и устал, продолжал восхищаться необычной растительностью. «Древесина здесь, – писал он, – в основном ароматическая: железное дерево, древесина насыщенного темно-красного оттенка, и другая – ярчайше-желтая» [388]. Видел он и разных птиц – вальдшнепов и колибри, острохвостых райадито и, как он выразился, «крупную разновидность красногрудой малиновки» [389], то есть длиннохвостого лугового жаворонка. Если не считать морских птиц и грифов, посетовал он, эти пернатые, видимо, были «единственными обитателями острова» [390]. (Спустя столетие британский капитан отмечал то же самое: «Будто довершая картину уныния и полного запустения, даже птицы, казалось, избегали его окрестностей» [391].)
Отойдя от своих спутников, Байрон заметил сидящего на вершине холма стервятника с лысой головой. Стараясь не издать ни звука – чтобы не зашелестели листья или не хрустнули ветки под ногами, – Байрон подкрался к нему. Он уже целился, как вдруг услышал вблизи громкое рычание. Байрон бросился бежать. «В лесу было так темно, что я ничего не видел, – отметил он, – но когда я бежал назад, этот рык преследовал меня по пятам» [392]. Сжимая мушкет, юноша продирался сквозь колючие ветки. Наконец он добрался до лагеря и узнал, что другие, по их словам, не только слышали рычание, но и видели «очень большого зверя» [393]. Возможно, это был просто плод воображения – разум, как и тело, ослаб от голода. А может, в зарослях и правда скрывался зверь.
* * *
Некоторое время спустя потерпевшие кораблекрушение отказались от попыток пересечь остров – он был слишком непроходим. Единственной пищей, которую им удалось добыть, была пара подстреленных вальдшнепов и немного дикого сельдерея. «Что касается еды, то на этом острове ее нет» [394], – заключил Балкли. Байрон считал, что эту местность «едва ли можно сравнить с какой-либо частью земного шара, поскольку она не дает ни плодов, ни зерна, ни даже корней для пропитания человека» [395].
Байрон с несколькими спутниками взобрался на небольшую гору над лагерем, надеясь лучше понять, где они оказались. Склон был таким крутым, что людям пришлось прорубать ступени. Когда Байрон, вдыхая разреженный воздух, добрался до вершины, вид открылся захватывающий. Не осталось никаких сомнений, что они находятся на острове. Он простирался примерно на три километра с юго-запада на северо-восток и почти на шесть – с юго-востока на северо-запад, где был разбит лагерь.
Куда бы ни бросил взгляд Байрон, местность была дикой, суровой и… пугающе красивой. На юге виднелся еще один казавшийся пустынным остров, а далеко на востоке – гряда покрытых льдом вершин, материковые Анды. Глядя на остров, где сел на мель «Вейджер», он заметил, что его со всех сторон омывает бушующее море – «место действия», как он выразился, «мрачных бурунов, которые у самых смелых отобьют охоту предпринимать попытки на маленьких лодках» [396]. Казалось, спасения нет.
Глава десятая
Новое убежище
Капитан Дэвид Чип вышел из своего соломенного убежища с пистолетом в руках. Ему казалось, что люди все чаще смотрят на него так, будто что-то замышляют. Он мог утерять доверие – в конце концов, это его корабль разбился о скалы, это он отвечает за всю команду, это у него осталось всего три небольшие спасательные лодки… Такая флотилия не выдержит сколь-нибудь долгого путешествия – да и места всем не хватит. Можно, конечно, попытаться построить какое-то подобие корабля, но на это уйдут месяцы, а люди измождены. Похоже, капитан Чип и его команда застряли на этом проклятом острове. Зима близко, еды нет… Они обречены.
Чип чувствовал, что сейчас как никогда важно сплотить команду вокруг себя. Много позже, в 1945 году, ученые исследовали важность единства в экстремальных ситуациях. В ходе одного из самых всесторонних современных исследований человеческих лишений, известного как Миннесотский эксперимент по голоданию [397], удалось оценить влияние голода на группу людей. На протяжении полугода тридцать шесть мужчин – холостые, здоровые, доказавшие свою уживчивость пацифисты – сократили потребление калорий наполовину. Мужчины лишились сил и выносливости – потеряв примерно четверть веса тела каждый – и сделались раздражительными, угрюмыми и неспособными сосредоточиться. Многие добровольцы надеялись, что в результате самоотречения они, подобно буддийским монахам, достигнут просветления, однако голод обнажил другую их сущность. Люди стали более жестокими, начали воровать и драться за еду. «Скольким людям я причинил боль своим безразличием, ворчливостью, извращенной одержимостью едой?» [398] – писал один испытуемый. Другой кричал: «Я хочу покончить с собой». Позднее он обратился к одному из ученых и сказал: «Я хочу убить тебя» [399]. Этот человек также фантазировал о каннибализме, и его пришлось исключить из эксперимента. При подведении итогов исследования отмечалось, что добровольцев шокировало, «насколько тонкой оказалась их внешняя оболочка морали и приличий» [400].
Потерпевшие кораблекрушение были истощены еще во время плавания и калорий получали гораздо меньше, чем участники эксперимента, а страданий на их долю выпало куда больше – даже погода, казалось, хотела их убить [401].
Чип еле ковылял, однако изо всех сил старался удержать власть. Чересчур гордый, капитан ненавидел советоваться с другими офицерами, а времени терять было нельзя. Он принялся разрабатывать план по созданию в этой глуши заставы – пусть они здесь застряли, но они посеют семена цивилизации, семена Британской империи здесь. Дабы избежать распущенности духа, порождающей гоббсовскую «войну всех против всех» [402], необходимо установить жесткие правила и добиться беспрекословного подчинения командиру.
Чип собрал изможденных моряков и повторно зачитал «военный кодекс», напомнив, что его статьи сохраняют действие и на суше, в особенности те, что «под страхом смерти» запрещали любые «мятежные сборища… тайные происки, замыслы» [403]. Необходимо сплотиться, каждый должен выполнять поставленные перед ним задачи, каждый остается частью «деревянного мира».
Капитан отдал приказ спасти имущество из обломков «Вейджера», пока корабль не затонул окончательно. «Первой моей заботой было добыть большое количество оружия, боеприпасов и провизии» [404], – писал он в рапорте. Для этой опасной миссии Чип выбрал артиллериста Джона Балкли, хотя и считал его конфликтным – Балкли за словом в карман не лез и всегда все знал лучше всех. Казалось, после крушения артиллерист совсем распоясался – он построил собственное убежище и переманил на свою сторону немало людей. Но Чип выбрал Балкли не наказания ради: тот был настоящим трудягой и умел заражать своим энтузиазмом других – лучшего командира для спасательной команды не найти. Чип послал с ним гардемарина Джона Байрона, верно служившего ему в плавании и помогшего спастись с тонущего корабля.
На глазах у Чипа Балкли, Байрон и
