— Ты продолжаешь смотреть на меня, как на выходца из Тартара, — недовольно заявил Алатрион.
— Тарквиний, оставь нас, — спокойно сказала Ливия, пропустив слова костоправа мимо ушей.
Привратник удалился, по-стариковски ворча себе под нос, что не пристало благородной домне принимать ночью посторонних мужчин.
— Может быть, впустишь?
Ливия посторонилась, и Алатрион вошел в ее комнату. Покои, которые хозяйка оставила для себя, были не слишком велики и занимали наиболее удаленную от улицы часть дома. Две комнаты украшены фресками на стенах, изображающими сценки морских путешествий. Здесь нарисованы корабли под парусами, ветры, изображенные в виде голых кудрявых крепышей с надутыми щеками, морские чудища, киты и гигантские осьминоги, непременный Нептун с трезубцем. Фрескам много лет, некогда яркие краски выцвели, штукатурка кое-где потрескалась. Задняя комната была спальней хозяйки, а передняя превращена в рабочий кабинет, в котором Ливия принимала жильцов, взимала с них плату и разбирала их ежедневные вопросы. То проломиться гнилая ступенька на внешней лестнице, и кто-то пересчитает все кости, то обитатели самого верхнего этажа приобретут привычку выплескивать помои прямо во внутренний двор инсулы, построенной, как и большинство других жилых домов в форме квадрата с открытым внутренним пространством, атрием. Одни жильцы совершенно спокойны и ненавязчивы, другие напротив, столь шумны и склочны, что с лихвой компенсируют незаметность первых. Одни исправно платят, из других плату приходится выколачивать, что вынуждает время от времени нанимать вышибалу, каковой постоянно в этом доме не содержался. Не самое спокойное заведение, хотя управлять им попроще, чем, к примеру, таверной.
Ливия давно привыкла справляться со всем сама. Отсутствие мужчины вовсе не тяготило ее, никакие хлопоты не могли бы омрачить размеренной жизни, если бы не появляющийся на пороге, раз в несколько лет, Аппий Прим.
Костоправ, будто у себя дома, прошел в спальню и довольно бесцеремонно растянулся на ложе.
— Устал что-то.
Ливия прислонилась к дверному косяку и сложила руки на груди. Ее лицо оставалось совершенно бесстрастным, из-за чего злые языки разносили сплетни, что это никакое не лицо, а маска. Если бы они знали, как недалеки от истины!
— Ты встретил его?
— Да.
— И что?
Алатрион потянулся.
— Мило поболтали. Вполне разумный малый, говорить с ним можно. Но он никто. Мне нужен Телесин.
— Почему он?
— Похоже, у самнитов он единственный остался в авторитете. Тебе что-нибудь известно о нем?
— Немногое. Телесин в Рим не приедет.
— Я знаю.
Алатрион взял с блюда, стоящего на маленьком столике возле ложа, большое красное яблоко и вкусно захрустел. Ливия терпеливо ждала продолжения.
— Дела идут не слишком хорошо. Я бы даже сказал, скорее плохо.
— Иначе бы ты не появился здесь, — заметила Ливия.
— Ты не рада меня видеть?
— Я слишком долго живу спокойной размеренной жизнью. У меня крыша течет, на втором этаже пол пора перестилать, скрипит. Ко всему, пустила два месяца назад нового жильца, так он чеканщик, работает дома, мне и в голову не пришло, как это будет. Целыми днями стучит. У меня уже и ночью в ушах звенит.
— Сочувствую, — саркастически хмыкнул костоправ, — сожалею, что опять придется тебя потревожить.
— Ты только это и умеешь... Ладно, Прим, я еще не забыла, как меня зовут и зачем я здесь.
— Зато забыла, как зовут меня, — одобрительно кивнул головой Алатрион, — молодец.
Ливия улыбнулась.
— Я даже мысленно тебя называю Аппием. Хорошо меня выучил.
— Никогда в тебе не сомневался.
— Ты просил устроить встречу с самнитом, я ее тебе устроила. Дальше что?
— Он вообще-то оск, — уточнил Алатрион, — как мы недавно выяснили. Дальше я поеду с ним в Беневент. Ты ведь, как всегда права. Телесин в Риме сам не появится. Придется тащиться к нему, в Беневент. Этот парень, Армилл, дал понять, что если проситель на этот раз я, то и шевелиться пристало мне. Что ж, справедливо, но они там немного оторвались от реальности. Сейчас ситуация не такая, как три года назад, и эта горстка толи отчаянных храбрецов, толи отчаянных идиотов, а скорее все вместе, погоды не сделает. Телесин не столь сейчас важен, как важен был Муцил. Не тот размер. Мне нужны выходы на рыбу покрупнее. На кого-нибудь из марианской верхушки, кто поумнее.
— Марианцы не станут с тобой разговаривать.
— Прямо сейчас, нет, — согласился Алатрион, — боюсь, что и через самнитов их не проймешь. Но когда мужчины бессильны, в игру вступают женщины, не так ли, Ктимена?
Ливия приподняла бровь.
— Три года не слышала, как звучит это имя. Чего ты хочешь, Прим? Погубить мою нынешнюю репутацию? Зачем было играть целомудренную домну, если в нужный момент тебе потребовалась не Ливия Терция, а Ктимена Коринфская?
— Вы мне нужны обе, — Алатрион потянулся, — отдохнуть хочу. Утром я уеду, оставлю тебе письменные инструкции. Чего-то я сегодня... переусердствовал. В непривычном направлении.
— Да уж, — поморщилась Ливия, — с десяти шагов разит, как от винной бочки.
— За запах не сердись, а насчет остального... ты же меня знаешь, я способен контролировать опьянение.
— Возможно, напрасно.
— Думаешь? Мне подобное в голову не приходило. Надо как-нибудь попробовать нажраться всерьез.
Ливия фыркнула, изящно прикрыв рот ладонью, как подобает благовоспитанной матроне, хотя она и не была матерью фамилии. Костоправ снял сандалии и стянул тунику через голову.
— Ты еще помнишь тот танец, с ножами?
— Хочешь, чтобы я станцевала? — спросила Ливия.
Алатрион кивнул.
— Музыки нет.
— Не беда, я ее воображу.
Ливия усмехнулась и расстегнула поясок.
Ганник с трудом разлепил веки и тут же вновь зажмурился: маленькое окно выходило на восток, и поднимающееся солнце, едва его лучи нащупали себе дорожку, ворвалось в комнату, резанув галла по глазам. Некоторое время он щурился, привыкая, но наконец, открыл глаза. Галл лежал на кровати одетый, только без сандалий. Голова трещала, как будто по ней били молотом. С трудом повернувшись на бок, он учуял кислый резкий запах, идущий откуда-то снизу. На полу возле изголовья стоял глиняный ночной горшок. Приподнявшись на локтях, Ганник заглянул внутрь.
— Не помню, как блевал, — язык приходилось ворочать с невероятным усилием.
— А что помнишь?
Галл повернул голову на голос. Аппий сидел на полу, на тюфяке в углу комнаты, и не глядя на галла, писал что-то на двойной восковой дощечке.
— Меня помнишь?
— Тебя помню...
— Хорошо.
— ...как пили помню. Как здесь очутились... не помню. Мы где, почтенный Аппий?
