суета проходит несколько стадий внедрения в массы. Первая — первоначальный вброс. Когда то кто-то пустил слух, что барон Йоркширский водит себе в спальню по ночам только мальчиков. Поначалу люд возмутился, но барон-то почти второе лицо в королевстве, ибо ведает казной. Как он стал с такой ориентацией ей ведать — вопрос другой. Люд по возмущался, да и привык — какая разница кого водит в спальню барон, лишь бы денег выдавал исправно. А гроши он выдавал без задержки и отговорок. Вторая стадия — это прививка толпе безжалостной толерантности. Типа, да какая разница кого водит в спальню барон — это его личное дело. Ведь человек то он хороший — вон и гроши выдает и вообще, умный человек. Барон-то действительно умный, ведь знал, что за мужеложство в королевстве положена смертная казнь через сожжение на костре. Но вот незадача — король, конечно с подачи барона, убирает эту казнь из законов королевства. Вы следите за ходом моих мыслей?
— Не улавливаю пока, — признался Мальборо.
— А то, что потом, те десять процентов больных, вдруг становятся здоровыми. То есть, равными всем остальным. И это только начало большого мошенничества…
— Это как же?! — герцог никак не мог понять, к чему клонит император.
— А вот так. Если нет наказания, если нет лечения, то и нет вины. А ведь внешне всё одинаково. Но внутри-то разница большая! Внутри головы… В мозгах, в сознании.
— Но это же только в отношении влечений — попытался спорить Мальборо.
— Так влечение и есть основной принцип существования. Разве нет? Вся мораль человеческих отношений строится на гармонии взаимопонимания между мужчиной и женщиной. Через систему этих взаимоотношений люди понимают друг друга. Это есть некий граничный элемент, от которого отталкиваются, выстраивая принцип взаимодействия. Вот вы, например, уже меня не понимаете. А вы, герцог, между прочим, посол целой державы. А не понимаете меня, императора другой державы. И как нам выстроить отношения после этого? Как мы будем договариваться, если друг друга не понимаем?!
— И как моё влечение этому помешает? — несколько возбуждённо вопрошал посол Саксонии.
Император резко нахмурился.
— А так. Подписав со мной соглашение, вы сможете в одностороннем порядке его разорвать, сославшись на мою не толерантность. И это изначально мошенничество. Вы заставляете меня принять то, чего я не хочу. Активно продвигая свои взгляды в мире, заставляя слабых их принять, вы сможете слабыми манипулировать. Например, наводить войной супротив меня. Вот такой расклад, Антон… Мальборо.
И уже сбавив хмурость добавил.
— Мне давеча рассказали, что в одной из христианских школ Саксонии детишек постреляли. Зашло туда существо — аль баба, аль мужик. Трансигедером себя назвал, детей застрелил. Так ваши СМИ его чуть ли не героем выставляют. Это как можно?
— У нас независимые СМИ, — нашелся что сказать посол.
— Ну да, — жестко усмехнулся император. — Демократия…
— Ваше величество! — взволнованно прошептал Пётр Разумовский, камер-флигель императора. — Вас ожидает весьма странный господин!
— И чем же странен он, Петька?!
Пётр был чуть старше императора, но воспитывался под началом того же казака-наставника вместе с Александром Николаевичем. Более преданного императору человека, чем Петр Разумовский, в империи было не сыскать. Должность камер-флигеля придумал для Петра сам император — надо же было как-то оправдать пребывание во дворце типа шутовской наружности, вечно подтрунивающего над чиновниками и щипающим попы фрейлин. Фаворитки Николая Александровича так, вообще, Разумовского люто ненавидели. Во-первых, Пётр не имел дворянского титула; во-вторых, мог, походя, пожанглировать их грудью, при этом нагло улыбаясь; в третьих — докладывал императору обо всех несанкционированных походах любовниц к императорскому казначею. Последняя «провинность» расценивалась Николаем Александровичем, как государственная измена, и фаворитка могла запросто попасть в подвал Тайной жандармерии. Анна Михайловская, выразив императору недовольство Разумовским, была изгнана из дворца с позором.
— Да не знаю, как и объяснить… Уверенный такой, весь из себя холеный… И глаза! Злые, с прищуром.
— Назвал-то себя как? — император не понимал, что за гость пришел к нему в столь позднее время.
— Да никак! Приехал на карете с гербом Саксонии и сказал, что вы искали с ним встречи.
— И куда ты его определил?
— В северный флигель дворца, ваше величество. Естественно, под охраной…
— Проводи, — коротко приказал император.
Они прошли через дворцовый парк и встали у стены дворца. Разумовский посмотрел по сторонам и быстро нажал еле заметный выступ на кирпичной стене. Открылся узкий проём, куда и вошли император с адъютантом, подождали пока потайная дверь встанет на место. Пётр зажег свечу, которую достал из ниши и тусклый свет озарил подземелье. Они тихо поднялись по витой лестнице и, пройдя ещё одной потайной дверью, оказались в старом кабинете отца императора — Александра Фёдоровича.
— Сиди здесь, Петька, и внимательно слушай, — тихо сказал Николай Александрович. — Ежели чего, выходи и проткни саблей этого господина.
Разумовский кивнул, положив ладонь на эфес оружия, а император прошёл к двери входа в кабинет. Распахнул.
Почтенный господин в очень дорогих одеждах, увидев императора русичей, неторопливо встал с кресла и склонил голову:
— Ваше величество!
— Кто вы?! — вместо приветствия строго спросил Николай Александрович.
— Я — герцог Виндзорский, ваше величество. Саксонский посол передал, что вы хотели говорить со мной…
Император слегка расслабился.
— Присаживайтесь, герцог.
— Благодарю, ваше величество.
Николай Александрович внимательно посмотрел на герцога. Тот выдержал взгляд и ни одна морщина на его лице не дрогнула. Император хмыкнул:
— Посол, видимо, что-то напутал. Я хотел говорить с тем, кто реально стоит за саксонским королем и наполняет его казну.
Герцог хмыкнул в ответ:
— Вашему величеству известно, кто стоит за королем Саксонии?
— Да. Корпорация Нижних Земель.
Герцог удивился.
— О, вы прекрасно осведомлены, ваше величество. Вот мои бумаги.
И протянул императору тонкий свиток за двумя печатями — черного и белого цвета. Печати сияли золотым блеском. Николай Александрович осмотрел их, потом положил свиток на чайный столик, стоявший около кресла, в котором сидел император. Подумав, Николай Александрович громко хлопнул в ладоши. В распахнутые двери вошли двое солдат личной охраны императора и один из лакеев.
— Принесите свечей и чаю.
Лакей склонился и вышел вместе с охраной. Через полминуты кабинет был ярко освещён, а на столике стоял большой поднос с угощением.
— Наливайте чай, герцог. Думаю, вы, так спешили, что забыли позавтракать.
— Я не голоден, ваше величество.
— Ладно, — император сорвал печати и стал читать бумагу.
" Я — герцог Виндзорский, барон Кальяри и баронетт Миланский есть единоличный хозяин Кумпании Нижних Земель". Далее была начертана размашистая подпись под четкими оттисками гербов Саксонии и Милана.
— И
