без каких-либо сомнений. А вот строить тут железную дорогу или решиться на полноценный канал — вот это вопрос из вопросов. Понятно, что Волго-Донской канал был бы предпочтительнее, однако меня сильно смущало то, что в прошлой жизни его построили только после Второй Мировой. То ли реальная необходимость в нем не столь велика, то ли подводных камней в его строительстве куда больше чем кажется.
В общем так ничего и не решив — вернее решив, что нужно будет отправить сюда инженеров, специализирующихся на данном типе сооружений, и уже после их вердикта делать выводы — 27 августа мы продолжили наше путешествие. Спустились до Астрахани и вышли в Каспийское море. Благо наш Титаник был посудиной мелкосидящей и сумел протиснуться по сильно обмелевшей по летнему времени — очевидно, что для налаживания нормальной сквозной торговли с Персией придется проводить не слабые дноуглубительные работы — дельте Волги.
Дальше наш путь лежал вдоль берега моря в славный голод Кизляр, где я собирался встретиться с Ермоловым. Его деятельность по приведению Кавказа к покорности была высоко оценена в Петербурге и в дополнение к Георгию второй степени, которого генерал получил за последнюю Русско-Турецкую, я вез ему Владимира первой степени.
А еще меня сильно порадовал сам город Кизляр. Заштатный в общем-то городишко явно пребывал на взлете: в центре города укладывалась брусчатка, строились новые дома, окраины прирастали промышленными предприятиями. В городе открылась хлебная биржа — было видно, что приток переселенцев достаточно плотно заселивший за последние пять лет левый берег Терека и потихоньку начавший выплескиваться на правый, дал Кизляру изрядного экономического пинка. Что там говорить, если даже в плане населения город чуть ли не удвоил количество жителей за прошедшее с начала работы переселенческой программы время. Приятно, черт возьми.
В Питер мы вернулись уже в начале октября. К сожалению, более долгих поездок я себе позволить не мог, тем более, что в столице уже ждал меня приехавший с визитом тесть.
— Ваше величество, ваше высочество, — я нацепил на лицо максимально приветливую улыбку, на какую вообще был способен и с легким кивком пожал руки прусского короля и наследника. Сегодня я отыгрывал роль радушного хозяина так мы договорились с Александром. Он должен был играть роль злого полицейского, а я — доброго.
Большая дипломатическая делегация прибыла из Берлина в Питер в первых числах октября 1821 года. Официально — это был чисто родственный визит: Фридрих Вильгельм хотел встретиться с дочерью и посмотреть на внуков. Впрочем, реальная подоплека дипломатической активности была понятна почти всем. Наполеон уже практически не вставал с постели, в Париже начал потихоньку формироваться регентский совет, а все остальные европейские государства, сильно обиженные ранее корсиканцем, горели желанием за эти самые обиды расквитаться. Естественно и нас пытались затащить в активно формирующуюся седьмую коалицию. Ну или сделать так, чтобы мы хотя бы не мешали.
Первые несколько дней визита действительно были больше посвящены всяким мероприятиям, торжественным приемам и прочей полагающейся по статусу мишуре. Мы прокатили гостей сначала по железной дороге, потом на курсирующем по Неве больше в качестве экспоната, чем представляя реальную боевую силу паровом бриге. Первый чисто паровой фрегат все еще находился в стадии постройки и судя по лезущим там непрерывным косяком проблемам — слишком уж инновационным со всех сторон был проект — достройка «Генералиссимуса Суворова» обещала затянуться еще года на полтора-два.
В итоге непосредственно к делу мы перешли только седьмого числа. Расположились мы в Малом Фельдмаршальском зале, где посредине помещения был поставлен круглый стол и отдельно пара рабочих мест для секретарей. Поскольку переговоры проходили, как сказали бы в будущем «за закрытыми дверями», больше никто внутрь допущен не был.
Фельдмаршальский зал был выбран Александром неспроста, а с изрядной долей ехидства. Тут с больших ростовых портретов на людей взирали полководцы, которые не раз давали прикурить в том числе и прусским войскам, зарабатывая вечную славу русскому оружию. Суворов, Потемкин, Румянцев… Последний вообще брал Кёнигсберг и всю восточную Пруссию. Глядишь если бы не дедушка Петр ІІІ — земля ему стекловатой — отдавший все завоеванные у пруссаков во время семилетней войны земли, Пруссия к этому времени уже окончательно скатилась бы в разряд третьестепенных немецких государств. Куда-то между Вестфалией и Баварией.
Оба Фридриха Вильгельма историю естественно знали хорошо, и такой простой намек поняли мгновенно. Тем не менее разговор начался с прямого предложения вступить в формирующуюся коалицию.
— Великобритания, как и пришлые разы предлагает весьма щедрое финансирование, — принялся перечислять «бонусы» тот Фридрих Вильгельм, который в этот момент носил корону. Фридрих Вильгельм III. — Островитяне готовы выложить пятнадцать фунтов в год за каждого выставленного на поле боя солдата.
Пятнадцать фунтов — примерно семьдесят пять рублей серебром. С одной стороны, более чем щедрое предложение, с другой — очевидно, что такая сумма никак не сможет покрыть издержки экспедиционного корпуса, буде такой отправится воевать в западную Европу.
— О подводных течениях европейской дипломатии нам известно, любезный брат, — согласился Александр, — и то, что британцы вновь желают воевать чужими руками — тоже. Вот только выгод для Российской империи в участии в приближающейся схватке мы не видим. За все прошлые обиды с Бонапартом с лихвой рассчитались еще в двенадцатом году, с тех пор у нас с французами вполне взаимовыгодные отношения.
Это тоже было правдой. Годовой торговый оборот между Россией и Францией от года к году только рос и по итогам 1820 года составил порядка двадцати миллионов рублей. При этом оборот с той же Англией наоборот последнее время начал заметно падать. Островитяне стали заметно меньше покупать российских товаров, отказались от русского металла, существенно нарастив собственное производство, русское зерно постепенно заменяли американским. Если на пике торговый оборот переваливал за сто миллионов рублей в год, то теперь он был уже меньше восьмидесяти. Ничего не поделаешь — политика, она, как известно, — концентрированная экономика. Ухудшившиеся отношения между двумя государствами ударили и по торговле.
— А как же справедливость? Бонапарт отобрал родовые земли у десятков и сотен достойных людей. В том числе и вашего родственника принца Ольднбургского. Голландцы, швейцарцы стенают под пятой захватчика. Половина немецких земель находится под его несправедливым правлением, — вставил свой аргумент младший Вильгельм.
— То-то Максимилиан обрадуется, когда после победы над угнетателем Австрия откусит у Баварии половину территорий, — ехидно усмехнулся я, на что получил недовольный взгляд от брата. Что поделать, роль «доброго полицейского» мне удавалась традиционно плохо.
Тут понятно, в Мюнхене конечно выйти из под влияния Парижа очень хотели, но при этом территории, полученные от того же Бонапарта возвращать Вене совсем не горели желанием. Такая вот биполярочка.
— Справедливость — это прекрасно, однако точно недостаточно, чтобы Россия посылала на запад свою армию. Я так понимаю, господа, что вы представляете здесь не только Пруссию, но и Австрию с Англией. Могут ли ваши государства предложить нам что-то более… Осязаемое, нежели чувство морального превосходства в случае победы над Наполеоном. Вернее, даже, судя по тому, что война еще не началась — над его малолетним сыном.
Тут я за брата испытал самую настоящую гордость. Все же не зря я его воспитывал двадцать лет. Александр был уже совсем не тем юнцом, который не слишком долго раздумывая ввязывался в драку исключительно из желания обрести славу полководца и главного «решателя» европейских вопросов. Теперь русского имперетора так просто на мякине провести было уже нельзя.
Основной ж проблемой коалициантов в данном случае было то, что они банальным образом не могли ничего предложить России. Никаких земель на западе нам больше нужно не было, да и вообще в обозримом будущем мы вполне могли обойтись без расширений, благо и так требующих освоения земель имелось более чем достаточно. Предложить деньги ни Пруссия, ни Австрия не могли — их экономическое положение все еще было достаточно неустойчивым. Да что там — немцы были бедны как церковные мыши, а подготовка собственных армий к войне сжирала последнее с удручающей скоростью. Ну а в то, что англичане согласятся увеличить предполагаемые субсидии хотя бы раз в пять — до минимально интересного уровня — тоже верилось с трудом. Впрягаться под обещания
