собирался отдать потерпевшей.
— Секундочку, заявление уже написано, а звонок ваш зарегистрирован. По закону заявление вы можете забрать только через три дня, время на подумать, так сказать, кодекс дает, — проговорил я официально и сухо, будто сам был законодателем. — Так что бумажка у меня пока побудет. А то, может, ходу ей придется-таки дать.
— Ты чего, Морозов? — недоуменно уставился на меня оперок, почесывая затылок. — Нет таких законов.
— Уже есть, — не моргнув глазом выдал я. — Новым постановлением правительства поправки в кодекс соответствующие внесены недавно. Следить надо за законодательством, Антон Львович, по должности положено.
Я подошел к ошарашенной потерпевшей, взял за локоток и отвел в сторонку.
— Да как же это? Три дня? — хлопала она глазами.
— Вы не волнуйтесь, — я отвел ее подальше от посторонних глаз и при ней порвал заявление и вручил ей кусочки ее письменности. — Про три дня это я в воспитательных целях так сказал. Нужно Петруше урок преподать. Как считаете? Только молчок, тс-с… Договорились?
Та благодарно закивала, мол, сладу с сыном нет, так хоть пусть милиция повлияет. А я подозвал ее сына.
— В общем, так… Петруша, докладывай, сколько ты взял самогона на эти ложки?
— Литру.
— Не ври… Серебро на литр? Фамильное.
— Я долг бабе Зине вернул… — тер он нос усиленно. — Весь год под запись у нее брал. Горючку.
— Ложки я у нее забрал, стало быть, ты опять халявщик получаешься. Старушке от тебя сущий ущерб. Так?
— Ну так, — повесил тот нос.
— Как возвращать должок будешь? — напирал я.
— Что-нибудь придумаю, начальник.
И смотрит в стороночку. Придумает такой, как же. А мне потом снова с Мухтаром на выезд плестись.
— Я уже придумал, отработаешь натурой, так сказать. Крышу перекроешь бабе Зине и забор поправишь. Умеешь?
— Так это я запросто, — повеселел Петруша.
Но расслабиться я ему не дал.
— Только смотри у меня, я лично проверю. Заява у меня пока побудет, обманешь — в ход ее пущу, а матери твоей скажу, чтобы не забирала ее, сам подумай, зачем ей сын-обманщик, который мать и старушек обкрадывает. Опять же, следователь верно подметил, что и жилплощадь свободнее станет. Поживет матушка на старости лет, вздохнет свободнее без тебя, обалдуя.
— Маман так со мной не поступит, — вытаращился на меня воришка.
— Хочешь проверить? — оскалился я в недоброй улыбке.
— Нет, я все сделаю, зуб даю, начальник. Руки не из жопы, умею по-плотницки.
— Сегодня же и начнешь.
— Да прямо сейчас к бабе Зине пойду! — закивал тот.
— Я завтра приеду, проверю фронт выполненных работ.
Разрулив все с кражонкой, я погрузился в УАЗ. Пока наставлял Петрушу, следак уже успел незаметно для сыночка получить бумажку от его матери, что, мол, ошибочка вышла, ложки за полку завалились. Нашлись. Это было, вероятно, нужно для того, чтобы как-то списать уже зарегистрированное в дежурке сообщение о преступлении. Ух, я уже в терминах ментовских разбираться стал. Что ж дальше-то будет?
— Александр, — обратился ко мне криминалист, когда машина тронулась, а его чемодан снова давил нам на ноги. — Как вы поняли, что это Петр совершил кражу? Неужели Мухтар вас навел на след?
— Мухтар, а кто же еще, — хмыкнул я.
А про себя подумал, что никто из ментов не обратил внимание на наколку у Петруши на тыльной стороне ладони. Восход солнышка, неприметный такой. Петруша его еще в рукав прятал, не хотел показывать, а я увидел. Вот только солнышко не простое, а «воровское», а лучики его указывают на количество ходок. И она у Петруши не одна была, не знаю, сколько, точно не разглядел. Стало быть, первейший кандидат в подозреваемые. И еще я подметил, что когда Петруша в дом заявился, руки у него подрагивали, а глаза стеклянные были — с похмелья еще не отошел, сразу видно. А потом, спустя какое-то время, посвежел и повеселел вдруг. Видать, дошел опохмел до организма. С чего бы вдруг? Я ведь заглядывал в холодильник, водки там нет, получается, что он где-то на грудь успел принять, и совсем недавно.
А потом я без всякой собаки, самостоятельно пробку из смятой газеты под столом углядел, такими закупоривают обычно бутыли с самогоном. Вот и навела меня эта пробочка на мысль, что Петруша самогоном разжился. Опохмелился, лекарство сивушное всосалось, вот и повеселел. И вовсе ни за кем он не бегал — на улице солнышко печет, а он не вспотел даже. Похмеляться он ходил, а не воров догонять. Оставалось только найти источник опохмела. В деревне (а эта часть города — считай как деревня) это сделать не трудно. Местного самогонщика каждый встречный-поперечный знает, и «партизан» Егорыч в том числе.
Но вслух я всего этого не сказал. Не стоит перемены резкие в Сашке показывать. А вообще… раскрывать преступления мне понравилось, вот такие пассатижи. Еще и с собакой контакт наладился. Может, не так уж сложно будет пережить эти два года? Или вообще потом в ментовке останусь.
Да ну на фиг! Мигом отогнал я эту дурную мысль.
* * *
Вернувшись в ГОВД, я определил Мухтара в вольер. А сам направился в свой так называемый кабинет. Помещение в каком-то складе-сарае с маленьким оконцем. Не уважают в ГОВД службу кинологическую, надо с этим что-то делать. Пока лето, еще куда ни шло, а вот потом… Кабинетик нужно будет выбить. Вроде, свободных нет, насколько успел заметить. Выжить кого-нибудь? Потеснить? Оперка, например, почему бы и нет. Мерзкий человечишко, уж в людях-то я за долгую жизнь научился разбираться.
Еще раз осмотрел свое рабочее место. Списанный рассохшийся стол, вместо вешалки — пара гвоздей в дощатой стене, пачка бумаги, карандашница и полка, сколоченная из досок. А на ней книжки всякие. Вот и всё убранство. Книжки я взял в руки, полистал. Поморщился и поставил на место. Кодексы, криминалистика и прочая лабуда. Сел за стол, пощелкал настольной лампой, нарисовал чертика на листочке, подписал под ним «Серый» и проткнул его каранашом. Зачеркал. Смял бумажку, выкинул… Скукота. Может, Мухтара выгулять? Их же выгуливают? Служебные которые? Или нет? Фиг знает, в кино показывают, что служебные собаки только за преступниками бегают или сидят на переднем сиденье тачки бок о бок с героем фильма. А воспитательно-бытовые процессы в сериалах не кажут. Не интересно это. А
