Помедлив секунду, Выродов вдруг взглянул мне прямо в глаза. Его взгляд был острым и пронзительным. Чувствуя, что это наша последняя встреча, московский вельможа, искушенный в тонкостях великосветских отношений и повидавший много на своем хлопотном посту, искренне напутствовал меня и — как знать — быть может, предостерегал от излишней прямолинейности и твердости там, где важнее гибкость.
— Все у тебя есть: ум, сообразительность, грамотен ты. Андрей сказывал — ты так быстро пишешь, как у нас писцы, для кого письмо — всю жизнь хлеб, не могут. Но только нет у тебя способности поднести начальству на блюдечке результат, которого оно ждет. Даже больше скажу — спину лишний раз согнуть не хочешь. А гордыня — грех. Ладно, чего мне тебя учить — сам боярин, люди под тобой. Другой бы, такие слова заслышав, возмутился, но я мыслю — тебя не изменить. Единственно прошу: позову в трудный час — не откажи. Тем, кто к трону на четвереньках ползет, верить до конца нельзя. С тобой в сечу я бы пошел, чтобы рядом рубиться. Знай — повезло и жене твоей, и дружине, что хозяин у них такой. И сына таким же воспитай.
— Спасибо за добрые слова, боярин! Прощай! Будешь в Вологде — мой дом для тебя всегда открыт.
— И тебе удачи и долгие лета.
Я отвесил поклон и вышел. За дверью томился Андрей.
— Ну что, боярин, уезжаешь?
— Уезжаю. Андрюша. Только просьба у меня к тебе напоследок.
— Все исполню, только скажи, — обрадовался возможности быть мне полезным Андрей.
— Ты знаешь, где стряпчий государев Кучецкой живет?
— Да кто же в Москве этого не знает? — удивился Андрей.
— Проводи меня к нему.
Я собрал свою тощую сумку с пожитками, оделся. Возвращаться в Разбойный приказ я уже не собирался.
Мы не спеша шли с Андреем по московским улицам, он показывал на дома: этот — боярина Сабурова, а левее — боярина Репнина, а вот эти хоромы — князя Кутузова. Я чуть не ляпнул: «Того самого, чьи потомки французов били?», но вовремя прикусил язык.
Так, за разговорами, дошли до солидного, но без вычурности, дома из белого пиленого камня.
— Пришли, — невесело заявил Андрей.
— Что нос повесил?
— Люб ты мне, боярин, расставаться жалко.
— И мне тоже. Не заладится что в приказе — перебирайся в Вологду, под мою руку.
— Нет, пока можно — здесь служить буду. Тятенька велел. Вот я — из простых, а ты — боярин, и разница между нами— ого-го! А мне просто с тобой, и есть чему поучиться. Несколько дней всего, а я повзрослел на год.
— Вижу — даже по моему примеру пистоль купил.
Щеки Андрея заалели.
— Давай хоть обнимемся, Андрей! Кто знает — свидимся ли еще.
Мы обнялись, похлопали друг друга по спине и пожали руки. Андрей нехотя развернулся и побрел к Ивановской площади.
Я постучал в ворота. Открыл вальяжный слуга.
— Хозяин не принимает.
— Передай ему — боярин Михайлов спрашивает.
Слуга окинул меня подозрительным взглядом. Вероятно, в его глазах я па боярина и на уважаемого человека явно не тянул. Тем не менее он отправился в дом и вскоре пригласил меня. В сенях брезгливо принял тулуп, рядом повесил мою котомку и проводил в горницу.
Навстречу шел стряпчий Федор Кучецкой.
— Ба! Сколько лет, сколько зим, боярин! И ведь не заглянул к старому знакомцу!
— Так ведь с твоей подачи меня государь из Вологды вытащил, все дни делом занимался, без продыха. Не было возможности дать знать о себе.
— Говорил мне дьяк Выродов о твоих успехах. Хвалил, что убийцу нашел быстро, когда у них у всех руки опустились. Знал я — не подведешь. Так и государю сказал. Молодец, не подвел. А что до Выродова — я никогда прежде не слышал, чтобы он кого-то хвалил из своих подчиненных. А со мной — соловьем разливался. Цени!
— Ценю.
— И чем же государь тебя за службу отблагодарил?
Я пожал плечами. По лицу Кучецкого пробежала тень.
— А ведь дьяка-то отметил. Дом убиенного ныне злодея Выродову отписал.
— Так ведь и я не на улице живу — в своем доме, и вотчина есть.
— Ты знаешь ли, сколько дом с участком в Москве стоит?
Федор оглядел меня — наверное, слуга доложил о моем тулупе. Но кафтан-то на мне был неплохой, английского сукна.
— Вот что, постой-ка, а лучше — присядь.
Кучецкой вышел, а я разглядывал горницу. Совсем неплохо стряпчий живет. Печь вон изразцами выложена, мебель из мореного дуба. Тяжелая, но век стоять будет, и не скрипнет. В окнах стекла вставлены, а стекло дорого стоит.
Не успел я все разглядеть, как вернулся Кучецкой, неся в руках шубу.
— Держи, боярин, награду. Правда, не с государева плеча, но и я чего-то стою.
Я смутился. Еще подумает, что я за наградой приперся. И только рот открыл, как Кучецкой засмеялся.
— Бери-бери. Не последняя. Это от меня — за то, что не подвел, не ударил в грязь лицом. Государю я ведь тебя посоветовал — стало быть, за слова свои отвечать должен. Ты правоту мою доказал делом. Садись, чего вскочил? Добирался сюда, в Москву — как?
— С Лыковым, на ямских лошадях.
— На обратную дорогу подорожную грамоту дали?
— Нет.
Кучецкой помрачнел. Потом тряхнул головой.
— Когда уезжать думаешь?
— У меня, собственно, дел уже и нет. Думал после тебя и домой подаваться.
— Ты вот что — не торопись. У меня переночуешь, места хватит. Ты в братчине состоишь какой?
— Нет, — сознался я.
— Э, брат, — не дело. Боярин боярина держаться должен. Понятное дело — не всякого. Хочешь со мной в братчине состоять?
— Хочу, а что для этого надо?
Федор засмеялся, хлопнул себя по ляжкам.
— Ну, вы там, на Вологодчине, совсем заплесневели. Не обижайся. Братчина — это пивная братия. Зерно привозишь — ну, свою долю. Мои холопы пиво варят. Пару раз в год, а когда и чаще бояре, что в братчине, встречаются. Пива попить, в баньку сходить, дела обсудить. Коли вступишь в братчину, обратной дороги нет. И подсуден в случае чего, при споре, потом будешь только членам братчины. Понял ли?
— Понял, согласен.
— Ладно, зерна у тебя нет — это я уже понял, долю деньгами отдашь. Сейчас отдыхай, к завтрему готовься — слуга комнату покажет.
Стряпчий позвонил в колокольчик. На звон явился слуга, забрал мою уже шубу и провел меня в гостевую комнату.
Я снял сапоги, разделся и рухнул в постель. И в самом деле — надо отдохнуть. Устал я за эти дни — скачка в Москву, напряженная работа. Имею же я право устроить себе день-два отдыха?
На следующий день стали собираться бояре. Двор быстро заполнился знатным народом, слуги отводили в конюшню лошадей.
Бояре заявились без слуг и ратников.
Меня пока никто не звал, и я находился в отведенной мне комнате, разглядывая с высоты второго этажа прибывающих бояр. Все лица были мне незнакомы. Да и откуда взяться знакомым, коли в Вологде сижу, а когда и выезжаю на государеву службу, так вокруг — бояре местные, вологодские.
