Марина Цветаева. Письма 1937-1941 - Марина Ивановна Цветаева

назад здешний ясновидящий Pascal Fortuny [329] — старинный и старомодный старичок с белой бородой — профессор — подошедши ко мне, севшей нарочно подальше, поглубже — сказал:

Je Vous vois dans une ville ancienne… Beaucoup d’eau… beaucoup d’eau… Vous êtes sur un pont — aves des statues… pour ainsi dire… flottantes… Et je vois un crucifix, un très grand crucifix…

J’ai bien été à Prague, Monsieur, mais beaucoup d’eau s’est écoulé sous le Karlov Most depuis que je m’y suis accoudée pour la dernière fois… ^{143}

_____

Теперь я поняла: он просто видел — будущее (А тогда я обиделась за моего рыцаря что его не помянул! Обнимите его за меня!)

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 159–162. СС-6. С. 458–462. Печ. по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 290–295.

Paris 15-me

32, B<oulevar>d Pasteur, ch<ambre> 36

3-го Октября 1938 г. [330]

               Дорогая Анна Антоновна!

Дней 8-10 назад отправила Вам большое письмо, но не знаю, дошло ли: в нем были арабские стихи (по-французски) о великом, свободном, верном слову, народе [331]. Повторю вкратце: Чехия для меня сейчас — среди стран — Единственный человек. Все другие — волки и лисы, а медведь, к сожалению — далёк. Но — будем надеяться, надеюсь — твердо.

Лучшая Франция: толпы и лбы — думают и чувствуют, как я, а те, что поступают — ничего не чувствуют и — мало думают.

Бесконечно люблю Чехию и бесконечно ей благодарна, но не хочу плакать над ней (над здоровым не плачут, а она, среди стран — Единственная здоровая, больны — те!), итак, не хочу плакать над ней, а хочу ее петь.

Мне бесконечно — жаль, что у меня нет ни одного отличия, чтобы сейчас их вернуть: швырнуть.

Нынче, среди бесчисленного спи́ска протестующих, с радостью и даже со счастьем прочла имена François Joliot и Irène Curie [332], тех, что в этом темном мире продолжают светлейшее и труднейшее дело радия. (Madame Curie [333], открывшая радий, мать нынешней, сама родилась в угнетенной, затемнённой стране, что́ не помешало ей — осветить весь мир а может быть — и заставило. Наравне с радием она любила родину. И свободу.) Прочтите книгу о ней ее дочери: Eva Curie — Madame Curie, лучший памятник дочерней любви и человеческого восхищения [334].

Жду весточки. Поскорее. Надеюсь, что скоро начнут ходить настоящие письма. Получила письмо от Али: вспоминает Детство, дремучие леса, игру Вашей мамы, Вас с сестрой, кота Муцика.

Обнимаю Вас от всей души и жду, жду, жду — хотя бы нескольких слов. Ваша открытка из темных лесов — последнее —

                                             М.

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 163. СС-7. С. 463. Печ. по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 296–297.

Paris 15-me

32, B<oulevar>d Pasteur

Hôtel Innova, ch<ambre> 36

24-го Октября 1938 г.

               Дорогая Анна Антоновна!

Ваша открытка — большая радость, переписала ее Але. Счастлива знать, что хоть немножко ободрила Вас в Вашем семейном горе [335], которому сочувствуют все мои близкие, все когда-либо подошедшие к Вашей семье. Недавно, в кинематографе, я так живо вспомнила Вас и Ваших: секундное видение города — такой красоты, что я просто рот раскрыла (не хватило глаз!). Ряд мостов где-то среди них — мой, с Рыцарем — точно ряд радуг — меня просто обожгло — красотой! Подпись: Прага. И я подумала: чтобы любить город, нужно никого в нем не любить, не иметь в нем любви, кроме него: его любить — тогда и полюбишь и напишешь. («Любить» беру: неразумно, безумно — любить.) Вы для меня — настоящее лицо Вашего города. (А помните уроки вязания при лунном свете у лесничего? Я — помню…)

Читаю сейчас книжку «По золотой тропе», надписанную: «Дорогая М<арина> И<вановна>, мне очень хотелось посвятить Вам эту книгу» — декабрь 1928 г.: 10 л<ет> (вечность!) назад [336]. Книга, как всё этого автора — легковесная: слишком много любил, кроме этой «золотой тропы», но все-таки — ландшафты, имена, кусочки истории, кусочки жизни… Не знаете ли Вы какой-нибудь другой вещи — в этом роде, но лучше — где бы и история, и география, и легенды — лучше всего: книга для юношества, хорошо бы — с картинками, можно, в кр<айнем> случае, и на чешском: со словарем — справлюсь [337]. Вроде: «Родной край», для больших детей, мне это бы очень пригодилось для одной моей литературной мечты. И еще просьба: страстная: пришлите мне большое изображение моего Рыцаря [338], если есть — коричневое, и сделайте это — поскорей. Даже два: одно — Рыцаря, другое — города, снятого с Градчан [339], — чтобы весь город, с рекой и мостами, а м<ожет> б<ыть> можно и с Градчанами? Словом, Вам видней, но не снимок с картины и не цветное. А хорошую точную фотографию. Эти два изображения всегда следовали бы за мной повсюду, как та каменная пряха из Шартрского собора: уже 500 лет — в живом солнечном луче — сидит и прядет…

Вы мне однажды — тоже десять л<ет> назад! — уже посылали Рыцаря (большого, во весь рост), но у меня его тогда вымолил покойный Н<иколай> П<авлович> Гронский [340], и я сейчас давно уже — и тщетно — ищу его следов. (Часть вещей взяла мать, часть — отец, часть — сестра [341], часть друзья…) Я бы хотела с очень ясным лицом, чтобы видны были черты и чтобы сам он был — большой: поменьше фону и побольше его: большую фигуру. — Если мыслимо. — Очень, очень буду счастлива: заветная мечта, здесь — неосуществимая. И поскорее!

_____

О, как я скучаю по Праге и зачем я оттуда уехала?! Думала — на́ две недели, а вышло — 13 лет. 1-го ноября будет ровно 13 лет, как мы: Аля, Мур, я — въехали в Париж. Мур был в Вашем голубом, медвежьем, вязаном костюме и таком же колпачке. Было ему — ровно — день в день — 9 месяцев. — Тринадцать лет назад.

Обнимаю Вас и сестру, всегда и во всем — с Вами. Сердечный привет от Мура.

                                             М.

Рыцаря — тоже фотографию, не снимок с картины!!!

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 164–165; СС-6. С. 464–465. Печ. по кн.: