продолжил ползти рядом с Ипполитом. Начало темнеть, вышла Луна, окружённая маленькими мерцающими звёздами, и Василий Иванович ушёл на пропускной пункт, откуда включались прожекторы. Из центра иногда были слышны вскрики. Один раз Слава покинул студента, заметив, как чья-то тень наклонилась над местом, где был закопан флаг, и, точным ударом обезвредив мужчину, который и не подозревал, что хочет справить нужду в месте хранения знамения команды, оттащил тело, а после, перепрятав предмет, отыскал Ипполита.
– Студент, как ты думаешь, из-за чего Колю комотозило? – тяжело дыша произнёс физик.
– Перепрятал?
– Да. Фу, подожди. – с грузной одышкой произнёс Слава.
Мужчины сели друг напротив друга, облокотившись спинами на металлические конструкции: Слава на лестницу, а студент между двух столбов. Включились прожекторы.
– Нет такого слово. – поднимая сползшую на глаза шапку, поправил Ипполит.
– Я сказал, значит теперь есть. Ну, дак какие у тебя предположения?
– Не знаю.
– И я.
– Теперь искать нет смысла.
– Я не так и расчётливо спрятал.
– Ты же понял, о чём я тебе говорил. – Ипполит перестал глубоко дышать.
– У тебя мама в скольких браках существовала?
– Что? – воскликнул студент, подрываясь к Славе.
– Ну не можем же мы бить с тобой братьями. – осадил его порыв физик, и молодой человек вернулся к столбам.
– Ты меня вообще слушал?
– Я о том и говорю. Как между нами может быть родство. Хотя я слышал, что в мире существует хотя бы четыре похожих друг на друга человека…
– Замолчи! Перестань строить из себя бездумного идиота! – взорвался студент, кидая снег в лицо Славе. Мужчины с минуту вычищал куртку и шапку, и после того, как убрав все не растаявшие комочки, ухмыльнувшись, продолжил говорить не повышая голоса.
– Ты хочешь, чтобы я заболел, да? Нет, нет не надо ничего говорить, я понял. Всё понял. Уже больше не побеспокою.
Слава молча поднялся и пошёл к госпиталю. Первым порывом Ипполита было ликования, но, когда мужчина отошёл несколько метров, оно сменилось, неожиданно для молодого человека, чувством вины, и он рвался его догнать и извиниться, но остановил себя, напомнил, что тот человек ему «совершенно не интересен». Ликование пропало вместе с остальными чувствами, и студент пополз в свой лагерь.
– Ничего, он забудет того, а меня признает, признает. – зациклено перебирал слова Слава, уходя с поля.
Метрах в десяти справа от мужчины, стоял Василий Ивановича, он заметил Славу, и, когда тот, не оглядываясь по сторонам, нацелено шёл в здание, закричал.
– На месте стой!
– Василий Иванович, мне кажется, я простыл. – шмыгая носом, прохрипел физик, поворачивая к военному. – Я пойду, в кабинете время отсижу.
– Знаем мы таких. Ну-ка, подойди.
Когда Василий Иванович присмотрелся к Славе, потрогал его лицо, горячее и холодное одновременно, согласился и отправил его в кабинет.
– А вот и я! – отрекомендовался мужчина, открыв дверь.
– Закрой, закрой, дует. – замахал на него сидевший на столе Василия Ивановича Интерн.
– Не скучал?
– Слегка пришлось. А ты почему так рано. Или вас уже отпустили.
– Я, как видишь, заболел. – с той же болезненностью, что и Василию Ивановичу, прохрипел Слава, на что Интерн рассмеялся.
– И там, знаешь, тоже скучно. Мы с Ипполитом говорили.
– Вот только не вздумай от Лизы отказываться.
– И не собирался. Но, он всё ещё так пренебрежительно ко мне относится.
Слава нашёл свой вещевой комочек и начал переодеваться.
– А я тебе говорил, что он тебя не простит.
– Говорил, говорил… Но не буду же я у него прощения просить. Фу, как это мне вообще в голову пришло.
– Может через Лизу уговорить.
– Если так, то он меня ещё больше возненавидит.
– Почему возненавидит. Это слово крайней степени. Скорее ты ему будешь неприятен.
– А я так не хочу! И нас рассорить, я тоже не намерен, и их между собой. И вот твой план был флиртовать с ней. А он вместо того, чтобы с ней поговорить, начал меня под пресс загонять. – тараторил Слава, нервничая так же из-за рук, застрявших в рукавах рубашки.
– Я откуда знал, что ты ей вправду понравишься.
– Кто бы сомневался, конечно, я понравлюсь.
– А Павла Анатольевича, ты уже решил списать?
– Если он скотина, то именно он и сработает на нас.
– Стоило усложнять себе дело ради «чувств» студентишки. – брякнул себе под нос Интерн.
«Говорить какую роль в планах Славы играет главврач? Или нет? Намекну так, Слава хочет, чтобы в момент смерти Лизаветы студента не было рядом, и он как можно дольше не знал об этом. А как и зачем, додумаете сами, не знаю только, будет ли время упомянуть разгадку далее.»
– Если сделал, значит стоило. Надо…
К этому моменту и подоспел Павел Анатольевич. Он забежал в кабинет и, в спешке оглядываясь, заметил складывавшего форму в шкаф Славу. Врач выпрямился – ворвался он со сгорбленной спиной и на согнутых коленях.
– Неожиданная встреча, Павел Анатольевич. Если ты к Василию Ивановичу, то тебе на улицу, и я бы рекомендовал одеться потеплее, сегодня холоднее вчерашнего вечера.
– Я именно к тебе…
– Как приятно быть таким популярным. – засмущался Слава, опёршись плечом о шкаф и поставив носок одной ноги на другой, приняв неустойчивое положение.
Павел Анатольевич подошёл к мужчине и засунул руки в его карманы.
– Вы опять. Ну я не такой, уж извините. Да хватит, что ты делаешь! – возмущённой взревел Слава, толкая врача и сам начиная подать, но успев выставить одну ногу назад.
Павел Анатольевич потряс его карманы, в поисках таблеток, но, убедившись в их беспредметности, вытащил руки.
– Если будете продолжать эти домогательства, я заявление напишу!
– Где?
– В полицию, в полицию.
– Где таблетки, которые ты подсыпал Николаю?
– В сумме год и двадцать дней, или шестьсот двадцать тысяч, это я с твоими ложными обвинениями посчитал. – поправляя вывернутые карманы, подняв голову и посмотрев на главврача из-под век, осадил Слава.
– Смейся над соседями. Я знаю, что это ты сделал, и с Геной то же. – продолжал дознаваться Павел Анатольевич.
– Итак, первое – вы, не предоставляя доказательств, обвиняете меня в серьёзном преступлении, второе – делаете это на почве личной неприязни, третье – я к пострадавшим ненависти не питал, и последнее – я этого не совершал!
«Интерн, записывай и его, как он меня утоми.» – мысленно добавил Слава.
– Зачем ты ходил сегодня на сестринский пост? – приглушив тон, но не напор, спросил врач.
– Поговорить. А с тобой всё хорошо. Ты сколько тут уже работаешь. Я знаю, что достаточно много. Не могло ли это отразится на твоём здоровье. Работа захватывает человека, а иногда становится его частью. Может быть это твой случай? С Колей
