Ознакомительная версия.
Аммар пошатнулся и ухватился рукой за холодную бронзу дверной петли. Самийа поднялся на последнюю ступень и встал с ним лицом к лицу.
— На вас уже идет страшная напасть из степей, и никто и ничто вам не поможет. Вас смоет, и никакие ухищрения не помогут вам! Лицемеры!
Ледяные, ненавидящие глаза.
Аммар прошептал: "Я виноват, горе мне".
Над ним каркнула ворона и на щеку тут же шлепнулось что-то холодное и влажное, как здоровенная сопля. "Тьфу ты, пропасть", сказал себе Аммар и мазнул по гадости рукавом.
Во дворе покинутого дома Яхьи пронзительно заорал петух. Хлопанье крыльев и суетливое квохтанье эхом заметалось между стенами. Аммар опустил взгляд и увидел у себя под ногами разделенный на три части каменный резной круг.
— Ты не пройдешь.
Аммар нашел в себе силы посмотреть в лицо тому, кто стоял по другую сторону Печати Али.
— Ты не пройдешь, во имя Всевышнего, всемилостивого и милосердного.
…Все-таки странно, о какой чуши может думать временами человек. Сейчас Аммар, сидя на ступеньках под Камнем, задавался вопросом: откуда самийа раздобыл флейту?
Дудочка насвистывала что-то убаюкивающее и грустное — как колыбельная нежеланному ребенку. Спи, малютка, закрой глазки, не проснешься ты с утра, я сложу тебе в могилку дудочку из серебра; не ходи ты больше к маме, оставайся за окном, нет у мамы больше ляли, утащило ветерком.
Вздыхающая мелодия словно бы водила пальчиком вдоль спинного хребта, посылая по коже мурашки. Ааххх, зашептали тростники напоследок, — и флейта умолкла.
Перед закрытыми дверями стояла плошка с маслом. Фитилек задиристо торчал вверх, огонек прыгал в блюдце света. Аммар пошевелился, и вместе с ним задвигалась его тень на бронзовых створках.
Петли скрипнули, в раздвинувшуюся щель просунулась бледная светящаяся рука и начала нашаривать задвинутый засов. Пока цепкие пальцы нащупывали скобы и подталкивали неподатливую деревяшку, Аммар успел рассмотреть оголившееся под съехавшим вниз рукавом запястье. Оно взаправду было располосовано уже побледневшими, но еще розовыми, как крысиный хвост, шрамами. Причем изрезано оно было и вдоль, и поперек. Ну да, сначала он вскрывал вены неправильно и почем зря раскромсал сухожилия. Зато в следующий раз самийа сделал все по науке и даже нашел подходящую мелкую заводь с теплой водичкой. Яхья говорил, что хватились они его слишком поздно: вокруг уже все плавало в кровище. Еще он говорил, что выжить нерегиль не мог — из черного недельного беспамятства его кто-то вытолкнул. Впрочем, почему «кто-то»? Самийа метался в бреду и закрывал руками лицо, пытаясь скрыться от взгляда, который жег его сквозь ладони и сомкнутые веки, и даже в ночной тьме обморока заставлял скулить и шептать несвязные оправдания. Очнувшись, он сказал Яхье, что у ангела смерти на лице нет глаз — он смотрит крыльями, и глаз на них десятки. Потом две недели молчал. Шел, не глядя по сторонам, время от времени спотыкаясь и шлепаясь в дорожную пыль — но не позволял к себе прикоснуться.
Засов заскрежетал. Белые длинные пальцы поддели его, и деревяшка с грохотом упала на пол. Створки натужно заскрипели и разошлись, цепляя неровный камень порога. Между ними, уцепившись за дверные кольца руками, как нетопырь лапами, повис нерегиль. Паскудно улыбнувшись сидящему у алтаря Аммару, тварь уставилась на то, что лежало на Камне.
Полированные ручки свитка с Договором отблескивали в свете масляной лампы в ближайшей нише.
Аммар потеребил кисточку шнура печати, свисавшую с алтаря над его плечом, и ехидно поинтересовался:
— Ну что? Хочется да колется?
За спиной у нерегиля, в небе над ивой висела желтая луна величиной с перезрелую айву. Самийа отбрасывал взлохмаченную длинную тень — спутанная всклокоченная грива колыхалась в любопытном верчении головы. Гадина с интересом осматривала внутренность масджид. Налюбопытствовавшись, самийа снова уставился на развернутый на алтаре Договор. Ну-ну, что ты придумал на этот раз, давай поглядим.
— К тебе гости, Аммар.
В темноте у ступеней масджид что-то стояло. Приглядевшись, Аммар узнал треугольные очертания паланкина.
Боковая циновка откинулась, изнутри кто-то выглянул. Аммару показалось, что профиль был женским.
Оказалось, он угадал. Женщина словно вытекла наружу и медленно поднялась на ноги. Потом развернулась лицом к масджид и пошла вверх по ступеням. Когда ее лицо показалось над порогом, Аммар уже знал, кто это будет.
— Зачем ты это сделал, о хабиби?
«Любимый».
— Зачем ты отослал меня?
Нерегиль посторонился, пропуская ее в дверной проем. Наглухо замотанная в искабэ фигура заколебалась в желтом лунном свете. Женщина ломала руки и оглядывалась. Казалось, она нетвердо держится на ногах.
Аммар поднялся и подошел к дверям.
— Ты обещал, что пришлешь за мной не позднее осени…
Он навещал Наилю у нее дома, в пригородной усадьбе, пользуясь попустительством прислужниц и управляющего. Ее братья вечно находились в отъезде — купцы всегда в отъезде. Когда оказалось, что Наиля ждет ребенка, он задумался: а нужен ли ему сын от простолюдинки? Аммар слишком хорошо помнил, как плохо иметь единокровных братьев — и сколько из-за родства по отцу может пролиться крови. Его наследником будет сын от благородной женщины — и что ему делать со старшим братом от простой наложницы? И он приказал отослать женщину подальше, в глухомань — и там продать кому-нибудь в харим. Наиля была красивой и ласковой, из нее получилась бы преданная и покладистая жена. И плодовитая к тому же — он занимался ей четыре месяца, и поди ж ты, она уже понесла. Он хотел как лучше: в конце концов, она была всего лишь дочерью купца и сестрой купца — место второй жены в хариме какого-нибудь толстосума ей было определено самими звездами, и то при самом благоприятном раскладе. Учитывая то, что она уже потеряла девственность и носила ребенка. Впрочем, ей было не более семнадцати, и при взгляде на ее грудь любой мужчина ощутил бы огонь в чреслах.
Ему доложили, что женщина поплакала, а потом утешилась. Ее продали? — поинтересовался он. Да, последовал ответ, она в хороших руках.
Тень на пороге качнулась — послышался всхлип.
— Почему ты не взял меня к себе, как обещал?
— Разве ты не попала в хорошие руки? Мне сказали…
— Ах да, тебе сказали… — ядовитый шепот нерегиля заползал ему в уши, как сколопендра. — Тебе не солгали, Аммар. Она действительно попала в хорошие руки — в руки Всевышнего.
— Нет, — Аммар замотал головой, отступая.
— Зачем ты не вступился за меня и не объявил о нас? — голос звучал странно, женщина пришепетывала и с трудом выговаривала слова.
— Я… не…
— О любимый, почему, почему… мои братья взяли меня у тех людей и отвезли в горы…
Аммар попятился, а женщина, пошатываясь, перешагнула черту порога и вошла в масджид.
— Что они с тобой сделали? — обреченно спросил он.
— Они забросали ее камнями в колодце, — отозвался холодный голос самийа.
В тот же миг в масджид стало светло, как днем. Женщина протянула к нему руки, и Аммар увидел, что ее рот разбит и в нем не хватает зубов, череп проломлен надо лбом, руки и ноги перебиты, а искабэ заляпано кровью. Шатаясь и вихляя изломанными членами, Наиля пошла к нему, протягивая грязные руки. Правая изгибалась под странным углом — над запястьем из порванной кожи выглядывала кость.
Аммар уперся спиной в алтарь и понял, что это конец.
— Всевышний, — прошептал он, — я недостоин. Я недостоин ни прощения, ни власти, ни жизни. Я червь и прах. Возьми мою жизнь, Всевышний, но спаси мой народ. Спаси его ради тех, кто не заслужил смерти под мечами джунгар. Если найдется в Аш-Шарийа десять праведных, ради десяти праведных помилуй нас, о Всемилостивый и Милосердный.
Лицо Наили приблизилось вплотную.
— Поцелуй меня, о хабиби, — прошептали разорванные синие губы.
Петух заорал так, словно его хотели зарезать. Лицо женщины пошло волнами и лопнуло вспышкой.
Квохтанье куриц заглушил вопль нерегиля.
Аммара дернули за плечо и потянули куда-то в сторону и назад. Потом он увидел себя уже за Камнем — свиток Договора разматывался вниз, буквы вязи начинали расчерчиваться тонкими линиями слепящего сияния. Строка за строкой, они загорались нездешним светом:
"Я клянусь служить халифам Аш-Шарийа преданно и верно, и ежели понадобится, на щадя силы и жизни;
Я клянусь не причинять вреда халифу Аш-Шарийа, ни словом ни делом ни замыслом ни умыслом;
Я клянусь не вступать в сговор против Аш-Шарийа и не держать руки врагов Аш-Шарийа;
Я клянусь Престолом Всевышнего, что стану охранять Престол Аш-Шарийа и народ этой земли, верующих и не верующих, ибо все твари дороги Всевышнему;
Ознакомительная версия.
