в разговор Сергей, — сейчас же белый день, свет плохо виден будет.
— Вот убей не знаю, — признался я, — что из них дымовое, а что световое — надо попробовать разные. Да, а что с судном-то, которое Люда усмотрела?
— Да вон оно, — показал куда-то назад Ираклий, — идет параллельным курсом, скоро скроется.
— Может погудеть ему? — предложил я.
— Знать бы ещё, где этот гудок включается, — пробормотал капитан, причем видно было, что такая мысль ему в голову до сих пор не приходила.
Он встал на колено, свесил голову вниз и скомандовал помощнику через открытое окно рубки:
— Василий, поищи там, где гудок включается, — а потом встал и добавил, а мы пока ракеты запулим.
И он решительно вытащил красный патрон из коробки, вставил его в ствол, защёлкнул механизм и сказал нам отойти на пару метров.
— Мало ли что, — туманно пояснил он свои слова.
Мы и отошли, даже не на пару, а на все четыре метра, а Ираклий выставил руку на головой, закрыл глаза и нажал на спусковой крючок… звук не слишком сильный был, хлопок такой, в воздух метров на 50 взвился дымок и наверху зажегся фонарик.
— Не то, — сказал Ираклий, — надо с дымом — такой свет белым днем слабо виден.
Я протянул ему другой патрон, с синим окончанием и чуть не подпрыгнул в воздух — Вася там у себя, видимо, нашел кнопку гудка и надавил на неё. Причем грамотно надавил — один раз долго, другой коротко и третий опять долго.
— Это чего было? — крикнул вниз Ираклий.
А помощник присоединился к нам, в руках у него был справочник по этим звуковым сигналам, на английском естественно.
— Да вот, нашёл такой талмуд, — показал он нам обложку, — длинный-короткий-длинный означает «прошу подойти к нашему борту».
— Молодец, — похвалил его капитан, — а мы ещё раз выстрелить попробуем.
И он зарядил синий патрон, отойти уже никого не просил, а просто выпулил его в небо — я угадал на этот раз, это был дымовой вариант, но не синего, конечно, цвета, а так, слегка голубоватого. Такую дымовую траекторию сложно было не заметить…
— Смотри, смотри, — толкнул меня в бок Серёга, — он вроде бы замедляться начал.
Я, если честно, ничего такого не увидел, но кивнул другу, чтобы не расхолаживать. А ещё то судно загудело, не сигналами азбуки Морзе, а просто длинно и протяжно.
— Похоже, нас сейчас спасут, — возрадовалась Людочка, — прям даже не верится.
— Не говори гоп, — предупредил её капитан, — пока не перепрыгнешь — вот когда спасут, тогда и будешь радоваться.
— Надо бы обратно якоря отдать, — сказал я ему, — а то волнами снесет неизвестно куда.
И Ираклий согласился со мной — помощник сбегал в рубку и опять положил и левый, и правый якорь на дно.
— Точно оно курс изменило, — сказал капитан, — давай ещё одну ракету выпустим для пущей надёжности.
И я протянул ему второй патрон синего цвета.
Ложная беременность
— Значит, хреновое было обследование, — нехотя согласился со мной главврач. — Как это у тебя получается-то — расскажешь?
— Да тут и рассказывать особенно нечего, — я уселся на стул рядом с окном и продолжил, — сосредотачиваюсь, думаю о чём-нибудь хорошем и перед глазами, как на экране, появляются внутренние органы пациента… не все, конечно, а те, куда руки наложил.
— А дальше? — подстегнул он меня, — ты же не только видишь, верно?
— Верно, — ответил я, — дальше совсем непонятно что происходит, словами не смогу передать.
— Сколько народу ты так уже вылечил? — перешёл к следующему этапу Горлумд.
Я прикинул в голове и ответил, что четверых, если считать Юрика-жмурика.
— Когда впервые у тебя это проявилось?
— Да вот… — начал вспоминать я, — три дня назад и появилось.
— Тэээк, — забарабанил пальцами по столу он, — значит, мы вот как с тобой поступим, пионер Петя Балашов…
— А почему пионер? — зачем-то обиделся я, — комсомолец я.
— Я в том смысле, что ты первооткрыватель, как эти… американцы, которые новые земли осваивали. Деятельность свою по излечениям сворачивай прямо сейчас, если не хочешь неприятностей…
— То есть надо было дать Юрику помереть? — уточнил я.
— Да никто бы там не помер, — осадил он меня, — инфаркт у него совсем небольшой. А ты сиди тихо, как мышь под веником, и не мозоль глаза другим.
— Это из-за того эксперимента случилось? — решил я расставить все точки над и.
— Скорее всего, — рассеянно ответил Горлумд, — непонятно, почему на тебя одного оно повлияло, там же куча народу сидела…
— Так может и ещё кто-то проявится, — рискнул предположить я, — ещё же не вечер.
— Маловероятно, — отбрил меня доктор, — я с тобой свяжусь в ближайшие пару дней. Да, на Крот можешь даже не заглядывать, прикрыли это направление. До лучших времен.
— А надбавка к зарплате как же? — обиженно спросил я.
— Это ты уж у своих бухгалтеров выясняй, мне такие подробности неизвестны. Свободен, — показал он мне рукой на дверь.
И я вернулся к дверям своего родного уже почти ИППАНа, а там у входа меня ждал… угадайте кто… ну в принципе угадали — девочка Олечка, на это раз без кружавчиков и в вся в чёрном почему-то.
— Привет, — сказала она мне, отводя в сторону, — ну как, надумал чего?
— В смысле? — слегка затупил я, в горячке последних суток даже и забыл детали нашего общения.
— Вчера, — терпеливо повторила она, — в это примерно время ты сказал, что подумаешь над моим предложением до завтра. Завтра настало — ну и?
— Аааа, — вспомнил я всё, — и верно, говорил такое. А надумал я, дорогуша, вот что — тебе жев женской консультации справку какую-то выдали, так? Или ты к частнику ходила?
— Выдали, — поджала губы она, — только я тебе её не покажу.
— Секретная, значит, справочка-то у тебя… — отвечал я, — жаль, что не покажешь. Но на нет и суда нет, и денег тоже нет — твои слова против моих, где доказуха?
— Сволочь ты, Петя, — с чувством высказала она мне, — и гнида конченная.
Где-то я эти слова уже слышал, невольно подумал я, но вслух совсем другое сказал:
— А я даже и отпираться не буду, согласен на гниду. Как там у тебя роман с Наумычем-то развивается?
— Не твое собачье дело, — нервно ответила она, — значит денег не будет?
— Увы, дорогуша, — вторично обозвал я её таким образом, — то, что я в колхозе заработал, быстро разошлось в разные стороны, так что я теперь гол, как сокол. Даже если б и захотел, не смог бы выдать.
— Ну хоть сотню дай, — перешла она к торгу, — и на этом разойдёмся.
— Полтинник вот остался — устроит это гиганта мысли и отца… мать то есть русской демократии? — и я вытащил из кармана зелёную пятидесятку с портретом Ильича.
Она молча сгребла деньги и удалилась через проходную с гордо поднятой головой и гордо выпрямленной спиной. И такое я уже совсем недавно видел, опять подумал я, но тут же переключился на более насущные вещи.
Значит, целительство своё мне надлежит запрятать в дальний ящик, это понятно. А что ещё у меня сейчас на повестке дня… а, гейм-бокс же надо закончить, но тут засада — переписать программу, чтоб она влезла в маленькое ПЗУ, должен был Юрик, а он в больнице… а сгоняю-ка я к нему и проясню обстановку. Тем более, что у нас обеденный перерыв на дворе. А тут и Шурик с Коляном вышли из проходной.
— Эй, Камак, — крикнул мне Шура, — в Кремль идёшь?
— Чего я там не видел, — буркнул я, — хотя пошли, мне по дороге.
— Ну ты сегодня дал, — сообщил мне Коля, когда мы пересекали Семашко, — Юрик тебе должен теперь по жизни.
— Да я чего, — заскромничал я, — оказал первую помощь пострадавшему. На моем месте так поступил бы каждый.
— Поступить-то, может, и поступил, да только результаты этого поступка у всех разные были бы — у тебя вот получилось.
— Случайность, — попытался отговориться я, — вообще нашим миром правят случайности, если вы не знали.
— Ой, хитёр ты, Камак, — погрозил мне пальцем все тот же Коля, — далеко ты пойдёшь, если наша родная милиция не остановит.
— Ага, — согласился я, — и наша родная карательная медицина ей не поможет. А я уже пришёл, — показал я налево, — мне сюда.
— К Юрику что ли в гости? — догадался Шура.
— К нему, родимому, — не стал отпираться я, — пообедаю в следующей жизни.
Пятая больница отличалась от сороковой, примерно как орлан-белохвост от вороны серой обыкновенной. По внешнему виду естественно — это был новенький восьмиэтажный корпус, сверкающий многочисленными зайчиками от сплошного остекления стен. И вход был украшен помпезной надписью, не как в Заводском районе мелкими слепыми буквами. Ну ещё