Александрович, — до вас не доходили слухи? Быть того не может.
— Слухам я тоже верить не привык, — пожал я плечами спокойно.
— Ясно, — покивала Алла Ивановна, — достойные ответы достойного члена колхоза. И даже больше скажу. Они достойны члена партии. Николай Иванович, — она обратилась она к Егорову, — и почему этот молодой человек все еще не в комсомоле? Смотрите, какой достойный кандидат в кандидаты!
— Я предлагал Игорю, Алла Ивановна, — растерянно улыбнулся Егоров, — да только с ячейки сообщали мне, что Игорь так и не заходил.
— Работа, — пожал я плечами снова, — ничего тут не поделать.
Комиссары снова переглянулись.
— И все же, — спросил я внезапно для всех, — почему меня вызвали? Догадываюсь я, конечно же. Да вот только хотел бы услышать из первых уст.
— Вас приняли в группу шоферов, — без затей, но со странной хищной улыбкой ответила Алла Ивановна, — что будет сопровождать экспериментальные комбайны Красноярского завода комбайнов, Игорь. Сопровождать на испытаниях
— А испытания эти, — начал я, — будут осуществляться в форме соревнований.
— Совершенно верно, — Улыбнулась она, — в форме состязания.
— С кем? — Спросил я заинтересованно, — и почему в Новаторе? В Краснодарском нашем крае? Да еще и в такой секретности?
— Есть на то определенные обстоятельства, — лицо Аллы Ивановны стало еще строже, — как материальные, так и политические. И не обо всех из них, вам, товарищ Землицын, стоит знать.
— Однако, — вклинился Егоров, — будет справедливо, если товарищ Землицын будет осведомлен хоть о чем-то в нашем деле.
Вся комиссия уставилась на Егорова. Тот растерянно опустил глаза.
— Ладно, — Согласилась Алла Ивановна, — вы правы. Результаты соревнований, — посмотрела она на меня, — определит, согласятся ли наши, скажем так, возможные покупатели, приобрести в будущем партию этих новых комбайнов. В общем и целом, хочу сказать, что в ближайшие недели, мы станем налаживать экспорт сельхозтехники, которой еще даже нет в серийном производстве. Но договоренности определенные у нас имеются.
— Покажем высший класс, — улыбнулся Анатолий Сергеевич, — и родина найдет рынки сбыта своей техники за границей. Сейчас это особенно важно для советского нашего государства.
— Надо же, — Анна Ивановна снова посмотрела на меня с улыбкой, которую я уже давно определил как женский интерес… Что называется седина в бороду, в ее случае в волосы, а бес в ребро, — вам мы рассказали гораздо больше, чем другим нашим участникам.
— Однако, признаться, — подхватил ее слова Егоров, — только потому, что они не сильно спрашивали. Вопросы были только о поощрении.
— И таковое будет, — покровительственно кивнула Алла Ивановна, — новая машина. Государство выдаст колхозу беспроцентную ссуду на обновление автопарка. Денежные и материальные поощрения тоже имеются. Есть льготы при поступлении, и учебные стипендии для молодых специалистов.
— И даже Государственная премия СССР, — улыбнулся Анатолий Сергеевич.
— От каждого по способностям, каждому по труду, — посерьезнела Анна Ивановна, — в ваших способностях, как шофера, мы убедились, видя вас в полях, в работах. А о способностях, как личности, мы очень и очень много слышали.
— Я дал вам отличную рекомендацию, — похвалился Егоров.
— У меня есть вопросы, — сказал я холодно.
— Во время учений вы найдете все ответы на них, — сказала Алла Ивановна, — однако, чтобы к ним, к этим учениям, приступить, придется вам Игорь Семеныч, выполнить несколько важных условий.
— Это каких же? — Нахмурился я.
Члены комиссии переглянулись. Егоров закашлялся. Анатолий Сергеевич сделал вид, что прочищает горло. Сам же он украдкой отвернулся к окну. Остальные сидели с каменными лицами, в том числе и Алла Ивановна. В кабинете гулял легкий сквозняк.
— У меня сегодня еще рабочий день, — напомнил я, — есть путевка, которую нужно отрабатывать. Прошу вас, товарищи, продолжайте.
Алла Ивановна хмыкнула. Ее красные губы искривились в ухмылке.
— Не волнуйтесь, — нарушила она молчание комиссии, — мы вас надолго не задержим. Ваше личное дело кандидата на место в отряде изучено внимательнейшим образом, а ваша кандидатура одобрена. Причем уже давно.
Надо же. Выходит, не успел переступить я порога, как уже попал в отряд. Вот только почему-то меня никто об этом не спросил.
— Однако, — сказал я, — я еще не дал своего согласия на участие.
Егоров, пивший в этот момент воду из граненого стакана аж поперхнулся. Пролил часть на свою белую рубашку. Остальные члены комиссии уставились на меня с глубочайшим удивлением. Алла Ивановна нахмурилась.
— Видели ли вы всех тех товарищей, что ждали своей очереди в коридоре? — Спросила она.
— Все они, — ответил я, не отводя от женщины взгляда, — сами приняли такое решение — прийти сюда, в контору. Хоть их и не звал никто. Так что, я тоже приму решение сам. Но сначала послушаю, что у вас за условия.
Все в комиссии снова все замолчали. Наконец, Николай Иванович сказал:
— Ну, в конце концов, мы имеем дело с представителем класса-гегемона. Тем самым должны поощрить Игоря Семеновича таким образом, чтобы он согласился на наши условия.
После этих слов все глянули на Егорова как-то суховато. Так, будто бы он высказал хоть и правильную, но несколько неуместную в нынешних условиях мысль. Это заставило мне ухмыльнуться.
— Ну, не тяните же, — продолжил я, — каковы ваши условия? На что, кроме соревнований, я соглашаюсь.
— Ну, — сказала Алла Ивановна, — первым делом хочется отметить, что участвовать вы будете не на своей машине, а на специально подготовленном самосвале ЗИЛ-130, партия которых прибудет в Красную со дня на день. Машины новые, произведенные под особым надзором так, чтобы показать работу, что называется, без сучка и задоринки.
— Так. А еще?
— Вы подпишите ряд документов, — Алла Ивановна сложила руки в замок, положила на них подбородок, — в том числе подписку о неразглашении. Но спешу предупредить, — опередила она мой вопрос, — что действовать она будет только в случае неудовлетворительного результата наших… соревнований.
— Вот видите, — рассмеялся растерянно Егоров, — пока что все выглядит в высшей степени безобидно. Ведь так?
Он посмотрел на меня каким-то очень щенячьим взглядом.
— Думается мне, — ответил я, — будет и еще что-то. Это еще не все.
— Ну что ж, — сказала Алла Ивановновна, — между всем прочим, вам выпадет честь вступить в комсомол. Заявление об этом должно быть подписано вами в ячейке сегодня же.
— Я никогда не планировал партийной карьеры, — сказал я с доброй улыбкой.
— Это почему же? — Нахмурилась Алла Ивановна.
— Считаю себя недостойным высокого звания комсомольца. А тем более коммуниста, — сказал я, пожав плечами.
Все в комиссии снова затихли.
— Зря вы так считаете, — сказала, наконец Алла Ивановна, — ведь все ваши дела говорят об обратном. Ведь это вы спасли Егора Степановича Сергеева, когда с ним случился инсульт? То же самое можно сказать и о Николае Петрихине, которого вы вытащили из угодившего в кювет самосвала.
— Вот как, — я улыбнулся, — вот тут, правда, вы меня очень удивили, Алла Ивановна. Ведь это случилось только сегодня ночью.
— Конечно, — Алла Ивановна загадочно улыбнулась, — как и беда автопоездом, перевозившим новые комбайны. И тут вы подсобили. Вы будто бы появляетесь в нужном месте в нужное время. Так как подобает настоящему коммунисту.
— И работаете, — вклинился Егоров, — так же как настоящий коммунист, самоотверженно и стремясь помочь окружающим. Так почему же вы считаете себя недостойным?
Я хмыкнул. Улыбнулся.
— Так по-вашему коммунист — это тот, кто просто помогает окружающим? Тот, кто приходит на помощь людям, попавшим в беду? Вы делаете из этого что-то особенное?
Все слушали меня внимательно. Не перебивали.
— А я думаю, — продолжал я, — что нет тут ничего особенного. Что это называется просто жить по совести, жить, как нормальный человек. Ценить жизнь свою и окружающих. Ценить интересы свои и окружающих. Этого достаточно, чтобы быть гражданином советского нашего государства, но мало, чтобы быть коммунистом. Или хотя бы даже комсомольцем.
— А что же по-вашему, — спросила Алла Ивановна, — быть коммунистом?
— Коммунистом можно стать только тогда, — сказал я, — когда обогатишь свою память знанием всех богатств, накопленных человечеством.
Сказав эти слова Ленина, я улыбнулся. Вся комиссия затихла в молчании. Взгляды их остались внимательными и прикованными ко мне.
— Это какая-то бессмыслица, — сказал вдруг Сергей Александрович, поправляя свои волосы на плохо скрытой лысине, — что вы хотите этим сказать?
— Только-то, — ответил я, не поколебавшись, — что уже сказал. Я считаю себя недостойным. И увы,
