Опухший рассчитался с извозчиками, и мы двинулись за полковником на встречу с графом то ли Нордом, то ли Северным, приплывшим в Кронштадт на шлюпке покойной императрицы.
Я получил новую пищу для размышлений. Выяснилось, что Василий Яковлевич, несмотря на преклонные года, был всего лишь подпоручиком. Однако полковник заискивал перед ним. В то же время Василий Яковлевич явно не желал публичной известности ни своей миссии, ни своему имени. Интересный какой-то он подпоручик!
Вельможа ожидал нас в роскошной карете, украшенной искусной резьбой и покрытой позолотой. Многочисленная свита суетилась подле, готовая занять места в многочисленных экипажах. Граф то ли Норд, то ли Северный пригласил Василия Яковлевича присоединиться к его поезду. Мирович принял приглашение вельможи, хотя явно был недоволен ни задержкой вообще, ни тем, что случился контакт с этим молодым графом, в частности.
Он вернул велетеню бумаги капитана-поручика Косынкина и приказал нам отправиться к западному рейду, найти там англичанина Спелмана и договориться, чтобы тот был готов отчаливать в любую минуту.
— А вы? — спросил некусаный товарищ.
— Я обеспечу нам подорожные. А вы договоритесь с этим Спелманом и поезжайте к дому Петра Великого. Граф Северный до утра остановится там. И мы переночуем там же, — сказал Мирович.
Он подсел в карету к полковнику. Поезд вельможи тронулся.
В толпе я заметил белый фрак с ярко-зеленым воротником и алым жилетом. Рядом я заметил и мумию, которая ловила мой взгляд, чтобы опять пугать меня бешеными глазищами. Я показал ей язык и отвернулся. Мимо нас прокатила последняя карета из поезда графа, и мы вчетвером отправились к западному рейду искать английского купца.
Англичанин оказался рыжим толстяком. Он обрадовался, когда увидел бумаги, и сообщил, что некая барышня специально заплатила ему, чтобы «Emerald Jane»[40] стояла на рейде, пока не появится предъявитель этих документов. Клавдий попросил мистера Спелмана приготовить судно, чтобы рано утром флейт[41] мог отправиться в плавание. Рыжий толстяк радостно сообщил, что будет готов отчалить через два часа.
— Все же дождитесь, пока мы окажемся на борту, — усмехнулся Марагур. — К тому же скоро совсем стемнеет. Лучше отправимся в путь с утра.
— Мистер Спелман, а признайтесь, наверняка не ожидали, что с документами к вам пожалует велетень? — спросил я англичанина, с сердитым видом уставившись в его глаза.
Я так насупился, что чуть в барсука не превратился, но, как ни старался, Спелман не обратил внимания на мою мимику.
— Это ж Россия! — радостно ответил он и развел в сторону красными волосатыми ручищами.
— Граф Дементьев очень гордится дружбой со мной, — сообщил Марагур англичанину и пихнул меня локтем — по-дружески.
— Тише ты! — огрызнулся я. — Я же не велетень!
— Ладно-ладно, пойдем, — ответил Клавдий.
Мы наняли две коляски и отправились в резиденцию графа Норда-Северного.
Дворец Петра Великого оказался полуразрушенным деревянным домиком, явно рассчитанным на гостей, привыкших к спартанскому образу жизни, а не сопровождаемых огромной свитой, численность которой сделала бы честь многим королевским дворам Европы. В результате именно челядь, следовавшая за четой Нордов-Северных, приобщалась к суровым походным условиям. Вельможа с супругой расположились в доме. Для остальных были разбиты палатки под открытым небом. Мирович побеспокоился, чтобы нас обеспечили кровом и сытным ужином. Проводив нас к небольшой палатке, он приказал быть наготове, но по возможности успеть передохнуть. Сам Василий Яковлевич отправился в домик — ожидать аудиенции у вельможи.
После всех событий прошедшего дня больше всего на свете мне хотелось спать. Наскоро поев, я расстелил тюфяк и лег. Некусаный господин последовал моему примеру.
— Спокойной ночи, господа, — сказал он, растянулся на втором тюфяке и отвернулся к стене.
— Да уж, пора на боковую, — согласился опухший и улегся между нами.
— Вот проныры! — воскликнул велетень. — А графа Дементьева кто сторожить будет?
— А, кроме тебя, его все равно никто не удержит, — признался некусаный.
— Ладно, отосплюсь по пути в Амстердам, — согласился Клавдий и уселся на выходе из палатки.
Только что я собирался бежать, но теперь хотел спать. К тому же вылезти из палатки мимо велетеня не представлялось возможным. И я со спокойной совестью закрыл глаза. Хорошо бы, граф Норд-Северный не скоро принял Мировича, чтобы отдохнуть успеть. Вдруг улизнуть не удастся и придется плыть в Амстердам. Тогда мне предстояло как-то избавиться от Мировича и его друзей. Я рассчитывал, что во время морского путешествия представится случай скормить их рыбам. Пожалуй, начну с самого Мировича. Без него остальные и сами разбегутся, в том числе и велетень, который вряд ли захочет бесплатно гоняться за кем бы то ни было. Главное, до того, как он оторвет мне ноги, успеть убедить его в том, что неотмщенная смерть нанимателя нисколько не скажется на его репутации. Затем вопреки давешнему желанию бежать в Москву я предался мечтам о том, как встречусь с Аннет. Но скоро выяснилось, что дружище Морфей меня не покинул. Не чета каналье Лепо!
Не знаю, сколько я проспал, а проснулся от сильной боли. Кто-то подкованным каблуком наступил мне на левую руку. Уж не знаю, как, но как-то я удержался, не вскрикнул и даже не обругал обидчика. Я открыл глаза, пытаясь понять, кто это разгуливает по палатке и наступает нам на руки. Оказалось, что я лежу на спине, а моя рука во сне попала в дыру между стенкой и дном палатки, и на нее наступил кто-то, проходивший мимо. Справа посапывали опухший и некусаный. Велетень сидел у выхода. Кусок неба, видневшийся за его спиной, уже посветлел. Мне стало жаль Марагура: за всю ночь даже глаз не сомкнул.
Осторожно пошарив рукой, я обнаружил, что смогу пролезть через дыру в палатке. Я еще раз оглянулся на Клавдия, вздохнул, а затем приподнял полотно, перекатился через левый бок и оказался на улице. Теперь я лежал на траве животом вниз, слева от меня возвышалась палатка, впереди простиралась тень велетеня. Я приподнялся на локтях, согнул ноги в коленях, в такой неприличной позе отполз в сторонку, поднялся с земли и отправился прочь.
Свобода! Я был свободен! Мне осталось укрыться подальше от Василия Яковлевича и его компании, обождать, пока они отправятся в Амстердам и спокойно вернуться в Москву, по пути разыскав каналью Лепо с моими пожитками. И впредь держаться подальше от вице-канцлеров и прочей придворной шушеры. Я вспомнил Аннет, ее взгляд. Прошла-то всего неделя с того дня, как ее увезли неизвестные прямо из-под моего носа, но теперь мне казалось, что прошла целая вечность. А вечность, знаете ли, такое время, за которое многое меняется. Бог с ней, с этой Аннет, не сошелся же свет на ней клином! Не последний же это эклеръ. С этими мыслями я пошел прочь, подальше от палатки, которую охранял ничего не подозревавший велетень.
Где-то в Кронштадте проживал мой приятель, поручик Лунич, Пашка, дворянин из евреев. Нужно было разыскать его. Он дал бы мне кров — переждать, пока Мирович не отбудет в Амстердам, да и деньги понадобятся. Пашка дал бы в долг.
Я шел между деревьями и разбитыми тут и там палатками, большинство из которых сотрясались от храпа. Из одной доносились женские стоны и чье-то тяжелое дыхание. Я вспомнил, как Пашка хвалился, что у него красивые горничные, и прибавил шагу.
Мой путь проходил мимо домика Петра Великого. Окна гостиной были ярко освещены, и сквозь неплотно сдвинутые шторы я увидел полковника, передавшего Мировичу приглашение от вельможи. Офицер открыл дверь, и в помещение вошел сам Василий Яковлевич. У входа в дом горел костер, возле которого храпели караульные. Я притаился в тени деревьев, наблюдая за окнами. При этом я ругал себя за то, что теряю время. Но любопытство брало верх. Я был уверен, что если подслушаю разговоры Мировича, то многие тайны откроются передо мной. По крайней мере, я узнаю точно, в какую историю вляпался. Я не удержался от соблазна и со скучающим видом направился к дому. Поравнявшись с костром, я остановился и оглядел караульных. Убедившись, что их сон разве что громовому ящеру потревожить под силу, я прокрался к дому. Окно оказалось приоткрытым, и я подслушал разговор подпоручика Мировича с графом Нордом-Северным.
— Мой дорогой друг, — раздался голос вельможи. — Я рад видеть вас своим гостем.
— Благодарю вас, ваше императорское величество, — отвечал Василий Яковлевич.
Что за черт?! Мирович обращался к графу, именуя его императорским титулом!
— Прошу вас, Василий Яковлевич! — чуть ли не застонал вельможа. — Высочество! Не величество, а высочество.
Рольмопсъ твою щуку! Под псевдонимом графа то ли Норда, то ли Северного скрывался цесаревич! Великий князь Александр Павлович! Конечно же! Кто же еще мог воспользоваться императорской шлюпкой!
