матери, сверля спину командующего проницательным взглядом.
— И что ты прикажешь делать? — горько усмехнулся Роберт, устало разводя руками.
Несмотря на огненную речь девушки, он так и не повернулся к ней лицом, даже когда Белоголовая переходила на крик.
— Революция требует подчинения. Революция требует терпения. Революция требует… — рассуждал спокойно мужчина и тихо взрыкнул, когда его снова перебили.
— Черта с два ей позволено что-либо требовать! Мы заложники этих глупых правил, придуманных неведомыми судьями, что заточили нас в рамки ожидания. Заперли нас в клетках, как зверей, и подкидывают свежего мяса, чтобы мы не забывали вкус крови. Да нас притравливают, как собак!
— Хорошо, — согласился Роберт для видимости, стискивая челюсти. — И какой у тебя план? Отвергая — предлагай, давай же, — он снова развел руками и ждал, будучи уверенным, что Лу сдуется.
Но в голубых глазах девушки разгорелся такой пожар, который не в силах были затушить и годы пролитых слез. Она сделала несколько решительных шагов навстречу к боссу, отходя от названной матери. Джина тяжело вздохнула, смиряясь с истерикой дочери. И, доверяя её эмоции в руки мудрого лидера, приняла из рук Карла чашку горячего чая.
— Мы должны проникнуть внутрь системы. Должны разрушить её изнутри. Должны уничтожать не точечные объекты, а целые системы, рушить их планы, играть на несколько шагов вперед! Тогда и только тогда его смерть будет хоть чего-то стоить. И я даже знаю, с кого следует начать, — хитро усмехнулась она, кажется преисполнившись в своем коварном плане. — Ллойд Аддерли.
Джина громко охнула и выронила чашку, опаляя ноги кипятком. Посуда рухнула на пол, разлетаясь на крупные осколки, которые тут же принялся подбирать Ленни, нервно приговаривая себе под нос что-то о том, что чашки бьются к большому счастью.
— Что такое, Джина? — Роберт в момент забыл о разъяренной подопечной и их воспитательной беседе, подлетая к женщине и подхватывая её корпус, словно опасаясь, что та рухнет на пол.
— Л-лойд Аддерли… — вторила она эхом. — Тот мальчик… Кровавый четверг… — перечисляла она бессвязную для всех информацию. Лишь Роберт внимал её устам, вслушиваясь в каждый хриплый слог, что вырывался из пересохших губ.
— О чем ты, мам?.. — удивленно уточнила Лу, склоняя голову. Джина и раньше бормотала что-то бессвязное, но смысла от неё добиться так и не удалось.
Джина тяжело вздохнула и, с помощью Роберта, медленно осела на продавленное кресло.
— Я никогда не рассказывала вам, чем занималась раньше… Никогда не говорила, как пришла к оппозиции и осознала, что потакать Империи — значит потакать собственной гибели… Это случилось далекие восемнадцать лет назад.
Она рассказала им обо всём. О ливне, что забивал стоки грязной водой, о беспокойной ночи в этом самом отеле, о трупике маленькой девочки… Её голос так дрожал, что могло показаться, будто она лукавит.
— Я навсегда запомнила ту малышку… Такая невинная, такая простая, такая несчастная… У нее были золотистые кудри. Одета она была в желтенькое аккуратное платьице, что все побагровело от пережитых ею пыток. Её звали… — она устремила взгляд на дочь, тут же скользнув глазами влево. — Лючия. Но её ласково звали Лу. И когда я нашла тебя, милая… Брошенную, оставленную, златоволосую, не помнящую своего имени… Я решила снова вспомнить о той крошке и дать тебе её благородное, благозвучное имя.
Лу показалось, будто женщина явно что-то недоговаривает, уж слишком виновато она отворачивалась:
— Значит… — всё равно задумчиво прошептала блондинка. — Она была совсем мала?..
— Совсем крошка… Не старше лет четырех, — подтвердила Джина, так же виновато глядя на Лу.
Девушка резко поднялась со своего места и подошла к командующему, что озабоченно рассматривал раздосадованное лицо женщины.
— Вы просили план, босс, — с вызовом бросает она прямо ему в лицо. — У меня он есть.
***
Суббота, 28 июня 2025 года
Чикаго, Иллюнийс
Поместье графа Аддерли
Если бы кто-то спросил Ллойда, трудно ли быть столь востребованным мужчиной, то он без раздумий ответил бы, что это самая тяжелая доля из всех ему известных. Обязательно бы свёл брови, отражая все переживаемые им муки, поведал бы о печальной участи всеми любимого, но столь одинокого человека, рассказал, сколь печальна его судьба… И, разумеется, безбожно бы соврал.
Аддерли обожал свою жизнь. Обожал её непредсказуемость и подвижность, некую суетливость и мимолетность каждого дня. Она была наглядным примером того, как даже самое рутинное ремесло может приносить не угасающее удовольствие: к каждой его «жертве» следовало найти индивидуальный подход, вычисляя самые открытые и беззащитные места, впиваясь в них лестью. Любил он сладость победы и, конечно, двойственность образа своего в обществе.
К Ллойду не оставалось равнодушных. Одни стелились перед ним, мечтая хотя бы на мгновение дотронуться до его превосходительства, а иные лишь кидали гневные взгляды, уставленные в спину. Первые были надоедливы в своем избытке, вторые были скучны в своём робком однообразии. Куда интереснее был третий типаж его окружения. Эти персонажи были куда любопытнее прочих, к тому же встречались сравнительно редко в общей массе.
С их слов, они не испытывали к графу романтических чувств, при этом вознося в кумиры и идолы. Честно заметить, их обожание куда больше докучало мужчине, чем внимание первых. Из них редко можно было получить хоть какую-то выгоду, кроме минутной забавы.
Все они увязываясь за ним тенью и подражали каждому шагу, старательно стирали границы его личного пространства, но при этом оставались лишь жалкими подражателями. Но и среди подобных глупцов нашёлся тот, кто рядом с ними блистал умом. Спенсер Уэйд оказался исключением, которое лишь подтвердило правило. Он ловко смекнул, что лишь отражая поведение Аддерли — многого он не добьется, а потому решил стать дополнением к нему. Сам герцог называл его своим учеником, но Спенс же предпочитал представляться вторым пилотом.
Его трюк сработал как нельзя лучше: он проводил время с теми, кто был
