весьма хорошо. Смотрите какое милое бревнышко мы вам приперли!
Наши инструктора встали посмотрели на людей разразились хохотом
— Небось сами выбирали?
— Сами.
— А ты им другое предлагал?
— Предлагал, что я изверг какой? Но они решили это тащить. Даже сухостой предлагал, но они ни в какую.
Фокус заключался в том, что одного отделения состоящего из четырнадцати человек было недостаточно, чтобы донести его.
Люди срубили сырое, сбили ветки сучки, потеряли кучу времени, а протащив половину пути не решились бросить. Ведь столько работы проделано.
Простая психология.
Мы помогли дотащить бревно до места.
— Пока вы рубили и тащили, ваши друзья окопы может вырыли бы за это время, но дальше их в клочья разнесет артиллерия.
Это было неприятно слышать. Звучало как издевка. А самое отвратительное заключалось в том, что над последней «шуткой» громче всех смеялся Цеплаков.
— Товарищ младший сержант, разрешите обратиться.
Я повернулся в сторону Цеплакова взял под козырек.
— Валяй обращайся.
— Товарищ командир отделения, вы здесь видите артиллерию? Я нет. Вы не считаете, что это чересчур? Люди служить и учиться прибыли, а не калечиться.
— Что? — у Цеплакова глаза на лоб полезли, — да, я тебя…
Но он тут же заткнулся увидев, что сотня хмурых матросских глаз рассматривает его в упор и ждет ответа на мои вопросы.
— Так, перекур окончен. Всем кто, считает, что ему нужна медицинская помощь, подходите к аптечке, обработаем волдыри. Остальные продолжают рыть окопы.
Он посмотрел на меня испепеляющим взором.
Прекрасный день. Я посмотрел на небо. Сегодня нажил себе новых врагов.
Сначала в лице Зокоева и Жанбаева в основном благодаря хвастовству Цеплакова. Теперь и сам командир отделения будет мне мстить по-тихому за мою матросскую дерзость.
На самом деле, это был просто призыв к человечности. Сержанты в учебке «забурели» и потеряли чувство меры и уважение к человеческой личности.
Каким бы ты ни был начальником нельзя относиться к людям как к мясу.
Мог ли он мне насолить? Еще как. Вчера он приглашал меня в «СС», меня еще раз передернуло от того, что кто-то уже в те времена решил назвать «Школу сержантского состава» таким манером, а завтра он найдет с десяток поводов отправить меня на губу.
Взять вот хоть наш диалог состоявшийся минуту назад.
Наплевать. Солдатенко с Шельмой пострашнее противники.
Этот еще совсем салабон. Возгордился своей властью, но он не понимал, что власть в армии без реального уважения бойцов не просто разрушает, она заставляет деградировать и тупеть.
Потому никакого иного способа воздействия на подчиненных, кроме как орать не остается.
Отсюда и берутся крикливые тупорылые солдафоны, использующие глотку, как универсальный инструмент управления. Но и он у них работает в одном случае из десяти.
Я же понимал, что, конечно, лучшая стратегия в жизни это сотрудничество с другими. Конфликт всегда проигрышен. Даже если ты в нем победишь. Нужно стараться не доводить до конфликта.
Но иногда и своё достоинство дороже — его никогда нельзя ронять, и конфликта не избежать. Как в случае с Зокоевым и Жанбаевым. В этом случае лучшая стратегия спокойствие.
Оба моих новых врага такие же люди как и все. Из плоти и крови. Их модель поведения часто вводит других в заблуждение. И это тоже психология.
В прошлой жизни я повидал множество таких. Их конек страх. Надо отдать должное, они умеют мастерски владеть интонацией, мимикой.
Скоростью и тембром речи. Когда надо они снижают скорость речи, так, что заставляют ждать продолжения их предложений.
А иногда говорят быстро, так чтобы мозг не успевал разобрать. Все эти «улыбки зубами» оттуда же. Это простая психология.
Все их действия и слова построены так, чтобы вызывать страх. Если не хватает слов, они прибегают к тактильному контакту, беря какую-нибудь часть одежды противника в «щепотку».
Делается это как бы брезгливо, чтобы вызвать стыд в сознании оппонента.
Они сильны до тех пор, пока видят, что их бояться. Они словно питаются этим страхом.
Но когда ситуация складывается не в их пользу, и они чувствуют, что на них и на все их ухищрения класть хотели с прибором.
То весь этот апломб исчезает. Если они сильны или пришли толпой, то бросаются в схватку. Если слабы, то растворяются.
Я знал, что они сегодня придут толпой. Они уже почувствовали, что я их не боюсь.
Мой козырь в том, что они предсказуемы почти на сто процентов. Поэтому я их буду ждать.
Не то, чтобы я был на них как-то по особому зол. Нет. Но людям надо объяснить несколько важных вещей.
Во-первых, они все таки лишили меня завтрака и должны ответить за это. Во-вторых? здоровому казаху не следовало меня называть «лопухом».
Все-таки с незнакомыми людьми нужно обращаться вежливо. Ну и в-третьих, человек обещающий поставить меня на колени должен на личном опыте убедиться, что это невозможно.
Не то, чтобы я был на них как-то по особому зол. Нет. Но людям надо объяснить несколько важных вещей.
Во-первых, они все таки лишили меня завтрака и должны ответить за это. Во-вторых? здоровому казаху не следовало меня называть «лопухом».
Все-таки с незнакомыми людьми нужно обращаться вежливо. Ну и в-третьих, человек обещающий поставить меня на колени должен на личном опыте убедиться, что это невозможно.
* * *
Вечером перед ужином мы отправились в умывальную комнату, расположенную рядом с кубриком. Нам дали возможность смыть с себя грязь.
У умывальной комнаты была одна особенность, командир учебной части был помешан на том, чтобы все блестело и обычные советские краны всегда должны были быть начищены до сумасшедшего блеска.
Сержанты покрикивали на матрасов и требовали, чтобы те, кто умывалася не оставляли за собой грязных разводов на белых с черными кантами эмалированных раковинах.
А это убийственно влияло на скорость движения очереди. На десять слабо текущих кранов — напор никакой, больше сотни желающих.
Я находился где-то в середине очереди и с грустью осозновал, что скорее всего не успею умыться и простирнуться до ужина.
В учебке привыкаешь к духу казармы. Не в смысле атмосферы, а смысле запаха. Придя с гражданки, будущие солдаты и матросы на своей одежде и коже в первые дни все еще несут «запах свободы». Это и одеколоны, и кремы для бриться, и душистое мыло.
После прибытия, во время получения формы у будущего матраса все это изымается, а вместо ему выдается кусок солдатского хозяйственного мыла.
Человек начинает привыкать
