и удаленность от больших дорог помешали ему стать мегаполисом. Окраины Жак достиг всего через полчаса.
Лишь только он вступил в рощу, в спину ему уткнулось что-то острое и холодное.
– Жизнь или кошелек – прохрипел грубый голос.
Жак обернулся. Перед ним стоял здоровый бородатый детина с повязкой на глазу. Одет он был вполне современно, но как-то странно. Теплая не по погоде куртка была на пару размеров больше, а брюки хорошего покроя на пару размеров меньше, чем нужно. Кроссовки, пожалуй, были нужного размера, только надеты не на ту ногу. Но одна деталь отбросила последние сомнения в происхождении загадочных пришельцев: вооружен он был не пистолетом и не ножом. В руках он сжимал настоящее старинное копье.
– Ты как со мной обращаешься, голодранец! А ну-ка веди меня к главному – прорычал грозно Жак.
Здоровяк явно не ожидал такого отпора. Он склонил голову, опустил копье и стал похож на провинившегося ребенка.
– Махмуд Паша почивает после обеда.
– Ничего, разбудим. Дело очень срочное.
Они прошли в глубину рощи. Здесь, на поляне, возвышался большой шалаш. Крыша его была застлана старыми пакетами, рваными клеенками и прочей ерундой, которую легко найти на любой свалке. Жак так и не узнал, были ли шалаш сделан раньше бездомными, или над его сооружением потрудилась армия Махмуда Паши.
Сам полководец тем временем уже проснулся. Он восседал на старой резиновой покрышке и пил пиво из жестяной банки. Верхняя сторона банки была срезана ножом, так, что каждый раз, делая глоток, и касаясь губами острого края, Махмуд Паша издавал грубое ругательство.
– Кто посмел тревожить мой покой? – возмутился он, видя входящего в шалаш незнакомца.
– Этот господин очень хочет вас видеть – виновато ответил ему громила, и поспешил ретироваться.
Жак бесцеремонно уселся рядом на раскинутом одеяле.
– Так значит ты и есть тот самый могучий Махмуд Паша, которого расхваливал мой друг воевода.
Махмуд улыбнулся.
– А ты вероятно тот самый оруженосец, который пытается вызволить из плена своего господина?
– Он самый.
– Не волнуйся, приятель. Час освобождения близок. Махмуд Паша и его несметная армия мигом разберется с врагами. Мои люди уже провели разведку. Крепость, где заточен твой господин, – вовсе и не крепость, а ветхая хижина. Мы даже решили отказаться от осадной машины Так справимся.
– А велика ли твоя армия?
– О, моя армия настолько велика, что когда передовые воины уже вступали во французские земли, арьергард еще спал у себя дома вместе со своими женами.
– Но если она так велика, как она поместилась в двадцать три сохранительных ящика, которые я насчитал в подвале у трактирщика?
– Мои славные воины, если нужно, свернут горы, а если нужно, пролезут в иголочное ушко. Неужели ты думаешь, что какие-то ящики в трактире смогут остановить мою орду?
Жак не понял ответа, но решил не развивать тему.
– Я пришел просить тебя, чтобы ты не нападал на тюрьму. Вы все погибнете, и это сильно осложнит ситуацию
– О чем ты говоришь? Моя армия непобедима. Здесь целая тьма моих отборных воинов. Через пару дней мы атакуем. И, будь уверен, после этой битвы от твоей тюрьмы и следа не останется. Тем же вечером герцог будет сидеть у нас в шатре и пить вино, несколько ящиков которого мои слуги раздобыли в одной из местных лавок. Кстати, давай выпьем за знакомство бутылочку этого замечательного напитка.
Махмуд-Паша выкинул из шалаша недопитую пивную банку, достал из ящика бутылку дешевого портвейна, вынул кинжал из-за пояса и отрубил горлышко. Из бутылки брызнула красная вонючая жидкость.
– Эй, Анри, подай-ка нам те чудесные кубки, которые мы раздобыли сегодня утром.
Вошел рослый детина в футболке, надетой задом-наперед, и подал два пластиковых стаканчика.
– Чудесная здесь посуда. Легкая и не бьется – сказал Махмуд-Паша, разливая портвейн.
– Давай выпьем за успех нашей битвы!
Они выпили, после чего, Жак смог вставить слово.
– Как раз по этому поводу я к тебе и пришел. Не надо никакой битвы. Гуляйте тут, отдыхайте, веселитесь. А потом, когда я вызволю герцога, мы все вернемся домой.
– Расслабься, приятель. Посмотри, какая чудесная погода. Какое чудесное вино! – Махмуд поднял бутылку и рассмотрел на свет ее мутноватое содержимое – отложи все свои заботы на завтрашний день.
Он налил еще по стакану.
– Давай выпьем за наше здоровье. Только пей до дна, чтобы Бог видел, что оно тебе небезразлично. Это будет вместо молитвы.
Они выпили.
Через час Жак и Махмуд Паша лежали в траве на лужайке, щедро обогретой солнцем. Рядом с ними валялось четыре пустых бутылки.
– Послушай, Махмуд. А расскажи, как вы познакомились с воеводой?
– О, это было много лет назад. Мы тогда воевали в далекой Персии.
– А он рассказывал, что это было близ Иерусалима…
– Разве это не одно и тоже?
– Нет.
– Короче говоря, было это где-то на востоке. Наши армии, насчитывавшие многие тысячи бойцов, сражались друг с другом, в битве при Арагоне…
– В каком Арагоне? Ведь это Испания…
– Что ты пристал. В конце концов, это я сражался. Мне лучше знать, где это происходило.
– Извини, продолжай.
– Моя конница одерживала верх, и мы теснили неприятеля, грозясь скинуть его с отвесных скал прямо в Красное море…
– Но…
– Да задолбал ты!.. – закричал Махмуд Паша. Он вскочил на ноги, и, вероятно, Жаку пришлось бы несладко, если бы Махмуд не ударился о массивную ветку стоящего рядом дерева, что несколько охладило его пыл.
– Ты достал меня со своими вопросами – продолжил он уже спокойнее – Хочешь правду? На самом деле я никакой не Махмуд Паша. Меня зовут Люсьен, я – лихой человек из Миридора. В моей шайке всего дюжина бойцов, так что сохранительных ящиков нам хватило с избытком. Ни в какой войне я, разумеется, не участвовал, как и мои воины. Но поверь, не смотря на это, они стоят целой армии. Если хорошо выпьют, конечно.
– Но где же с тобой познакомился воевода?
– Это старая история. Он был еще совсем мальчишкой. Начитался романов про рыцарей, и отправился освобождать Иерусалим. Добрался до соседней деревни, там мы и познакомились. Веселые были деньки. Он сначала очень расстроился, когда узнал, что крестовые походы были очень давно, и новых не ожидается. Но потом успокоился.
– То есть воевода не сражался с сарацинами?
– Ну как не сражался? Мы как-то славно сразились из-за одной девки в трактире. И, кстати, я уже тогда стал называть себя Махмудом Пашой. Так что в одном сражении с сарацинами воевода точно поучаствовал.
Неожиданно Махмуд Паша сел и заплакал горькими слезами.
– А ты знаешь,