двое его товарищей были в дальнем путешествии на своем плоту, они попали в шторм. Им удалось укрыться от бури, а вот плот унесло в море. Байрон плавал неважно и наблюдал, как уплывает их спасение. Вдруг один из моряков нырнул в воду и вытащил их суденышко.
В этих вылазках потерпевшим кораблекрушение никогда не удавалось поймать много птиц, но то, что все же удавалось добыть, казалось им очень вкусным. Байрон восхищался тем фактом, что их гордый флот патрулирует прибрежные воды.
Джон Балкли был на задании. Вместе с плотником Камминсом и другими сильными моряками он построил на берегу нечто напоминающее барак. Крышу покрыли листьями и тростником, щели в стенах законопатили спасенной с корабля верблюжьей шерстью. Внутри повесили парусину, разделив пространство на четырнадцать частей – или «кают», как их назвал сам Балкли. Что же, это жилище затмило капитанское. «Это богатый дом, и в некоторых частях мира за него можно было бы купить красивое поместье, – написал Балкли. – Учитывая, где мы находимся, лучшего жилья невозможно желать» [423].
Доски с «Вейджера» служили столами, а бочонки – стульями. У Балкли была отдельная спальня, а также место у очага, где он мог читать свою заветную книгу «Образец христианина, или Трактат о подражании Иисусу Христу», спасенную с корабля. «Провидение сделало ее средством моего утешения» [424], – отметил он. В своем новом убежище Балкли мог регулярно вести записи – ритуал, поддерживавший его умственную активность и защищавший какую-то часть его прежнего «я» от опустошающего мира. Кроме того, он обнаружил бортовой журнал штурмана Кларка разорванным на куски – еще один знак того, что кто-то был полон решимости уничтожить доказательства любых человеческих ошибок, которые могли привести к крушению. Балкли поклялся чрезвычайно «тщательно записывать события каждого дня», чтобы обеспечить «достоверное изложение фактов» [425].
По свидетельству Байрона, другие моряки тоже сооружали «прелюбопытные жилища» [426] – палатки, навесы и крытые соломой хижины, – хотя и не такие большие, как у Балкли.
То ли в силу приверженности давней классовой и социальной иерархии, то ли из стремления к привычному порядку моряки разбились на группки, как на корабле. Чип вновь делил хлеб с ближайшими союзниками, за ним присматривал стюард Пластоу. Балкли делил кров преимущественно с Камминсом и другими уорент-офицерами [427].
Байрон жил в убежище со своими товарищами-гардемаринами – Козенсом, Кэмпбеллом и Исааком Моррисом. Капитан морской пехоты Роберт Пембертон обосновался рядом с другими армейскими. Моряки, в том числе Джон Джонс и Джон Дак, жили общиной. Напарник плотника Митчелл и его банда головорезов тоже держались вместе.
В результате, как заметил Байрон, сложилась «своего рода деревня» [428] с одной улицей. Балкли с гордостью писал: «Обозревая наш новый городок, мы обнаруживаем, что в нем не менее восемнадцати домов». В одной из палаток устроили больницу. В опустевшие бочки собирали дождевую воду. Некоторые пошили из спасенной с «Вейджера» ткани одежду. Костер горел постоянно – не только для обогрева и приготовления пищи, но и, пусть и крайне малой, вероятности, что дым заметят с проходящего мимо корабля. Выброшенный на берег колокол «Вейджера» звонил так же, как и на корабле, – сигнализируя о трапезе или собрании.
Ночью некоторые мужчины сидели у костра, слушая, как старые морские волки травят байки о мире, который канул в Лету. Джон Джонс признался, что, несмотря на то что вдохновенно призывал команду спасти «Вейджер», он был уверен: моряки обречены. Возможно, спасение – это настоящее чудо.
Среди прочего удалось спасти несколько книг. У капитана Чипа был потрепанный экземпляр повести морского офицера сэра Джона Нарборо о его британской экспедиции в Патагонию между 1669 и 1671 годами, и Байрон, отправляясь в приключение, еще полный надежд и волнения, его позаимствовал.
Потерпевшие кораблекрушение давали имена всему, что видели, как бы присваивая земли. Так, залив перед своим пляжем они окрестили заливом Чипа. Возвышающуюся над их деревней вершину, ту самую, куда взбирался Байрон, – горой Несчастья. Самая большая гора позже стала известна как гора Ансон. Свой новый дом моряки назвали в честь дома старого – остров Вейджер [429].
* * *
Увы, уже через пару недель голод вновь вонзил свои острые зубы в потерпевших кораблекрушение. Не осталось ни одного моллюска, ни единой ниточки водорослей, экспедиции на затонувший корабль не приносили ничего, кроме усталости. Дневники и журналы пестрели записями наподобие этой: «Охота весь день в поисках еды… ночные скитания за едой… полностью истощенны из-за недостатка еды… не вкушали ни куска хлеба, ни какой-нибудь еще здоровой пищи в течение столь долгого времени… голодные позывы…» [430]
Байрон понял, что, в отличие от потерпевшего кораблекрушение одинокого Александра Селькирка, вдохновившего «Робинзона Крузо», ему придется иметь дело с самыми непредсказуемыми и непостоянными во всем мире существами – отчаявшимися людьми. «Дурное настроение, и недовольство трудностями, с которыми мы сталкивались при добывании пропитания, и призрачность надежды на какое-либо улучшение нашего положения быстро вырвались наружу» [431], – писал он.
Митчелл и его банда бродили по острову длиннобородые, с запавшими глазами, требуя выпивки и угрожая тем, кто пытался их обуздать. Друг Байрона Козенс умудрился раздобыть спиртного и сильно напился.
Однажды поздно вечером кто-то пробрался в продовольственную палатку рядом с жилищем капитана Чипа. «Складскую палатку вскрыли и украли бо́льшую часть муки» [432], – писал Балкли. Грабители угрожали самому выживанию группы. Байрон назвал произошедшее «гнуснейшим преступлением» [433].
В другой раз, когда Митчелл и его товарищ обыскивали «Вейджер», Байрон и еще несколько людей вышли в море, чтобы присоединиться к ним. Подплыв, они заметили, что товарищ Митчелла лежит на полузатопленной палубе. Его тело и лицо были неподвижны. Он был мертв, а на шее у него темнели странные отметины. Хотя Байрон не мог доказать, он подозревал, что Митчелл его задушил, чтобы присвоить добычу.
Глава одиннадцатая
Морские кочевники
Снег, кружась на ветру, опускался на гору Несчастья и побережье. Пейзаж исчезал в белом ничто. Джон Балкли записал в дневнике: «…подмораживает, погода кажется нам очень холодной» [434].
Зима пришла быстро, однако выживших встревожило не это. Перед снежной бурей, когда Балкли вместе с Байроном и Кэмпбеллом обыскивали затонувший корабль, из тумана показались три узких каноэ. В отличие от утлых суденышек потерпевших кораблекрушение, они были прочны, изготовлены из перекрывающих друг друга слоев коры, скрепленных китовыми сухожилиями, а их корма и нос чуть загибались вверх. Каноэ правили длинноволосые, обнаженные по пояс мужчины, вооруженные копьями и пращами. Шел дождь и дул сильный северный ветер, и мерзнущего Байрона поразила нагота аборигенов: «Вся их одежда состояла из куска
