– «Волка ноги кормят» — слышал? И татя — тако же. Лесного ли, придорожного. Ты где видал, чтобы вотажок разбойный весь в гожих сапогах был?
Ну ты спросил! Да я нигде ни одной разбойничьей шайки в реале не видел! Из фильмов… Первое, что картинкой всплывает по теме — шайка юной атаманши в «Снежной королеве». Да, там у них с обувкой…
– И чего?
– Ну ты, боярич, даёшь. То ума — палата, а то и на донце — пусто. Это не шиши лесные идут. Сорвались ребятки со службы. Может, караваны берегли, может, под боярином каким ходили. Стало быть — оружные и обученные. Наглые. Не сторожаться. Шиш-то лесной как зверь дикий — чужого за версту чует. И от одного запаха меча уходит. Ну, если не сильно голодный. Этих-то так шумнуть да прогнать — не выйдет. Их бить надо. Они, вишь ты, привычные, что за ними ещё сила есть. И что закон — ихний. Не опасаются.
– А чего им опасаться? Долбонлав говорит: разбойников много. Туча.
– Ну ты слушай больше! Сказал же — лодия одна. Лодия обычная, «рязаночка». Это тебе не «драккар» варяжский, или хоть «смолянка». Там-то уж который век лодии строят да смолят. У смолян-то — Днепр. Великая река. Потому и лодии больше. А по Оке да Десне бегать — великую-то посудину не перетащишь. Потому на «рязаночке» — 12 человек. По каждому борту — по пятаку гребцов, кормщик на кормиле, да глядельщик на носу. Можно ещё в серёдку посадить. Но здесь они так пришли. Не на торг — у купцов серёдка лодии товарами заложена. Не, точно, сорвались со службы и — в разбойники. Тут дожди пошли, Угра поднялась, вот они и мылятся волоки пощипать. А там — и на Десну выкатятся. А к паукам так встали, от сырости. Дождь переждать. Если не трогать — день-два и сами уйдут. А чего их трогать? Хабара ещё нет, оружие да навык воинский ещё есть. Вот кабы они по Десне погуляли да назад через нас пошли…
Интересный подход: вместо предупреждения правонарушения — предлагается «преступление с наказанием». Причём в качестве наказания — собственное преступление — «избиение при отходе». С точки зрения прибыльности и героизма — правильно. «Длань карающая». Отпусти злодея по-злодействовать, а уж потом, с чувством глубоко исполненного долга, с неопровержимыми уликами и под аплодисменты всей взволнованной публики, геройски и красиво… с конфискацией награбленного имущества в свою пользу. «Грабь награбленное» — наше общенародное.
Как-то затихло всё. Долбонлав пригрелся, шмурыжить носом перестал. Чарджи сидит, прикрыв глаза. Ноготок, как обычно, смотрит в пол. Николай в угол посматривает. Там, под рядниной, на животе, выставив пятки в разные стороны, лежит Светана. Бабы тоже на поварню прибежали. Точнее — притащились. После таких игр им не сильно бегается. Похоже, сегодня Николай там произвёл открытие. Ещё одного прохода. Отнюдь не Северо-Западного. Ивашко внимательно разглядывает полки в поварне — где бы ещё жбанчик сыскать? Что-то он опять отвязывается. Остальные — не в счёт, остальные — смерды. А тут дело… оружное. Детям, бабам и мирным пейзанам — вход воспрещён. А оно мне надо? Это дело? Выгода — не видна. Риск… Как бы кого-то из своих не потерять. И вообще — земля тут не моя — Акимово владение, смерды — люди вольные. Хотят биться с этими прохожими придурками — их воля. Нет — пусть терпят. Меня они к себе не звал и вообще — к «паукам» мне ход заказан. Ну его нафиг, Аким — владетель, пусть он и разбирается.
– Слышь, Долбонлав, а владетель чего делать собирается?
– Дык… эта… А ничего. Он как услыхал — озлился, ну узас. А после говолит: сиё Ванькино, хай он и выёзивается. Тля лысая. А сам на постелю и к стене носом. Вот.
– А Яков чего?
– А сталсый глидень лезит, лана у него. Нога плобитая. Ну. Он и говолит мне: беги к боялычу да пелескази. А то полезут. Пауков-то.
Всё-таки — «порежут». И тут заплакал Хохрякович.
– Тама… матка моя… и братик маленький… и ятровки детные… я ж у них один остался… побьют их…
Какие «литровки»? А, блин, недослышал-недопонял — это он жён братьев так называет. Уже не жён — вдов братьев. Мною убиенных. Так, а ведь это меняет дело, Ивашка уже понял.
– Не ной. Кому они нахрен нужны. Отсидятся где. Авось и пронесёт.
– Так-то ты об имении моём заботишься! Они — в холопах у меня. За них серебром плачено. А ты — «авось пронесёт». И ещё там двор холопов моих есть. Будешь лапу сосать да поглядывать — как хозяйское майно умаляется? А? Слуга верный…
Точно, дюжина здоровых мужиков, маясь от безделья из-за дождя, мимо явления под названием Беспута — не пройдут. Возможны эксцессы.
Вспомнилась её наглая, поучительно-воспитательная интонация, зрелище тощей спины с выпирающими позвонками, мослы под кожей ягодиц, ощущение тазобедренных косточек в ладонях, и другие ощущения… в других местах.
«В той деревне, у реки
Топчут девок чужаки
И творят, что хотят.
Только зубы летят».
Бог с ними, со смердами, свободные общинники — сами пусть выкарабкиваются. Но за рабов отвечает рабовладелец. Слышь, Ванька, это про тебя. Жадность как побудительный мотив героизма? Ну, это типично. Хочется откусить кусок побольше, а потом раз… и приходиться геройствовать. И это ещё хорошо. Потому что другой побудительный мотив героической деятельности — глупость. Или самого героя, или его начальника. Очень похоже на мой случай. Я и сам по себе, и как людям моим начальник, — дурак дураковский. У меня бойцов настоящих — двое. Ивашко и Чарджи. Гнать двоих против дюжины… Но отдать своих на съедение… Завтра и эти, кого я поберёг да пожалел… усомнятся в моей «вятшести». «Долг — платежом красен». А долг службы — с обоих концов.
Рискованно. Как бы не нарваться. Численность противника — известна приблизительно. По лодочке. А если следом ещё такая же подошла? Вооружение, выучка… — умозрительные суждения, основанные на неполной и недостоверной информации. «У них сапоги гожие»… Маразм… Схемы постов, места расположения… Страшноватенько. Как бы своих не положить. И самому не попасть. «Ну, мужик, ты попал. На бабки». Так «на бабки» — фигня. Тут покойники будут. По глупости, на ровном месте. Не додумал, не предусмотрел. «Дяденьки! Простите! Я же не знал! Я больше не буду!». Точно, не будешь. Бог простит.
А как же курные избы? Сотни тысяч жизней против, ну, максимум, пары десятка. Всё же понятно — такая очевидная арифметика. И очевидные, логичные, единственно разумные выводы. Сиди тихо, не рыпайся, не рискуй. Ты тут, на всю «Святую Русь» — самая главная ценность. В сейф бы, тебя, Ванька. Для сохранности. За три замка.
«И велю залить цементом
Чтобы не разрыть».
Только… команда посыплется. Нет, можно и новых найти. Но слава — останется. «Боярич своих бросил». И не отлипнет. «Добрая слава — лежит, а худая — бежит» — наше, народное. Нашим народом многократно проверенное, реализованное и сбеганное.
