свой престиж. Не то чтобы он уменьшается, но люди начинают стыдиться своего гнева. Тем не менее одно австралийское исследование – единственное в своем роде – показало, что люди испытывают гнев в пять раз чаще, чем сочувствие.
Таким образом, прогресс в искусстве противостояния врагам незначителен. Как только враг идентифицирован, пропаганда множит доказательства его порочности, чтобы усилить враждебность, исходя из предположения, что людям приятно, когда их мнение подтверждается. Например, Джон Фостер Даллес, госсекретарь США во время холодной войны, сталкиваясь с любой новой информацией об СССР, систематически игнорировал все, что шло вразрез с его мнением об оппоненте как о непримиримом и нечестном враге. Существует прочно устоявшаяся традиция, когда враги не слышат точку зрения друг друга. Так война может продолжаться вечно. И подстегивает ее то, что простые люди остаются в плену умонастроений, заставляющих их искать врагов, – точь-в-точь как государства.
Если вы думаете, что есть люди, которые вас презирают или желают вам зла, если внутри вас кипит не просто страх перед ними, а ненависть и отвращение при одном их виде, если вы убеждены, что вы и они совершенно несовместимы, то, возможно, ваши самые глубокие корни уходят в древнюю Персию и вы невольный ученик пророка Заратустры, жившего в Х веке до н. э. Его рекомендациям о том, как реагировать на врагов, до сих пор следуют многие, особенно на Западе, хотя его помнят только потому, что его жрецы-волхвы приходили к младенцу Иисусу. До тех пор, пока Заратустра не склонился к мысли, что существует только один истинный Бог и что все остальные боги на самом деле злые и полные ненависти демоны, враги были другими. Раньше было глупо воображать, что у человека есть непримиримые враги, ведь считалось, что происходящее зависит от прихотей большого количества богов и духов и от выполнения соответствующих ритуалов для завоевания их благосклонности. Не было необходимости ненавидеть тех, кто причинил тебе вред, потому что магия, жертвоприношение и молитва были более действенными способами борьбы с ними. Считалось, что самые древние божества могли быть и полезными, и злыми, в зависимости от того, как к ним относились. Заратустра заменил это верой в то, что жизнь – вечная битва, что каждый человек окружен врагами, которыми движет Сатана – заклятый враг, ненавидящий человека независимо от его поступков, просто за то, что он человек.
Заратустра возложил всю вину за сопротивление, вызванное его пророчествами, на Сатану. Только злоба могла объяснить такое сопротивление, считал он. Сатана отказывался понять его, лгал о нем: Сатана и был Ложью. Так родился универсальный козел отпущения, и ничто с тех пор не парализовало человеческий разум сильнее, чем поиск козлов отпущения. Не было необходимости исследовать мотивы или трудности своих врагов, как только человек научился распознавать в них Сатану и ненавидеть их. Несколько крупных религий поддержали идею о том, что люди обязаны бороться с Сатаной, который прячется за теми, с кем они не согласны. Кардинал Ньюман писал: «Прежде чем научиться любить, нужно научиться ненавидеть». Заратустра объяснил, как найти правильный объект для ненависти, кого винить во всех бедах. В других отношениях он был щедр, его идеал состоял в том, чтобы люди жили мирно и дружно; но он не мог понять тех, кто отвергал его идеи, не мог понять несогласия.
Теперь ученые спорят о том, какую часть своей доктрины он изобрел сам. Его религия официально почти исчезла. Сегодня ему поклоняются только парсы [22], которых сейчас насчитывается менее 60 тысяч, проживающие главным образом в Мумбаи, но они значительно изменили его учение. Разбогатев благодаря хорошему образованию и упорному труду, они стали ведущими промышленниками Индии и совершенно утратили одержимость Заратустры врагами. Иран, колыбель зороастризма, стал мусульманским, и культурные иранцы, развивая цивилизацию, ценившую утонченность и изящество, вероятно, наиболее основательно изменили простое учение Заратустры: их мистики видели в Сатане изобретателя поэзии, их поэты упивались утешением, что ничто не должно приниматься на веру, и использовали двойственность как средство защиты от угнетателей. Церемония паломничества в Мекку, где верующие бросают камни в знак ненависти к Сатане, представляет собой лишь часть учения Корана о том, как обращаться с врагами.
Заратустра живет не в какой-то определенной части света, а в темпераменте. Он пророк тех, кто ненавидит неопределенность больше всего на свете, кто желает избавиться от сомнений, страдая от них и считая их пыткой. Он вдохновляет тех, кто не интересуется своими врагами как личностями и не хочет знать, что эти враги, возможно, не абсолютно преданы другой стороне или не настолько враждебны, как кажутся. Из-за его деления мира на друзей и врагов люди, совершенно мягкие в своей обычной жизни, смогли приговаривать других к сожжению на костре, или вести с ними священную войну, или терроризировать и наказывать их, даже не познакомившись с ними, не выслушав объяснений, только потому, что они не хотели знать своего врага.
Именно молчание между врагами ярче всего проявляется в истории их конфронтации. Молчание можно нарушить. Незнание сложностей друг друга не позволяло врагам испытывать какие-то эмоции по отношению друг к другу, кроме гнева или ненависти. Люди по-прежнему культивируют в себе ненависть точно так же, как влюбленность, интуитивно, или считают само собой разумеющимся, что вражда – неизбежное следствие того, как устроен мир. Но создание врагов – одна из старейших и наиболее масштабных отраслей человеческой деятельности, и сырьем для нее могут стать просто оскорбленное достоинство и гнев, постепенно затвердевающий до тех пор, пока его производители не станут пленниками своей ненависти. Когда они не выбирают врагов сами, за них это делают другие. Гитлер писал: «Искусство всех истинно великих национальных лидеров состоит, помимо прочего, в том, чтобы не рассеивать внимание народа, а концентрировать его на одном враге». Нет причин придерживаться этого подхода вечно.
Когда в 1990 году распалась Германская Демократическая Республика, выяснилось, что у тайной полиции заведены дела на шесть миллионов человек, это более трети населения страны: близкие друзья, даже члены одной семьи называли друг друга врагами. Это выглядит крайним проявлением параноидального режима. Но и другие страны могут сильно удивиться, если начнут собирать статистику о том, кто против кого ведет тайную войну.
Какова альтернатива? Прежде чем я углублюсь в эту тему, я опишу два других древних способа борьбы с врагами: бегство и окутывание их любовью.
Глава 13. Как развивалось искусство убегать от проблем, а не искусство понимать, куда бежать
Это не обычная история успеха, когда целеустремленность преодолевает все преграды. Моя история – о брате и сестре, поднявшихся из бедности к вершинам славы не потому, что они к этому стремились, а потому, что они не видели иного способа спастись от тягот жизни, и каждый раз, когда они убегали, они все равно оказывались в новой невыносимой ситуации.
Многоквартирный дом, в котором они выросли, они вспоминают как «ад», «проклятие», грохот ссор, драк и пьяных соитий, с невыносимым запахом алкоголя и секса. Их отец был фабричным рабочим и делал попытки сбежать сам. Он пошел на вечерние курсы и стал бухгалтером, а затем и смотрителем детского дома. Но он упустил свой шанс, купив жилье в ипотеку и став беднее, чем прежде. Наблюдая за ним, Жерар Коле в десять лет поклялся, что, когда вырастет, никогда не будет знать недостатка в деньгах. Он не стал ждать, пока повзрослеет. Бросив школу и не получив никаких документов об образовании, он пошел на местную скотобойню и купил приговоренных к смерти лошадей – некоторые из них были породистыми животными, чьим единственным преступлением было то, что они выиграли недостаточно скачек. Понимая, что есть много таких же людей, как он, увлекающихся верховой ездой, но не принадлежащих к кругу владельцев лошадей, он организовал конюшню для бедняков, где в итоге завел семнадцать лошадей. Это был его первый побег от бедности.
Но затем он подумал, что ему нужно бежать и от
