– А где все? – спросил Никита.
– Понятия не имею!
– Вы что, разругались?
– Козлы они! Коней отпустили – кони им, видите ли, воду найдут! А у воды, видите ли, деревня, а в деревне – врачи! Мишаню ранили, понимаешь? Пуля в плече засела…
– Им в деревню в таком виде нельзя. За французов примут. Могут поднять на вилы.
– Еще и это! И к французам нельзя – за русских примут… тьфу…
– Ага…
– За русских… А какой же я русский, когда у меня дед – чистокровный венгр? А бабка с материнской стороны – полячка? И немцы в роду были, остзейские… и у другой бабки – армянские корни… Ну вот сколько во мне той русской крови?
– А во мне? – Никита задумался. – Бабка была из Эстонии, они после Нарвского конфликта в Россию перебежали, а по крови кто, эстонка? Дед был с Украины… С другой стороны, какие-то грузины вроде были, у меня старого дядьку Арчилом зовут… А разве это сейчас имеет значение?
– Оказывается, имеет! Кто же мы, черт бы нас побрал? – безнадежно спросил Яшка. – И те нас гонят, и эти по нам палят… Шуты мы гороховые, вот мы кто!
– Ага, – согласился Никита. – Когда такое дело, работает принцип «свои-чужие». А вы для всех чужие. Потому что ничьи…
– Артисты, блин! Никитка, ведь артисты всегда ничьи! Мы – творческая интеллигенция, вот мы кто! Нельзя же искусство к государственным границам привязывать. А получается, что шуты гороховые! Мы и должны быть ничьи!
– Только не на войне… – хмуро сказал Никита. – Ребят надо поймать. Мы с Владом как-то очень плохо расстались. Понимаешь, я держу в голове карту местности, я бы мог вас всех вывести в тыл, но Влад мне не верит. А я виноват, что ли, что договор подписывал? Его все агенты подписывают! Не допускать вмешательства – это пункт второй, и там еще подпункты…
– Какой, к черту, агент?!
Влад оказался способен понять Никитину историю сразу, Яшке пришлось растолковывать, как младенцу.
– Ну, хроноклазм – он вроде прилива, большого океанского прилива. Все знают, где он случается. Но у прилива есть простой график, а у хроноклазма – очень сложный. Вот нахлынет – и утащит в каменный век, отхлынет – обратно в родной. Но бывает, что нахлынет пять раз подряд, а отхлынет – только раз, – объяснял Никита.
– Хрен чего поймешь, – резюмировал Яшка. – Послушай… У тебя поесть не найдется?
– Найдется, – спокойно сказал Никита, развязывая длинный тюк, лежавший на Маськиной холке. – Видишь, я и костюм достал. Называется – армяк. Позаимствовал… Держи горбушку.
– Что это за дрянь? – укусив, удивился Яшка. – Глина какая-то с опилками!
– Деревенский хлеб, – объяснил Никита. – Тут такой пекут. Ты ешь, ешь. Другого еще долго не будет. Так куда они поехали?
– Не знаю. Воду искать.
Никита задумался.
– Я тебя к избушке лесника выведу, – сказал он. – Будешь там сидеть, ждать меня. Скажу ему, что ты русский гусар и от своих отбился, лесник в мундирах не разбирается. Покормит хоть чем-то, в избушку пустит греться. А сам поеду наших искать. Нельзя, чтобы они встретились с французами. И нельзя, чтобы с русскими.
– А если ты опять нас вместе соберешь – что тогда? Так и сидеть в лесу?
– Говорю же тебе – выведу в тыл! По дороге придумаем, во что вас переодеть.
– А потом?
– Не знаю. Я должен вас доставить туда, где от вас не будет никакого вреда.
– Ни русским, ни французам?
– Вот именно.
– Ну, ладно…
Они поехали лесной тропой, впереди – Никита, за ним – угрюмый Яшка.
Избушка стояла в хорошем месте, к югу от холма, лесник расчистил землю под небольшой огород, держал кур и корову. Да и не совсем это была избушка – Никита рассказал, что старый барин Полянский раньше часто заходил после охоты к своему леснику, и для таких случаев имелась теплая пристройка, вполне благоустроенная. Возле нее-то и увидел Никита двух всадников в мундирах четвертого конноегерского полка Бонапартовой армии. Он опознал эти мундиры – зря, что ли, гипнологи вбили ему в голову целую энциклопедию Отечественной войны? Узнал мундиры болотно-зеленого цвета со светло-желтой отделкой, очень подходящие, чтобы прятаться в лесу, узнал и зеленые погончики с желтой выпушкой, и зеленые же штаны. У одного, постарше, были на рукаве серебряные остроконечные офицерские шевроны.
Узнал французских егерей и Яшка.
– Опять? – прошептал он без голоса, развернул коня и поскакал прочь.
Умчался он километра за три по меньшей мере. Придержал Хрюшку на берегу озерца с удивительно темной водой. И, переводя дух, услышал – приближается топот конских копыт. Стало быть, погоня. Стало быть, беда.
Вскочив ногами на конский круп, Яшка ухватился за ветку, подтянулся и ловко полез наверх, чтобы скрыться в древесной кроне. Конь, измученный жаждой, стал спускаться к воде. Яшка, глядя на него сверху, проклял день и час, когда перенял отцовский номер жокеев-сальтоморталистов вместе с лошадьми, вальтрапами и Маськиным панно.
Топот стал реже, незримый конь перешел на шаг, и к озерцу выехал Никита – в грязном армяке, но на хорошем егерском коне. Тут же Яшка, вспомнив свои должностные обязанности, закричал сверху:
– Ты куда Маську девал?
– Маська в безопасности, – запрокинув голову и высматривая Яшку в кроне ольхи, отозвался Никита. – И вообще всё в порядке! Меня нашли!
– Кто нашел?
– Свои! Теперь вы все в безопасности – вот только найдем ребят и посадим вас в карман!
– Какие еще свои? Французы, что ли?
– Да нет, наши из службы контроля. Они знали, что я могу где-то тут появиться, и патрулировали. Не веришь? Ну, подумай сам, – если бы это были французы, ведь они бы стреляли! Слушай, раз уж ты всё равно наверху, посмотри оттуда – может, увидишь ребят?
Пропавшие ребята меж тем были заняты делом. Им повезло – они, выйдя вслед за конями на лесную дорогу, уже непонятно откуда и куда ведущую, обнаружили в кустах двух полураздетых покойников. Своих или вражеских – никто не понял. Кто раздел парней до исподнего – тоже никто не понял. Влад сказал одно лишь слово:
– Война.
И он же обыскал их, причем внимательно и дотошно.
Но повезло Игорьку – он нашел поблизости солдатский ранец из черной кожи. Оттуда забрали всё, что показалось ценным, но оставили кисет с огнивом. Это был подлинный праздник для артистов. Потрясли ранец основательно – выпала катушка суровых ниток, привязанная к маленьким ножницам. Чуть дальше по дороге нашли пустую флягу, обнюхали – из-под спиртного.
– Рубахи вроде не очень грязные, – заметил Влад и, вздохнув, стянул их с покойников. – Простите, ребята. Нам это сейчас нужнее.
Пошли дальше, прихватив ранец, а Мишаню посадив на Руську. Таня с Игорьком высматривали грибы – хоть было куда их положить. Кони четко держали направление и привели к озерцу. Знал бы Влад, что на противоположном берегу околачивается Никита, – напоив коней, увел бы артистов подальше. Но он не знал – и, разведя на берегу костерок, послал Таню с Игорьком на поиски камушков. Нужно было разобрать ножницы, сделав из них два подобия ножей, и наточить лезвия.
Мишане было нехорошо. Начинался жар. Он то и дело просил пить. Ему всё обещали и обещали, что вот-вот придумают, как очистить озерную воду. Игорек хотел набрать немного во флягу, но трогать ее Влад запретил – там на дне осталось несколько капель то ли вина, то ли чего покрепче, необходимых, чтобы промыть рану. Наконец и ножницы распались на половинки, и удалось подточить одну, и даже, закрепив на толстой ветке, продезинфицировать огнем лезвие.
Тут-то Влад и растерялся.
Что-то в душе содрогалось при мысли, что нужно вот этой корявой штуковиной разрезать плечо товарищу. Испуг был неподвластен никакой логике – Владу казалось, что у него не хватит силы, чтобы проткнуть острием человеческую кожу.
Растерянность длилась лишь миг – и этого хватило, чтобы вперед вышла Таня.
– Дай-ка сюда… – Она забрала у Влада половинку ножниц. – Вот что – сядь рядом с ним на землю и держи его. Игорек, накрени флягу, пусть там вино скопится, держи наготове.
Опустившись на колени, она провела острием по коже черту, прикидывая, как резать. Влад смотрел на нее с тревогой – не валяет ли дурака, не корчит ли из себя бог весть что? А Таня вздохнула, выдохнула – и ударила самодельным ножом в Мишанино плечо. Мишаня заорал. Она же, запустив палец в рану, выковыряла пулю и показала Владу:
– Вот… Вот и всё! А вы, мужики, боялись!
Окровавленное плечо вымыли озерной водой, рану залили вином, перевязали располосованной рубахой. Плечо – не палец, накладывать повязку на такое место никто не умел, справились с трудом.
– А теперь бы поесть, – сказал Влад.
Игорек расхохотался. Смех был нехороший.
– С утра не жрамши, – вздохнула Таня. – Так-перетак, ну и денек. Что делать будем, Владик? Кони-то попили, а у меня в глотке пересохло, я эту воду пить боюсь.
– Никита хотел нас вывести в тыл, – сказал Влад, – а раз его нет, то я уж как-нибудь выведу. Невелика наука – всё на восток да на восток. А воду попробуем профильтровать, теперь есть куда, вон у нас рукав рубашки остался, сложим в четыре слоя, хоть головастиков не нажремся.
