к армейским запахам. Это и кисловатый запах портянок, потных мужских тел и сырой одежды пропитанной им же.
Я всегда старался держать форму в чистоте и стирать ее в умывальнике при первой возможности. Правда сушить одежду было негде и наутро приходилось надевать влажную.
Стирал я тем самым куском хозяйственного мыла, его помощью мы еще мылись и брились.
Отдельно матрасы привыкали к едкому запаху хлорки в гальюне, вызывающей резь в глазах, которая служила единственным видом бытовой химии.
Но после пары тройки дней организм перестраивается и матрас перестает все эти резкие запахи замечать.
Зато начинаешь по-особенному обонять «гражданские» запахи. Нюх предельно обостряется.
И если мимо проходит офицер, надушенный мужским одеколоном или женщина, жена офицера, работающая в части, которая просто помыла руки каким-нибудь «земляничным» мылом или мылом «балет», то такой запах может еще несколько часов ощущаться и держаться в памяти.
А однажды, в часть приехала дочь одного полкана из штаба. Запахло женщиной, в самом хорошем смысле, как в том итальянском фильме, перевранном американцами.
Она не была красавицей, клянусь, но когда она появилась на территории все матрасы, в том числе и я, учуяли что в нашу сторону направляется молодая женщина.
Мы ее не видели, как тот слепой полковник, но ощущали божественный аромат ее духов за пару минут до ее появления.
И при том, что она была полновата, и на гражданке я вряд ли обратил бы на нее особое внимание, но тут все отделение не сговариваясь ожидало ее появления.
Как голодные волки или даже как акулы в океане, почуявшие кровь, матрасы резко повернулись на источник мужского вожделения.
Она шла метрах в двухстах, в сторону плаца. Точнее прямо-таки, плыла, призывно, словно на волнах, покачивая бёдрами. И чем ближе она была, тем сильнее аромат ее духов ощущался и сводил с ума молодых матросов школы.
Я до сих пор помню запах её духов. Странно, что от других женщин, работающих в учебке, вообще ничем не пахло.
Может им запрещали мужья? Чтобы не будоражить и так импульсивную психику молодых бойцов.
Я стоял в очереди и думал, чем мне пожертвовать ужином или чистотой? И решил принести в жертву еду. Конечно, ложиться спать голодным не самое приятное занятие
Готовили в учебке более менее, но не сильно разнообразно. Меню повторяющееся изо дня в день.
Масло утром по норме, хлеба два куска белый и чёрный, каша без мяса, четыре куска сахара, чай.
В обед суп, каша, вареное сало. Вроде должно было быть мясо, но я его там ни разу не видел. Кисель, хлеба три куска.
Ужин картошка с капустой, кусок рыбы, хлеба два куска, чай сладкий.
По воскресеньям к завтраку добавляли по два куриных яйца.
Больше всего мне было жаль пропустить не рыбу с картошкой и курицей, а хлеб
То ли воздух был такой и высокая физическая нагрузка в «учебке», то ли действительно мука была особая, как говорили между собой повара, но такого вкусного хлеба я больше нигде не ел.
Как я и предполагал, ужин начался раньше, чем подошла моя очередь к раковине. Уставшие и измочаленные матрасы потянулись в столовую, освобождая умывальники.
Цеплакова нигде не было видно, хотя он всегда водил нас строем на «камбуз».
Через минуту в умывальной комнате остались только я и сухощавый неразговорчивый парнишка из соседнего отделения. Я хорошо запомнил его, когда мы таскали «глиняные» кирпичи.
Он стирал свою форму совершенно не обращая внимания на происходящую суету.
Я подошел к умывальнику и скинул одежду по пояс, оставшись в штанах и сапогах. О степени своей «загаженности» и «запыленности» можно было только догадываться.
Зеркала в помещение не отсутствовали. То ли их не было вообще, то ли побили предыдущие призывы.
Поэтому те кто брился таскали с собой осколок зеркала.
Струйка воды была слишком слабой, но я все же залез под нее для того чтобы отмыть верхнюю часть тела.
Даже ледяная вода из под крана была блаженством, и даром небес, помогающим избавляться от липкой черной грязи.
Я попробовал посмотреть на соседа и заметил, что парнишка краем глаза зафиксировал какое-то движение. Он отмывал свою форму и скосился в мою сторону на какое-то мгновение.
Я понял, что был трижды прав, когда ожидал нападения на себя со стороны Зокоева и Жанбаева.
Единственное я ошибся с прогнозом по времени. Я думал, что они начнут после ужина. Но, наверно, они решили, что лучше ситуации, чтобы устроить мне темную у них не будет.
— А это что за чушка? — услышал я возглас за спиной.
Здоровый Жанбаев подскочил ко мне сзади и обхватил мой торс своими огромными ручищами, так, что мои руки оказались прижаты к телу.
— Давай пошел отсюда, быстро! — кричал Зокоев парню справа, который остановился, перестал умываться и молча наблюдал за происходящим, — а то сейчас и тебе голову сломаем.
Я мог работать только ногами и головой. Нельзя давать им опомниться, я уже успел насчитать четверых. Два казаха и два горца.
Резкий удар сверху вниз пяткой по носку сапога, по пальцам ног Жанбаева, я сопроводил мощным тычком затылком ему в нос. Он взревел от боли, но не разомкнул объятий.
Сейчас ты у меня пожалеешь и о лопухе и вероломном нападении сзади. Я согнул обе ноги в коленях и со всей дури, прям что есть мочи оттолкнулся от стены.
Мы с Жанбаевым буквально полетели. Спинами назад. Я даже удивился силе своих бедер.
На стене за спиной моего противника находились крючки для полотенец. Для парней среднего роста примерно на уровне глаз, для двухметрового Жанбаева самое оно, на уровне плеч.
Когда мы с силой врезались в крючки, точно он своей спиной, то он просто хрипло простонал:
— Ох, сука!
И оставил меня, разжав свои бульдожьи объятия. И вовремя. Потому что второй парень, азиат, земляк Жанбаева попытался отвесить мне правый крюк.
Я ловко поднырнул под его удар. И выбросил левый кросс.
В это время я услышал два коротких удара в область чуть ниже грудной клетки в самый верх солнечного сплетения. Кто знает этот булькающий удар ни с чем не перепутает это звук
— Угхм! Угхм! — выскакивал воздух из легких одного из горцев. Это был Зокоев.
Мой сосед с ходу ввязался в бой. Он проигнорировал его угрозы.
Ого! прекрасный правый в «шапку», чуть выше виска. Зокоева закачало и его прямые ноги начали выписывать «восьмерки». Тело при это наклонилось, руки были подняты в
