он «царю-батюшке» служит, или социалистом-революционером себя называет, или наконец в большевики-коммунисты сшился — он одинаков; без лжи жить не может; обманывать — для него первое дело. Обманом, ложью, подбоем и крючком он целые века жил; обман для него второй натурой произошел; обманом он другие народы порабощал» [181]. «Московщина, — наставлял Петлюра украинцев, — умеет разные краски для притеснений над нами подбирать: если надо: то она делается «красной», а когда того требует дело, то «белой»» [182].
Из этого диагноза следовали задачи — дискредитировать идею союза с Москвой и расчленить саму Россию. «Мы, — заявлял он, — должны скомпрометировать идею реставрации великой России, как идею нереальную, искусственную и невыгодную для Европы, выставляя план разделения ее, как наиболее целесообразное решение омерзлого, беспокойного дела, все таящего в себе угрозу и опасность для Европы, что и теперь тает в себе те же тенденции и бороться с намерениями некоторых групп эмиграции (Грушевского, Винниченко) привлечь украинцев к федеративному сожительству с ней». Развитие темы российской угрозы предполагалось адресовать Западу, на чью помощь петлюровцы продолжали рассчитывать и находясь в эмиграции. Эта позиция выражалась, в частности, следующими словами Петлюры: «Наибольшим препятствием для признания суверенности Украины есть гипноз самого имени Россия. Этот гипноз следует развеять, особенно в Америке (Северные Штаты) и Франции. Дело разделения России нужно поставить как дело покоя всего мира, как дело европейского равновесия и реально-материальной выгоды государств» [183].
Националисты, потерпевшие поражение в ходе Гражданской войны, не оставляли планов вернуться. На осень 1921 года правительство Украинской народной республики в изгнании планировало организацию вторжения на территорию советской Украины. Поход с территории Польши должен был быть поддержан всеукраинским восстанием против большевиков. Для координации действий всех сил во Львове под руководством внучатого племянника Тараса Шевченко Юрия Тютюнника был учрежден Повстанческий штаб. Со стороны Франции и Польши имелось обещание вмешаться и направить регулярные силы в случае, если начало выступления украинских националистов будет успешным. Однако замысел в результате тактической игры советской разведки был раскрыт и предпринятые националистами вторжения отражены. Прецеденты вторжения дали основания для предъявления претензий Польше о нарушении той условий Рижского мирного договора. Начинать новую войну за интересы украинских националистов Польская республика не собиралась и в дальнейшей военной поддержке им было отказано. В связи с требованиями СССР к Польше о выдаче Петлюры в 1923 году он был вынужден покинуть Польскую республику и через некоторое время оказался во Франции.
В 1923 году руководитель Повстанческого штаба Тютюнник был арестован ГПУ при переходе советско-польской границы. Взятый в плен, он решил пойти на сотрудничество с советской властью и впоследствии преподовал в Школе красных командиров в Харькове. Там он читал, в частности, лекции по тактике партизанской и противопартизанской борьбы, имевшие большое значение для подготовки кадров в перспективе будущей войны. Важны были и разоблачения Тютюнником Петлюры и в целом политики УНР. ««Национальные герои» типа Петлюры и Ливицкого, — обвинял он своих бывших
