иммунитет к подобным перепадам собственного настроения. «Я дал присягу, – говорил себе, – я служу, а не работаю, и, до тех пор пока меня от этой присяги не освободили, – я верю и я – верный». Но ключи матово поблескивали на бархате, с ними надо было что-то делать. Идти в атаку, скорее всего.
Утром, позавтракав наскоро, он отправился на поиски лавки господина Волкова. От гостиницы прошел по узкой, усеянной магазинами улочке к каналу, перешел мостик над зеленоватой водой (она сегодня смотрелась не столь романтично, она была просто-напросто грязной) и сквозь аркады увидел огромную площадь с невероятно вычерченным в глубине собором. Казалось, архитектор, предвидя, что через триста лет все строительные линии сначала потекут, а потом выпрямятся – угрюмо и скучно, вложил всю свою радостную фантазию в Божий дом: человечество свидетельствовало Господу свою к Нему принадлежность. Этим собором. Красотой.
«Заслуживает… – пробормотал себе под нос. – А вообще-то молодцы. И ничего не разрушают для спасения нации… Как некоторые». Сколько здесь обреталось лавок, магазинчиков и огромных (это было наиболее удивительно!) магазинов. Торговали золотом, серебром, фарфором, камеями, вырезанными столь тщательно и профессионально, что ничем не уступали работам мастеров далекого прошлого. Здесь же продавали огромных гусей и индюков из фарфора, колонны-подставки из удивительно красивого мрамора, безделушки и предметы культа: подсвечники, кресты, иконки и много-много чего еще. Он привык к европейским магазинам, они давно уже не вызывали шока, но здесь все вертелось и крутилось, сверкало и по-своему удивляло – не так, как везде.
Магазинчик Волкова нашел в углу площади; тщательно сделанная вывеска утверждала, что здесь продается самый высококачественный антиквариат из Европы, России и Китая. Вошел, серебристо звякнул колокольчик, появилась молодая женщина, лет тридцати на вид, в английского покроя костюме с визиткой на лацкане, улыбнулась заученно («Вам бы только деньги с трудящихся содрать, приумножить свой капитал», – подумал несколько ернически).
– Я к вашим услугам, – произнесла дружелюбно. – Вам нужен подарок или что-нибудь в собственную коллекцию?
– У вас замечательный магазин, – ответил со всею искренностью, на которую только был способен. – Я приехал в Венецию по делу. Но вы угадали: я собираю подобные вещи и думаю, что знаю в них толк!
Она покачала головой:
– Здесь достаточно редко говорят такие слова, коллекционное дело и всегда-то было уделом избранных, а теперь и подавно. Вас интересует что-нибудь конкретное?
– Да вот хотя бы этот серебряный стаканчик… – вытянул руку.
Она взглянула внимательнее, Абашидзе показалось, что глаза ее сразу сделались заинтересованными и потемнели. «Красивая женщина… – неслось где-то на краю. – Глаза голубые, русая, а какой овал лица… Ног не видно, ну да ничего: еще будет случай…
– Вы… русский? – спросила с заминкой. – Знаете, вы показали на лучшую нашу русскую вещь. Это работа придворного ювелира Елизаветы Петровны.
– О, Николай Дом! Я видел на вещах только его личное клеймо и никогда – подпись. Как интересно… Да. Я русский. Мои предки некогда эмигрировали. Тогда это со многими случилось. Меня зовут Василием Андреевичем.
– А я – Кэт… То есть Екатерина Алексеевна. Мой отец… Он, знаете, тоже…
– Бежал из России? – рассмеялся.
– Нет, что вы… Он слишком молод для этого. А вот наш дед…
– Да, впрочем, как давно это было? Не правда ли? Но я рад найти здесь соотечественников.
Незаметно перешли с английского на русский. Она говорила хорошо, почти без акцента, только некоторые слова затруднялась произнести с правильным ударением.
– Вы желаете купить этот стакан? Он достаточно дорог для такой вещи.
– Сколько же?
– Два миллиона.
– Рублей? – пошутил.
Она рассмеялась:
– Как мило! Нет, лир, конечно. Так что же?
– Я беру, – широко улыбнулся. – Мои предки вывезли из России всего ничего, несколько серебряных ложек, ордена отца моего отца… Дедушки то есть. Я тоже не всегда нахожу слова сразу. Всю свою коллекцию я собрал сам, это только русские вещи. Их очень много на аукционах Сотби.
– Я знаю, мы с отцом бываем на этих аукционах. Хотите, я покажу вам то, что мы купили – для себя – в прошлом году? – исчезла в дверях, оставив его одного со стаканом в руках.
«Взять и уйти, – подумал вдруг чисто по русско-советски. – А что? Она выйдет, а я – тю-тю! Вот весело будет!» – однако отогнал эту несколько мальчишескую, с Марьиной Рощи, мысль.
Кэт вернулась, держа в руках золотой портсигар с алмазным двуглавым орлом и такой же монограммой – «H II». Протянула, внимательно, не отрывая взора, смотрела, как он берет в руки.
– О-о… – воскликнул с ненаигранным благоговением. – Государя? Этого не может быть… Неужели кто-то расстался с такой памятью…
– Людям надо на что-то жить, – вздохнула, принимая вещицу. – Не все благоденствуют, как мы с вами. Некоторые всего лишь существуют, увы…
– Бедный государь, бедная родина… – вздохнул, с недоумением чувствуя, что не играет, – все искренне, на самом деле. «Началось мое буржуазное перерождение. Психологический парадокс налицо!» – Вы что-нибудь знаете об истории этой вещи?
– Да. Начальник русского отдела Сотби – он сам, представьте, королевского происхождения, – узнав, кто мой отец, рассказал нам всю историю. Она страшна…
Он слышал такие истории, знал о них, приходилось читать и документы. Видимо, кто-то из охраны Смертного дома в Екатеринбурге подобрал этот портсигар на окровавленном полу, а потом, неисповедимыми путями Гражданской войны, вещица оказалась в Лондоне и вот – здесь.
– Как мало мы еще знаем о трагедии Ипатьевского дома… – вздохнул. – О родственниках, приближенных… Да и вещей пропало сколько. Увы, навсегда. Ваш батюшка дома ли? Я желал бы засвидетельствовать ему свое почтение…
– К сожалению, отец в Париже, на аукционе. Но я жду его днями. Вы долго здесь будете?
– Еще не знаю… – вгляделся в ее миловидное лицо. А что… А почему бы и нет? – Не знаю, удобно ли… Мы, русские, так стеснительны и так деликатны… (Знала бы она!) Что, если нам сегодня поужинать вместе?
– О, я рада! – вспыхнула, как маков цвет. – Я знаю превосходный китайский ресторан!
– Ну да, – пошутил, – несуразность русской кухни приближает ее к китайской. Если я зайду за вами часов в семь, ничего?
– Замечательно! – захлопала в ладоши. – Для стакана вам нужна хорошая коробка?
Держа в руках покупку, упакованную в футляр и бумагу, бросил прощальный взгляд на хозяйку. Она вышла из-за прилавка, чтобы проводить, теперь были видны ее ноги – фигура тяжеловата для европейки, но для русской… В самый раз! Как давно не видел он, не обнимал таких плотненьких, таких миленьких, таких… сладеньких, чего уж там…
…Весь день, до вечера, бродил он по городу и, случайно выйдя на пристань, вновь увидел недавний зеленый остров в глубине лагуны. Кипарисовые деревья и мирты накрывали старые стены, башенки, высокие
