отбирает у него тайное приглашение на съёмки и велит оставаться дома. Через некоторое время в дверь квартиры рассказчика, где он живёт с женой, стучится курьер с деньгами и запиской: «М. Г. Ваш муж покончил с собой на глазах своего старого знакомого, имя которого для вас безразлично. Тронутый бедственным вашим положением, прошу принять нечто от моего излишка в размере двадцати тысяч. Труп перевезен в больницу св. Ника». Рассказчик находится в отчаянии, но тут появляется его старый друг и рассказывает, что привязал к виску трубку с красным вином и использовал холостой заряд. Счастливый конец, все обнимаются, но нам тут интересно другое: два монолога. Итак, в 1916 году персонаж Грина, отправляясь на опасное мероприятие, сперва говорит: «…эти господа из „Гиганта“ не более как злодеи! Как? Хладнокровно вертеть ручку гнусного ящика перед простреленной головой? Друг мой, и так уже кинематограф становится подобием римских цирков. Я видел, как убили матадора — это тоже сняли. Я видел, как утонул актер в драме „Сирена“ — это тоже сняли. Живых лошадей бросают с обрыва в пропасть — и снимают… Дай им волю, они устроят побоище, резню, начнут бегать за дуэлянтами. Нет, я тебя не пущу!», а потом, уже вернувшись, рассказывает: «Я откинулся, хватая воздух руками, и проделал все гримасы агонии, какие придумал, с закрытыми глазами. Старик кричал: „Ближе, Мишель, снимай лицо!“ Наконец, я добросовестно замер, свесив на грудь голову… — „Всё-таки это страшно“! — сказал Мишель. Тогда я встал и демонстративно зевнул. Оба они тряслись в страшном испуге, не сводя с меня пораженных взглядов. „Нечего смотреть, — сказал я, — моему виску всё-таки больно, он обожжен. Если вы поверили в мою смерть, поверит и публика“. — Я поклонился им и ушёл… в костюме маркиза. Затем переоделся дома и поспешил к тебе. — И они не упрекали тебя? — спросил я. — Нельзя же расписаться в бесчеловечности. Моя совесть чиста! Думай так же и ты, Эттис. Я видел, как действительно застрелился один человек, и, знаешь, в этом было не много выразительности. Он просто выстрелил и просто упал, как пласт. Подражание правдивее жизни, но „Гигант“ еще не дорос до такого, милый мой, понимания» [243].Это практически всё, что нужно знать о смерти на экране, ситуация в искусстве за сто лет практически не изменилась. Правда, подготовку к съёмкам перестали отдавать в руки случайных людей, и реквизиторы смотрят за тем, чтобы заряды были настоящие, а расписаться в бесчеловечности стало обязанностью современного режиссёра. Публика очень любит короткие самодеятельные ролики об авариях, дорожных происшествиях и прочих человеческих несчастиях. Документальность детали кажутся публике гарантией качества, меж тем это не так. Зевксис и Паррасий старались напрасно, Александр Грин был прав, а свинью жалко.
04.02.2019
Просто дау (об иммерсивном фильме Хржановского)
Мы овладеваем более высоким стилем спора. Спор без фактов. Спор на темпераменте. Спор, переходящий от голословного утверждения на личность партнера.
Михаил Жванецкий
Однажды Платон придумал (или записал) один из самых продуктивных образов, которые полезны даже в частных разговорах. Сократ у него говорит брату самого Платона: «…Ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещённости и непросвещённости вот какому состоянию… Представь, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю её длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнём и узниками проходит верхняя дорога, ограждённая, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол…За этой стеной другие люди несут различную утварь, держа её так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат. Прежде всего разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, своё ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнём на расположенную перед ними стену пещеры?» [244] По поводу этой метафоры написаны не тысячи, а десятки тысяч текстов, и до сих пор она хорошо описывает происходящее.
В частности, когда зашёл разговор о проекте «Дау», то оказалось, что большая часть честных обывателей находится в нормальном положении узников пещеры. Фильм (правильнее говорить «проект») «Дау» показывают в Париже, но требовать от честного обывателя, чтобы он сам составил мнение о проекте, поехав в Париж, оформив себе визу (так это называется) на посещение самого проекта (шенгенская идёт отдельно), никто не может. При этом очевидно, что в России этот феномен не покажут, потому что в нашем Отечестве не дают прокатных удостоверений фильмам, где подробно показывают, как в женщину засовывается бутылка и в кадре режут настоящую свинью. Фильм-проект существует вдалеке, и нам видны лишь чужие отзывы, как тени на стене. В те времена, которым посвящён «Дау», говорили «советский народ пьёт шампанское устами своих лучших представителей» — так и здесь, особенно продвинутые люди наполняют наше пространство криками возмущения или восторга, а те, кто хотят, восстанавливают по ним картину происходящего.
Что мы можем извлечь из этого торжества теней? Мы знаем, что фильм снимался много лет, мы также знаем, что режиссёр для этого построил в Харькове огромную декорацию, в которой жили действующие в фильме люди. Нам также известно, что многие, попавшие в кадр, играли без сценария, как бы самих себя. И, наконец, в результате получилось полтора десятка фильмов, которые показывают в специальном помещении в Париже, наподобие иммерсивного театра, где действие идёт вокруг тебя, и то и дело на лице ощущаешь слюни орущего актёра. В буфете этого аттракциона ты покупаешь советский винегрет и ломтик серого хлеба. Всё это помножено на то, что сюжеты фильмов-компонентов построены на психологическом или прямом насилии: муж говорит жене, что он открыто хочет жить на два дома, два сантехника сперва ругаются, потом совокупляются и философствуют, чекисты травят учёных, мать ругается с дочерью, а в самом конце директор института призывает комсомольцев (которых играют натуральные неофашисты), и те сперва режут свинью (она, право, слово, стала главным героем этого фильма), а затем и всех остальных.
Дальше начинается самое интересное: в
