Из всех арестованных по делу Берии генералов госбезопасности не был расстрелян только один — Мильштейн, его казнили два года спустя — в январе 1955 года.
Спустя месяц, в самом конце июля — начале августа 1953 года в Киев прибыл генерал армии Иван Александрович Серов[88].
Через день в здании чекистского клуба, что был на ул. Розы Люксембург и где ныне Театр юного зрителя, проходило республиканское совещание руководства МВД Украины, включая всех начальников областных управлений, руководителей райотделов западноукраинских областей, в общем, всех тех из числа руководства и оперработников самостоятельных подразделений, имевших отношение к разработке вооруженного оуновского подполья. Зал на 600 мест был переполнен, народ сидел на приставных стульях. Были приняты тщательные меры по обеспечению безопасности этого мероприятия. Мне посчастливилось быть участником этого события, хотя я не имел в тот период никакого отношения к этой линии работы. В числе нескольких молодых офицеров я, обеспечивая безопасность совещания, был помещен на железных стропилах, находившихся над сценой. Нам был хорошо виден зал, а главное — вся сцена, над которой мы сидели, пристроившись на положенных на металлические конструкции досках, прикрученных проволокой к стальным решеткам, — это чтобы не упасть вместе с доской на сцену и не зашибить руководство. Все было отлично видно и слышно.
Первым выступил генерал И. А. Серов. Он дал общую картину обстановки в стране в связи с разоблачением «преступной шайки Берии», призвал к бдительности, соблюдению соцзаконности и к быстрейшей ликвидации «остатков бандоуновского подполья» в Западной Украине. Он говорил о той враждебной политике линии партии, которую проводили ставленники Берии — Мешик и Мильштейн. Выступления руководства и сотрудников, занимавшихся ликвидацией оуновского подполья, были малоинтересны. Почти все говорили о трудностях в работе в связи с последними указаниями Берии и Мешика, в которых рекомендовалось не ликвидировать вооруженных членов ОУН, а брать их живыми, что, естественно, сразу же отразилось на результатах. И все заверяли руководство, что приложат максимум усилий для ликвидации вооруженных групп оуновцев в ближайшее время.
Затем слово взял сменивший на посту секретаря ЦК Компартии Украины Мельникова, уехавшего послом в Румынию, Алексей Илларионович Кириченко. Высоченный, атлетического сложения, с красивым, несколько грубоватым баритоном, он долго и напористо говорил о враждебной деятельности зарубежных центров украинских националистов в Мюнхене. Особо подчеркнул опасный курс, проводимый лидером ЗЧ ОУН Степаном Бандерой. Как запомнилось мне, А. И. Кириченко так и сказал:
— Еще живет и действует на Западе опасный враг советской власти Бандера. Поверьте мне, товарищи чекисты, не станет Бандеры, и конец всему оуновскому движению. Ну сколько их там еще в западных областях осталось? Пара десятков вооруженных бандитов, терроризирующих местное население. А вы до сих пор не можете их уничтожить.
Все больше распаляясь, Алексей Илларионович снял с себя пиджак (в зале было жарко) и вышел из-за трибуны. Он стоял на краю сцены, высокий и внушительный, в шелковой, ручной вышивки сорочке, и, уперев в бока руки, бросал гневно в зал:
— Какие же вы чекисты! Вот эту бабу, ну как ее там, ну бабу эту, члена их центрального провода… — из зала сразу же одним выдохом донесло: «Рута», Вот-вот, Руту эту никак поймать не можете. Поймать не можете — ликвидируйте! Ведь это не просто женщина, а наш политический враг, опасный преступник, бандеровка. Это она и в прошлом, и в этом году дважды уходила от львовских чекистов, отбивалась гранатами. Стыд и позор! И все это почти в центре города Львова. Можно себе представить реакцию населения. В общем, товарищи чекисты, кончайте с этим безобразием!..
В заключение выступил Т. А. Строкач, призвавший чекистов Украины сделать самые серьезные выводы из указаний министра и секретаря ЦК Компартии Украины. Строкач предложил укрепить службы, ведущие разработку оуновского подполья, свежими кадрами, кое-где поменять руководство по этой линии работы и призвал молодых офицеров-чекистов, имеющих опыт агнтурно-оперативной работы, оказать содействие местным территориальным органам в западных областях Украины и лично участвовать в операциях по ликвидации бандформирований. В конце выступления Строкач дословно сказал:
— Я жду от вас, товарищи, особенно от нашей молодежи, рапортов с просьбой направить в Западную Украину.
Я на следующий же день написал рапорт и подал его по инстанции. Подобных рапортов было много, они поступали с визами руководства из всех подразделений центрального аппарата МВД Украины. Дал свое «добро» мне и Виктор Павлович Сухонин. Наверное, тогда он не догадывался, что полюбившийся ему и подающий надежды молодой оперработник написал свой последний рапорт в качестве сотрудника церковного отдела. А Виктор Павлович рассчитывал на меня и планировал вырастить профессионала по церковной линии. К тому же ни замечаний, особых разумеется, ни сбоев в работе или нерадивости у меня не было — я исполнял очень прилежно свои обязанности, проявлял достаточно для своего возраста и положения инициативу, порадовал руководство такой вербовкой, как агент «Ключ», получал высокие оценки в работе с агентурой и от самой агентуры. Только спустя многие годы я понял, какую роль в становлении меня как профессионала, настоящего оперрабтника госбезопасности сыграл церковный отдел и такие начальники как Виктор Павлович Сухонин, Кузьма Емельянович Салтыков, Михаил Яковлевич Купцов, Виктор Федорович Поляков, Владимир Павлович Калашников, Иван Степанович Буряк. Но тогда, в те годы мне казалось постыдным заниматься разработкой всей этой церковной, сектантской и иудейской «братии», «монашествующим и кликушествующим элементом», что мне, молодому, физически сильному, отличному спортсмену, с университетской юридической подготовкой, не место в церковном отделе. Мое дело — борьба с настоящими врагами советской власти, с теми, кто с оружием в руках все еще выступает против моей власти, против интересов трудящегося народа, кто является агентами самой враждебной Советскому Союзу разведки США — ЦРУ и их союзников. «Только туда, только на линию огня, — повторял я слова одного из любимых героев — Павки Корчагина — чтобы не жег позор мелкого и подленького существования и чтобы, умирая, мог сказать — все лучшее, всего себя отдал самому прекрасному на земле — борьбе за освобождение человечества». Я был уверен, что вооруженное националистическое подполье в Западной Украине, выполняя волю своих хозяев за океаном, стремится к восстановлению власти помещиков и капиталистов и нового обращения в рабство капитала родной и милой мне Украины.
Из нескольких десятков рапортов были удовлетворены только двенадцать. Чем руководствовался Строкач в этом решении — неизвестно, но я попал в список «счастливчиков» и стал, к огромной своей радости, готовиться к предстоящей командировке, до которой оставалось несколько дней…
Всем отъезжающим выдали новую полевую форму, яловые сапоги. В одном из отделов Управления 2-Н с командированными состоялось двухдневное совещание, а практически это была оперативная подготовка к выезду, на которой участников задания ввели в общую оперативную обстановку тех регионов, где дислоцировались бандформирования. За каждым из командируемых закреплялись определенные районы и конкретная вооруженная оуновская группа. Мне было поручено принять участие в составе специально созданной на территории Дрогобычской области оперативной группы из сорока двух человек.
Наша группа должна была выявить и ликвидировать оуновскую группу из четырех человек во главе с надрайонным провидныком СБ Игорем. В эту группу входили еще Грицько, Стефко, Роман. Это оуновское формирование являло собой остатки разгромленного в 1950 году отряда ОУН, возглавлявшегося в 1947–1950 годах окружным провидныком Шуваром. В 1950 году отряд Шувара попал в засаду и был почти весь уничтожен. Тогда погибло несколько десятков оуновцев. Раненые оуновцы были госпитализированы, вылечены, допрошены, осуждены и направлены в спецлагеря Сибири. Самому Шувару вместе с несколькими боевиками удалось скрыться и в течение 1950–1953 годов точное местонахождение группы было неизвестно. В момент боя с частями МГБ группа Игоря по ранее полученному заданию Шувара была в разведывательном рейде по линии Ходоров — Жидачев — Николаев — Медыничи, тогда Дрогобычской области. Эти районы и составляли часть надрайона Игоря. Рейд имел целью создать новые линии связи, найти новых информаторов и проверить надежность старых бункеров. Счастливая случайность помогла тогда Игорю избежать смерти. Пятеро его боевиков погибли в том бою. Их осталось четверо вместе с Игорем, но они имели свои базы, надежные связи на своих теренах и не собирались слагать оружие. Об Игоре и его людях органам госбезопасности ничего не было известно вплоть до лета 1951 года, когда он начал вновь активно проявлять себя. По последним агентурным данным Шувар особой активности не проявлял, но дал клятву отомстить за погибших хлопцев. Было также известно, что он задействовал старые и надежные, пока неизвестные органам госбезопасности каналы связи, желая поскорее восстановить связи с действующим подпольем, в том числе с группой Игоря. Мы знали, что он ищет связи и с членом центрального провода ОУН, окружным провидныком СБ Уляном, который в 1952 году исчез из поля зрения органов ГБ, и известно было только, что он укрывается на территории Ровенской области, в той части Гурбенского леса, которая примыкает к железнодорожному поселку Здолбуново, что рядом с Ровно. Однако поиски его положительных результатов не принесли. Самые последние данные свидетельствовали о том, что Улян дважды посылал своих боевиков Мысливца[89] и Андрея для восстановления связи с подпольем в районы Киверец и Цумани на Волыни и Костополя и Клевани в Ровенской области.
