class="p1">Я обернулся и замер. Девушка стояла, опустив лицо, закрывая одной рукой низ живота, а второй грудь. Да, вторая явно в одиночку не справляется, грудь-то хоть и небольшая, но и одной тонкой женской ручкой ее не прикрыть.
– Не чувствуй себя виноватой, это нормально, мы же не чужие теперь друг для друга, ведь так? – я подошел к ней и пальцем осторожно потянул голову вверх за подбородок.
Анюта подняла глаза, и, кажется, я даже в полутьме, костер почти не давал света, увидел, как она покраснела. Поцеловав ее в губы, обнял и прижал к себе.
– Я тебя ни за что не брошу, ты моя, когда разрешат, я хочу, чтобы ты стала моей женой, – прошептал я ей в ушко.
– Долго еще, тебе ведь еще тринадцать…
– Ну и что, выпросим у командира разрешение, если надо, я Сталину напишу! – выдохнул я.
– Дурачок, пойдем уже мыться, холодно становится, да и грязная я, как колхозная кляча! – подвела итог девушка, сделав вид, что не заметила реакции моего организма на ее тело и близость.
А реакция меня очень-таки радовала, прямо вообще готовый «боец», хрен скажешь, что владельцу этого «бойца» тринадцать лет. Отлично, значит, я наконец смогу регулярно «питаться», а то все думал, когда уже вырастет. Это ж мальчишке в тринадцать ничего еще не надо, максимум за титьку ущипнуть, а мне, с мозгами сорокалетнего мужика? То-то!
Плескались мы весело и игриво, вода холодная, конечно, но не ледяная, вполне смогли помыться, помогая друг другу с мочалкой. Признаюсь, когда весь в мыле натирал подругу, чуть не наклонил ее, просто с ума сводило чувство желания, и Аня это поняла, или почувствовала.
– Потерпи еще чуток, на берегу все получишь, я сама жду не дождусь!
Ого, значит, ей понравилось? Что ж, надо держать марку и показать себя во всей красе, не перебарщивая с видами секса из будущего, здесь такое, думаю, рановато будет внедрять. Хи-хи.
Надо ли говорить, что вернулись в лагерь мы не скоро. Я забыл обо всем на свете и чуть не прозевал выход группы на встречу самолета. Медведев посмотрел косо, но ничего не сказал, а лишь покачал головой. Да уж, свалился на его голову такой персонаж, как я, мало того что, будучи малолеткой, признан сверху, не зря же награды и звание дали, так еще и любовь не по возрасту закрутил. А Анна довольна, прям светится вся, надо бы ее осадить чуток, мы тут как бы в тылу врага, а не в мирном городе любовь закрутили. Она мне еще сегодня после секса призналась в любви, во как. Тринадцатилетнему парню, мальчишке, признается в любви девушка восемнадцати лет! Да-да, помню я, что она все обо мне знает, но видит-то она перед собой не мужика, а всего лишь мальчишку.
Обоз с ранеными вышел раньше, так как ему дольше плюхать до места встречи с самолетом, ну а мы, небольшой группой в десять бойцов, выдвинулись среди ночи. Хорошо идти с опытными бойцами, не видно ни фига вокруг, а они идут, да еще быстро и уверенно, как по дороге. Как они отличают в лесу, где нужно повернуть, как вообще держать направление, вот так, без карты?
Костры уже полыхали вовсю, а самолета все не было. Скоро светать начнет, случилось, что ли, чего? Мы бегали как заведенные, приходилось отслеживать подступы к полю, а нас мало, даже странно, что такую малую группу послали на прием самолета. Наконец, когда на востоке начало подниматься солнце, услышали гул. Самолет, сделав маленький круг, ловко шлепнулся на поле и, пробежав сотню или две метров, остановился. Повезли раненых, пока докатили телеги, самолет уже начал разгрузку, быстро у них тут все отработано. Я не успел ни помочь раненым, ни поучаствовать в разгрузке, меня тупо перехватили сразу, как подбежал.
– Сержант Горчак? – высокого роста мужик, в кожаном реглане, в фуражке, звания не вижу, но держит себя как генерал. Лицо с резкими чертами лица, нос короткий и узкий, неприятный тип.
– Да, – просто ответил я, не вставая навытяжку.
– Летишь с нами, – так же просто и бескомпромиссно, приказным тоном заявил мужик.
– С чего вдруг? Да и кто вы? – насторожился я.
– Майор Громов, СМЕРШ.
– А я тут при чем? – я уже начинал бояться.
– Приказ доставить тебя в Москву, залезай в самолет!
– Э, – я отрицательно покачал головой, – не было такого уговора, я в отряде нужен, какая Москва? – Ответом мне был пистолет, направленный в мою сторону. – Даже так? На мальчишку с пистолетом? – я разозлился. Ни хрена себе новости, меня что, в предатели записали, или в шпионы?
– У меня приказ доставить тебя, и я доставлю. Если надо будет, прострелю тебе ногу. – И ведь сделает, как сказал, по глазам вижу, ему нажать на курок, как чихнуть.
Я робко и обреченно оглянулся, глядя на парней из отряда, которые стояли рядом и все слышали.
– Аню берегите, пожалуйста! – попросил я.
– Захар, не бойся, все будет хорошо! – ответили мне, и я им верил.
Самолет после погрузки тяжело переваливался по полю, ревя моторами и начиная разбег, я смотрел в иллюминатор и ежился. Мысли лезли в голову одна другой хуже. Неужели арест? За что? Ладно бы в прошлом году, в Сталинграде, но сейчас, после всего, что сам или с группой сделали? Не понимаю.
Едва взлетев и набрав высоту, пришлось забыть о своих проблемах, что ждут меня в Москве, так как в небе неожиданно стало тесно. Пилоты кричали что-то майору, который ушел к ним, как только в корпусе самолета появилось несколько отверстий, незапланированных конструкторами. Удивительно, но никого не задело, и это при полном самолете людей. Дырки от пуль появились сверху, как будто стреляющий в нас находился на одном уровне с нашим бортом, но взял чуть выше нужного. Я прилип к лавке, старательно втягивая голову в плечи. Хрена себе поездочка в Москву, сейчас снимут нас с неба, и чего тогда, конец пути? Смешно как-то погибнуть во время эвакуации…
Наши пилоты творили какие-то чудеса пилотажа, и больше ни одна пуля не попала в самолет, а может, больше и не стреляли. Правда, если бы поблизости не было самолетов противника, вряд ли пилоты выделывали бы такие вензеля в воздухе. В окно ничего не было видно, и я, прислушиваясь к звуку работающих моторов, незаметно уснул. Проснулся от холода и тряски, ближайший ко мне боец (забыл сказать, тут у меня и конвой был, аж два красноармейца с сержантскими лычками) сообщил, что скоро посадка.
