в гости. Убивать его в тот момент, когда тот вышел в холл, где Толстого задержал слуга, Василий не собирался. Он внезапно почувствовал, что еще может получить ну, если не прощение, то хотя бы жизнь сохранит, да за братьев сможет порадоваться, которые свалились на него вместе с опалой в тот момент, когда он сам-то едва из детского возраста вышел. А для того, чтобы осуществить этот нехитрый план, ему нужно было остаться в живых.
Де Лириа вышел к незваному гостю и по его нахмурившемуся лицу Василий понял, что тот его узнал.
— Я не собираюсь рисковать головой и побираться всю оставшуюся жизнь из-за тебя, — с порога процедил он, разглядывая бывшего посла. — Ты не говорил, что в конечном итоге государь с государыней должны будут погибнуть?
— Тише, что ты кричишь? — де Лириа нервно огляделся. — И вообще, это подразумевалось…
— Ни черта подобного. Твой человек сказал, что должен всего лишь припугнуть их, показать Петру, что он смертен и что его близкие никогда не смогут чувствовать себя в безопасности. Но за то, что последовало дальше, меня живьем в кипящем масле сварят, ежели найдут и поймают, — прошипел Толстой. Он и сам не мог сказать, почему не рассказал эти подробности Петру. Хотел, чтобы тот поверил в то, что он хотел убить его невесту и его самого? Василий не знал ответа на этот вопрос. И, положа руку на сердце, не хотел его знать.
— Да тише ты, — снова шикнул на него де Лириа. — Чего тебе надо от меня?
— Денег и рекомендацию к надежному капитану, который увезет меня в Америки. Там я затеряюсь и смогу начать новую жизнь. — Говоря это, Толстой был практически уверен в том, что говорит правду. Он даже сам на мгновение поверил в собственные слова. Да черт всех подери, он бы и сделал нечто подобное, ежели бы не дети. Тащить детей с собой неизвестно куда — был не вариант, и Василий прекрасно понимал это.
— Хорошо, будут тебе деньги и письмо. Завтра после службы в церкви святой Анны жди меня в парке, что неподалеку раскинулся. Там я тебе все и отдам, — де Лириа принялся весьма настойчиво выпихивать его из своего дома.
— Я-то приду, а ты точно пожалуешь? — подозрительно посмотрел на него Толстой.
— Да из парка видно дверь церкви, я на службе буду, потом недолго побеседую с отцом Себастьяном и выйду. Можешь наблюдать, как я войду и затем выйду, ничего сложного.
— Я буду там, — повторил Василий и вышел вон.
С крыши этого дома, который всегда сдавался на сезон, но в этом году по какой-то причине остался без арендаторов, и потому пустовавшим, Василий со своим конвоиром наблюдали за входом в церковь с самого раннего утра. Де Лириа появился минут за пять до начала службы, огляделся по сторонам и вошел внутрь, а вот в виднеющемся отсюда небольшом парке началось какой-то переполох. Забегали вооруженные личности, останавливая каждого мужчину и заглядывая ему в лицо.
— Вот же мразь какая, — поморщившись, сообщил Василий Николаю. — А ежели бы я действительно денег всего лишь просил, чтобы от государева гнева укрыться?
— Тогда бы ты валялся уже мертвый вон в том пруду, твое высокоблагородие, — усмехнулся Николай.
— Умеешь ты утешить, Николаша, — Василий хохотнул и принялся наблюдать за выходом.
Вот наконец дверь снова распахнулась и из церкви вышел де Лириа. Василий покрепче перехватил ружье и нажал на спусковой крючок. Вспышка опалила его лицо, но он не обратил на это никакого внимания, наблюдая лишь за тем, как на груди де Лириа расплывается кровавое пятно и бывший посол заваливается на землю, недоуменно разглядывая свои пальцы, обильно выпачканные кровью.
— Убили! — истошно заверещала какая-то служанка, идущая в этот момент мимо с огромной корзиной, заполненной овощами, видимо, возвращаясь с рынка домой.
— Уходим отсюда, давай, твое благородие, а то скоро те, кто по парку по твою душу шныряют, подскочат, — Василий моргнул, бросил ружье и пополз вслед за гвардейцем в сторону выхода с крыши.
Они успели скрыться до того момента, как к телу де Лириа действительно подбежали те вооруженные личности из парка. Командир был опытным бойцом. Он сразу определили, откуда могли стрелять, но посланные на крышу солдаты нашли лишь разряженное ружье, которое и притащили командиру. И тут его снова ждало разочарование — ружье было самым обычным, какие у каждого пехотинца в наличии имелись. Да еще и этот русский, который вчера заявился к де Лириа, чтобы его шантажировать, не явился. Наверняка, гаденыш, решил выждать немного времени, чтобы снова прийти, на этот раз удваивая ставки. Командир грязно выругался. И что он будет его величеству докладывать, который принимает большое участие в судьбе этого убиенного маркиза? Покачав головой, он направился к ожидающей его неподалеку лошади. Хочешь — не хочешь, а на доклад отправляться надо и будь, что будет.
Василий Толстой и Николай Скрытник добрались до каморки, которую сняли у какой-то вдовицы.
— Ну что теперь? Вам приказали меня убить, когда я грех на душу возьму? — Василий криво усмехнулся, глядя, как сопровождающие его гвардейцы быстро собирают вещи, готовясь к немедленному отъезду.
— А какой нам в этом резон? — спросил его Николай, бывший старшим в этой группе. — Сами бы справились, а тебя, твое благородие, еще по выезду из России прикопали бы где-нибудь в лесу. Нет, и не надейся таким образом улизнуть. Собирайся лучше, да поскорее, выдвигаться нам надобно.
— И куда же? — Василий немного воспрял духом и принялся скидывать свои немногочисленные вещи в холщовую суму.
— В Вену. Там остановимся в посольстве. Посол знает, что мы приедем, и будем ждать повеления государя, — ответил Николай, а Толстой пожал плечами. В Вену, так в Вену, когда еще за казенный счет удастся мир посмотреть?
* * *
Михаил Ломоносов посмотрел на воду, куда бросил несколько темных кристаллов, получившихся в результате последовательных реакций во время исследований неизвестного вещества, полученного им при опытах над кусочком пиролюзита. Вода окрасилась в интенсивный пурпурный цвет. Затем он посмотрел на левую руку, на тыле кисти которой был еще пару дней назад плохо заживающий и начинающий гноиться порез. Он случайно опрокинул на рану раствор, подобный тому, который у него получился только
