одновременно. Дама окидывает меня подозрительным взглядом, мол много тут вас таких. Схватишь чемодан и бегом, а потом ищи ветра в поле…
— Я попутчик ваш, — поясняю, показывая свой билет. — Придержу только, дух перевести. Умаялись, вижу. Я-то налегке…
У меня всего из багажа лёгкая спортивная сумка через плечо, в которой лежат пара сменных рубашек, одни брюки, несколько пар носков и плавки.
— Уу-ф-ф-ф! — мужик с наслаждением опускает свой чемодан на мостовую и промакивает лоб носовым платком. — Премного благодарен Вам, молодой человек!
— Николенька! — вскрикивает женщина, — в грязь же!
— Натуся, а мы по твоему, по воздуху летаем? — не выдерживает он, — или на пороге каюты разуваться будем и внутри босиком ходить как японцы? Позвольте отрекомендоваться! — обращается мужчина ко мне без всякой паузы, — Николай Викентьевич Великанов, доктор наук, профессор… это супруга моя Наталья Андреевна… находимся с ней на отдыхе…
— Евстигнеев Фёдор, — киваю в ответ, — писатель. В творческой командировке.
— О чём пишете? — тут же заглатывает наживку мужчина, хлопая светлыми, почти белёсыми ресницами.
— О крымском виноделии.
— Повторяете путь из Таврии в Колхиду? — блистает он эрудицией.
Супруга едва заметно морщится. Манера общения выдаёт в профессоре любителя побалагурить, тогда как ей на высокие материи до лампочки.
Мы неспешно продвигаемся в очереди, пока не упираемся в усатого морского волка.
Вот тут и случается катастрофа.
— Где же билеты? — волнуется профессор Великанов, хлопая себя по карманам. — Я точно помню, что взял их с собой? Натуся, ты не забирала билеты⁈
Натуся закатывает глаза, готовая растерзать мужа, как только они окажутся наедине.
— Вот же они, — протягиваю я бумажки, — Николай Викентьевич, вы обронили, наверное.
Ловкость рук, и никакого мошенничества…
— Молодой человек, вас нам, наверное, сама судьба послала! — восклицает Великанов, — Натуся, ну ты погляди! Фёдор, с меня сегодня причитается! Непременно угощу вас коньяком! Должен ведь здесь быть коньяк⁈
— Великановы, второй класс, проходите! — басит моряк, проверяя билеты, — Евстигнеев, первый класс… Ты что, интурист?
— А похож? — отвечаю.
Не люблю, когда мне «тыкают» незнакомые люди. Могу вспылить.
— Почему тогда путёвка «интуристовская»? — продолжает он допрос.
— Работаю я там, — поясняю, — мои коллеги, девушка и фотограф уже на борту?
Моряк хмурится размышляя, после чего его лоб проясняется.
— Так ты с ними? — выдаёт он, — а чего же сразу не сказал⁈ Проходи, тогда!
Заступая за ограждение я ловлю заинтересованный взгляд Натуси. «Работник Интуриста» звучит для неё куда перспективнее, чем писатель. С таким можно и дружить.
— Фёдор, вы нас запутали! — не замолкает Великанов, — кем же вы работаете?
— Это долгая история, — отвечаю, — давайте, я расскажу вам её сегодня вечером за коньяком…
Мы идём вверх по слегка покачивающемуся трапу, привыкая к зыбкости и неустойчивости морской стихии, которой доверяем свои души на ближайшую неделю.
— Белогорская, второй класс. Проходите!
Фамилия кажется мне знакомой. Где же я мог её слышать?
Мысль всплывает и тут же тонет в сознании, сметённая потоком новых впечатлений. Главное из них — восторг.
Совсем скоро мы выйдем в море. Ялтинский порт с высоты палубы кажется маленьким и игрушечным.
Теплоход, это вам не парусная яхта.
Чёрт, какой же он огромный!
Глава 12
Всё-таки жизнь — штука сложная и полна открытий. Одно из которых я сделал сейчас на борту Грузии.
За давностью лет я уже и забыл, что в Союзе, оказывается, умели обслуживать.
В массовом сознании как-то само собой закрепился образ хамоватой официантки, сошедшей с экрана кинокартины «Дайте жалобную книгу» с неподражаемым Олегом Борисовым, или вечно недовольной буфетчицы из «Королевы бензоколонки» или просто продавщицы Маньки отдела галантереи гастронома номер 4 что углу Ленина и проспекта Мира.
В каждом советском городе был и проспект мира и улица Ленина и гастроном с этим типичным работником торговли. Вернее, практически все магазины были заполнены вот такими вот работниками.
Понятное дело, что сейчас самое начало семидесятых, а развернуться во всю ширину своих плеч украшенных ситцевыми фартуками, они сильно позднее, когда полки советских магазинов подопустеют и на первый план выйдет заветное умение что-либо доставать.
Но и сейчас эта порода делает всё, чтобы стать самой запоминающейся.
К счастью, к команде теплохода Грузия это всё не относилось. Наоборот, стюарды, официанты, повара и прочие моряки были само воплощение вежливости и профессионализма.
Скорее всего, дело было в том, что на Грузии всегда было много интуристов, как из стран народных демократий, типа граждан братской Болгарии так и самых настоящих, западноевропейских или даже американских.
И, само собой, профессионализм команды был огромной заслугой капитана теплохода Анатолия Григорьевича Гарагули, который командовал этим славным теплоходом весь его советский период, с момента покупки в 1950 году до продажи на слом в 1975.
Анатолий Григорьевич, благодаря статусу Грузии широко известная фигура в узких кругах советской богемы и около культуры. Он водит дружбу с Высоцким, Аксёновым и многими другими. Даже в «Неуловимые мстители» и то сей славный капитан успел заскочить.
Я познакомился с ним на второй день круиза, как и подобает хорошему капитану хорошего туристического лайнера, Анатолий Григорьевич достаточно много времени проводит среди гостей своего корабля. Его коренастую фигуру в форменном кителе можно постоянно заметить как на палубе корабля, где он придирчиво инспектирует работу своих людей и общается с отдыхающими так и в баре, ресторане и в других местах.
Я подобно герою Андрея Миронова лежу в шезлонге и, как самый настоящий заграничный франт, потягиваю коктейль, — парадоксально хорошую для Советского юга Маргариту, в которой всё на своём месте. Профессор Великанов и его Натуся составляют мне компанию.
Ещё вчера я не
