указывая на самолёт.
— Ага. Пижон Баля встречает на КПП, а Виталик Казанов «нукает» при каждом удобном случае, — улыбнулся я.
— Было такое, не спорю. Знаешь про Алексея?
— Видел его недавно, под ванной у Жени.
Виталик чуть не упал, споткнувшись об бордюр.
— Надеюсь, что всё выглядело вполне пристойно, и не было намёка, — поправил он у себя галстук.
— Да. Всё не то, чем кажется, ведь так говорят в вашей среде? — спросил я, намекая на новую работу Виталика.
— И не только так. Я знаю о вашей истории с Красновым. Кстати, буду работать под его началом.
— Прекрасно. Он, насколько я понимаю, хороший специалист?
— Опытный. Знаешь Серёга, мир наш становится сложнее. Бойкоты Олимпиады, война в Афганистане, руководство страны в преклонном возрасте… Что-то надвигается и мне не по себе от этого.
И не боится он мне об этом говорить. Да же сама мысль о старости партийных руководителей в голове Виталика может навредить ему. А может, в его конторе к чему-то готовятся?
— Ладно, с тобой только я могу порассуждать на такую тему, — сказал Казанов, обнимая меня. — Я рад за тебя. Всё получилось, Серый. Ты стал лётчиком.
— Это было моей целью, — сказал я, пожимая ему руку. — Будь внимательнее, Виталь, и не рискуй зря.
Пока я шёл по центральной аллее в голове, спокойно улеглись мысли о разговоре с Казановым, выветрились последние пары шампанского, но осталось огромной желание просто побыть ещё немного среди этих стен.
Вот эта прямая дорога, ведущая от КПП к штабу учебного полка и далее на сам аэродром. Сколько я по этой дороге прошёл и пробежал за эти годы, и за годы в прошлой жизни!
Высокие деревья, в жаркую погоду дающие спасительную тень на центральной аллее. Плакаты с изображением знаменитых выпускников в свете фонарей выглядят не менее красочно, чем днём. Так и хочется спеть песню «Вот и всё!», пускай она ещё только будет написана курсантами другого училища.
А тем временем, моё внимание привлекли несколько парней на плацу.
— Держи ровнее. Червень, твою мать! — крикнул один из них.
Похоже, что ребята пытаются соблюсти традицию и повесить на лопасти двигателя Ил-2 сапоги. Но и это ещё не всё. Бюсты героев тоже не остаются без внимания.
— Давай помогу, — подошёл я со спины к Костяну, который развешивал лётные планшеты каждому из знаменитых выпускников.
— Ага. Главное, не спалиться. Сегодня Брусков ответственный. Сказали, что пойдёт проверять по казармам, — сказал Костя, протягивая мне планшет. — Надо ещё Михалычу повесить.
Так Бардин намекнул мне, что нужно совершить этот акт, как его обычно величают, «традиционного безвредного вандализма» по отношению к бюсту Комарова.
— Ну, пошли, — сказал я, однако Костян затормозил.
— Чё-то не очень хочется. Может ты сам?
— Хорош трусить, товарищ лейтенант. Пять минут позора и всё. Не отчислят тебя. Только настроение может испортить этот…
— Брусков! — воскликнул Костян, прыгая в темноту под деревья.
На плац в этот момент выходил замполит, оглядываясь по сторонам. Группа, которая водружала сапоги, со своей задачей справилась и уже смылась. А вот у двух балбесов вроде нас с Костей, есть шанс нарваться на неприятный разговор. Придётся снова импровизировать.
— Я отвлекаю, а ты вперёд, — сказал я Костяну, и выскочил из темноты прям перед Брусковым.
— Товарищ подполковник, разрешите…
— Родин, какого лешего вы под деревьями слоняетесь? — воскликнул замполит, хватаясь за сердце.
— Я вас искал. Хотелось бы выяснить с вами отношения.
После моих слов, в свете фонаря, я заметил, как Брусков сощурился. Не ожидал он такой резкой фразы от «уже» лейтенанта.
— Родин, ты знаешь, что с тобой будет за драку с вышестоящим по званию?! — взревел подполковник.
Как раз в этот момент и начал копошится под деревьями Костян, с целью продвинуться к памятнику Комарову. Этот звук едва не услышал Брусков.
— Товарищ подполковник, я не это имел ввиду. Неправильно вы меня поняли. Вам бы выслушать меня, и совесть тогда будет у ва… у меня чиста, — чуть было не оговорился я, хотя ему бы совесть надо однозначно привести в порядок.
— Что ты хотел, Родин? — спросил Брусков, развернувшись в обратную сторону.
Туда ему не надо идти, пока Костян не сделает дело. Увести бы надо замполита.
— А пойдёмте сюда, товарищ подполковник. Здесь светлее, — показал я в сторону стадиона.
— Ты что-то темнишь, Родин. Небось, кого-то прикрываешь. Говори сразу, и тогда сможешь избежать наказания.
— Товарищ подполковник, а чем вы меня накажете? — спросил я, улыбнувшись. — Под арест? Сомневаюсь. Отчислить? Ну не смешите меня. Отправить в ТуркВО? Так я сам туда попросился.
— Родин, ты меня достал. Пошли на стадион. Может, тогда ты свалишь отсюда.
Пройдя несколько метров, я заметил, как на лопастях Ил-2 покачиваются сапоги. Сейчас они могут попасть в поле зрения Брускова.
— Осторожно! — сказал я и резким движением потянул на себя замполита, чтобы он оказался спиной к памятнику.
— Так! Стоять! Что за цирк?! — воскликнул он.
— Товарищ подполковник, показалось, что чёрная кошка перед вами пробежала…
Брусков принялся поносить меня, вспомнив все грехи третьей «пьющей», нашего 603го классного отделения, неисправности на самолётах, а также другие приключения с моим участием и не только. Про аварии он зря — я-то тут при чём?! Не сам же ломал самолёт.
— Ну, вы же сами стали над нами изгаляться, как только мы начали подготовку к экзаменам, — сказал я, осматриваясь по сторонам.
Костян уже должен был закончить с бюстом Комарова и начать двигаться в сторону казармы.
— Это, чтобы вы не расслабились. Знаешь, сколько случаев, что на вот такой расслабухе люди себя распускают, а потом не могут собраться. И в полк приходят, чуть ли не в запойном состоянии. Поймёшь, если станешь большим командиром. Вообще не понимаю, почему я тут с тобой разговариваю!
Слабо верю, что Брусков преследовал благие намерения. Не вяжется это с ситуацией с Вольфрамовичем.
— А зачем вы так с Ребровым?
При этом вопросе, Брусков достал пачку сигарет и закурил. Прямо на плацу! Замполит училища! Вот это номер!
— Вольфрамыч… Личное у нас с ним. Командир он хороший, да только не буду я с тобой откровенничать. Иди спать, пока я добрый,
