Вот об этом я и попытаюсь вам рассказать!
Теперь вы понимаете, почему во время странствий я с нежностью думал о милых наших неудачниках, оставшихся во Франции?
Они кажутся чуть не водевильными персонажами, везунчиками рядом с теми неудачниками из самого ада…
Я не назвал вам тот городишко, где видел первых, поскольку неудачники — люди умные и обидчивые. Что до вторых, мне придется прибегнуть к еще большим предосторожностям, поскольку они умны и обидчивы в квадрате.
Если я скажу вам: «На острове Раротонга живет один белый, который…», это будет катастрофа. Потому что на этом острове живут только двое белых, и пятьсот чиновников в наших владениях в Океании мигом все поймут.
Зачем причинять страдания этим людям, которые ничего больше не хотят, кроме покоя?
Лучше уж запутать следы. Если я пишу, что некто находился на одном из Маркизских островов, это, вне всякого сомнения, означает, что он жил на островах Туамоту. Если упоминаю Колумбию, значит, имею в виду Боливию, а Эквадор подчас будет обозначать Венесуэлу.
Потому что любители дальних странствий и авантюристы знают друг друга не хуже, чем обитатели маленького городка.
На Таити я повстречал одного давно уже работающего в колониях врача, с которым болтал три вечера подряд. Так вот, все эти три вечера прошли в разговорах о людях, с которыми мы оба сталкивались в Габоне, в Судане, на Новых Гебридах и в Сайгоне.
Я начинал:
— Выехав из Конакри, я встретил на 247-м километре…
— Лейтенанта такого-то… служит на железной дороге…
И всякий раз он попадал в точку.
Видите, как важно соблюдать осторожность: ведь рассказ, который вас всего лишь слегка заинтересовал, через полгода может обернуться катастрофой для какого-нибудь неудачника, застрявшего на 23-м или 146-м километре одной из дорог ада, куда его засунули по благожелательной протекции какой-нибудь свояченицы или кузины.
Впрочем, я буду путать далеко не все следы.
Сочинять я ничего не стану. Какое там! Обладай я сам разнузданным воображением, правда все равно превосходит мои выдумки.
Потому что — повторяю — наши милые домашние неудачники — балованые дети по сравнению с теми, которые… Словом, с теми, кто метил высоко, очень высоко. И кто испытал на себе, что значит падение.
Борец с крысами, или Банальнейшая история
Этот сюжет заезжен не меньше, чем соблазнение юной работницы в расхожих романах. И вот недавно я убедился, что он правдив: в нем есть прямолинейная, жестокая правда почтовой открытки.
Я расскажу историю инженера, посланного в Южную Америку для проведения геологических изысканий. Некий делец из Нью-Йорка, Лондона или Парижа отправляет молодого специалиста в далекую страну с гибельным климатом. Инженер должен представить благоприятный доклад, в результате которого на бирже подскочат акции рудников.
Второстепенные персонажи, как правило, таковы: № 1 — метис, которому поручено уговорить или отравить молодого человека; № 2- влюбленная туземка; № 3 — дочка дельца, влюбленная еще сильнее.
Я приехал в один уголок на берегу Тихого океана, и при мне там разыгралась точь-в-точь такая история; хочу рассказать ее, очистив от всякого киношного романтизма, от всякой избыточной экзотики.
Ведь экзотика — это нечто несуществующее. Стоит очутиться там — в Африке, Азии или экваториальных джунглях, — и сразу свыкаешься с пейзажем: дерево — оно и есть дерево, будь то дуб, манго или кокосовая пальма; прохожий — он и есть прохожий, белый он или негр, носит он одежду из ткани или прикрывает наготу пучком сухой травы. Человек привыкает ко всему.
Обстановка золотых приисков? Пожалуйста! Прежде всего представьте себе низкий, грязный берег, очень широкую реку тускло-серого цвета, которая, разветвляясь на добрую сотню рукавов, впадает в Тихий океан…
Океан в тех местах тоже серого цвета и небо серо. Заблуждаются те, кто воображает себе, будто в тропиках сплошное буйство красок и ослепительный свет. Большую часть времени вы проводите в гнетущей серой дымке, теплой, однообразной, солнце словно разжижается в ней — и все равно пропекает вам голову до самого мозга, вынуждая не снимать шлем с утра до вечера.
Вдоль океана, вдоль реки тянется непроходимый лес, вздымается зелень, но и у нее какой-то серый оттенок.
Здесь, в джунглях, до сих пор еще обитают дикари-индейцы, охотники за головами, но можно прожить в этих краях лет шесть и ни разу их не увидеть.
Вдали от океана, в пяти днях пути на каноэ, есть город, о названии которого я умолчу, испанский городишко, похожий на тот, с которого я начал рассказ, но в этом городишке жарко, в нем нет воздуха, нет веселья, потому что он лежит на равнине.
Золотой прииск? Чтобы попасть туда из города, надо сперва спуститься по реке до самого моря. Я сказал — пять дней пути. Нанимают три или четыре каноэ, каждым правят два индейца. К бортам каноэ крепятся стволы бамбука, они служат балансирами. Путешественники преодолевают пороги. Берегутся аллигаторов. Часто встречаются мели, и тогда индейцы соскакивают в воду и толкают лодки.
Спят на земле, положив рядом ружья, но главное, все время приходится сражаться с насекомыми, и поутру опухшие лица путешественников напоминают цветную капусту.
Добравшись до устья, надо выйти в океан и проплыть несколько миль вдоль берега до следующей речки, поуже, а затем подниматься по ней еще два дня.
Не спрашивайте, можно ли проделать этот путь пешком, на лошади, в машине. Через лес не пробраться. Это стена. Единственная дорога — река, другой нет.
Просвет среди деревьев. В сотне метров от мутной реки деревянный дом, крытый гофрированным железом, белые буквы складываются в солидные слова: «Анонимное общество золотых приисков…»
Внутри дома железная походная кровать, умывальник, письменный стол светлого дерева, как во всех конторах, груды бумаг на шкафах, старомодный сейф.
И человек, француз — ему без малого тридцать пять лет.
Апрель, 12-е число, запомните хорошенько эту дату. Самый разгар сезона больших дождей и соответственно невыносимой жары. Дождь стоит стеной часы и дни напролет, все вокруг затоплено, а когда солнце желтым лимоном проглядывает из-за густой пелены облаков, от земли валит пар, и напрасно человек старается вздохнуть полной грудью: дыхание делается прерывистым, затрудненным.
Вечер. Хибару заливают струи дождя, плесень разъедает сапоги, вырастает на всем, что сделано из кожи. Стопки бумаг на столе пропитаны водой и похожи на влажные тряпки.
Керосиновая лампа. Полуголый человек, на коже которого в этакой жаре все время проступает испарина, пишет, задыхаясь, замирая после каждой фразы.
Передо мной лежит письмо, которое он написал той ночью; это один из самых душераздирающих документов, какие мне известны. Адресовано оно другому французу, живущему в городке, о котором я вам говорил, в том, до которого от океана пять дней пути на пироге. Первые строчки написаны чернилами.
Дорогой друг!
Умоляю вас побыстрей исполнить мою просьбу. Пускай Д. (это метис, который все время снует между прииском и городком) привезет мне, не теряя ни минуты, как можно больше противоцинготного сиропа и как можно больше апельсинов. А еще два гигиенических ведра, внушите ему это особо. (Он, негодяй, может и обязан меня спасти…)
Буквы прыгают. У человека лихорадка. Прервав письмо, он без сил бросается на пропахшую потом и плесенью койку. И сразу же под крышей, под полом начинается кошмарная, бесконечная пляска крыс.
В хижинах вокруг дома спят полсотни индейцев и метисов. Совсем рядом слышится однообразный шум набухшей от дождя реки.
Сколько минут прошло? Я восстанавливаю эту ночь только с помощью письма. Дальше в нем пробел. Следующие строчки нацарапаны карандашом, еще более лихорадочным почерком.
…Клопы, крысы, удушающая жара, бессонница. Но главное — крысы. Они справляют шабаш. Сущая пляска дикарей перед тем, как снять скальп. Двух я только что прикончил, но их тут сотни — я не смею даже погасить свет…
Пытался ли он все же уснуть? Наверно, от лихорадки у него зуб на зуб не попадает, все тело бьет дрожь. О чем он думает? О том, каким был и что с ним теперь стало?
В Южную Америку он приехал семь лет назад. До того преподавал в провинциальном французском лицее, получил степень кандидата физико-математических наук, потом преподавал в Париже, в Высшей школе торговли и промышленности, читал курс технических дисциплин.
Парижские и лондонские дельцы из тех, что летают самолетами и обитают в роскошных отелях, обратились к нему и заключили с ним неожиданный контракт, в силу которого он назначался не просто инженером, но директором их предприятия, причем статьи контракта пестрели странными оговорками, изложенными в мудреных терминах.
