кликнул Татьяну:
— Таня, беги быстрее сюда! Посмотри кто пришёл!
Батурина, недовольно ворча, вышла в гостиную. На несколько секунд замерла, увидев Ольгу и словно пытаясь понять — это галлюцинации или перед нею действительно стоит её лучшая подруга. Спустя секунду Татьяна со слезами бросилась на шею Головиной с криком:
— Оленька, душа моя!
Слёзы душили девушку, и её слов невозможно было разобрать. Ольга же довольно сдержанно встретила бывшую подругу. Вероятно, эмоциональная составляющая её дружеских отношений с Батуриной не попала в сохранившуюся часть личности графини Головиной.
Обед накрыли из испанских продуктов, прихваченных Петром с собой в дорогу. Батурины впервые в жизни попробовали вяленое мясо — хамон, колбасы фуэт, чоризо и лонганиса. На столе появились несколько сортов овечьего сыра и апельсины. Венчал стол котелок отварной картошки с испанским тушенным мясом. Не забыл Пётр прихватить и литровую бутыль сладкой сангрии для дам и испанского бренди для себя и восемнадцатилетнего Михаила.
Во время обеда Батурин то и дело бросал тайные взгляды на Ольгу. Пётр не умел телепатически внедряться в мозг оппонента, но эмоциональный фон Михаила почувствовал хорошо.
Первоначально Батурин — младший наотрез отказывался переезжать в Испанию. Пётр понимал, что не любовь к Родине удерживало парня в Москве, а его нежелание присутствовать на свадьбе Ольги, в которую он был по уши влюблён. Только сообщение Анджана о предстоящем визите ВЧК пересилило личные переживания парнишки.
Венчание Роберта Берга и Ольги Головиной выбивалась из всех виденных Петром воочию и в кино подобных обрядов. Священник, одетый в мундир военного капеллана, установил походный армейский алтарь в центре небольшого склада фармацевтической компании Петра и Фёдора. Помещение предварительно освободили от всех складских запасов. Девушки склеили из картона венчальные короны, которые держали над ними двухметровый великан Фёдор и Татьяна Батурина, девушка невысокого роста. Отец Онуфрий читал нужные молитвы по псалтырю, так как забыл их напрочь, служа двенадцать лет армейским капелланом. Само богослужение он провёл явно в сокращённом виде и «по шпаргалке». Этакий военно-полевой обряд бракосочетания. Неискушённые зрители этого, естественно, не заметили, и ничто не испортило торжественного момента.
У дверей своего дома Марта, которую Пётр перенёс назад, в мир 1913 года, обернулась к парню и с ехидной улыбкой спросила:
— Итак, Пётр Антонович, как вы будете выполнять наказ моего брата?
— Какой наказ? — удивлённо поинтересовался Пётр.
— Заботиться обо мне.
— А это! Я ещё не думал об этом, — ответил парень.
— Хочу вас проинформировать, что Роберт всегда забирал меня из училища, когда мои уроки заканчивались после наступления темноты.
— И как часто это случается? — поинтересовался Анджан.
— Каждый вторник, среду и четверг? — мило улыбаясь, объявила девушка.
— Тогда буду забирать вас из вашей школы каждый вторник, среду и четверг, — спокойно известил Пётр.
— Договорились, Пётр Антонович, — лукаво улыбаясь, заявила Марта и протянула руку для поцелуя, — Не буду вас больше задерживать.
К себе домой Пётр не вернулся, а решил, наконец, наведаться в «свою квартиру» реальности 1918 года, в которой он ещё ни разу не был. Ожидаемо обстановка шестикомнатных апартаментов повторяла интерьер его квартиры мира 1913 года. Но были и некоторые отличия. В потайная комната оказалась никакой не потайной, а вполне нормально — доступной. Естественно, отсутствовали какие-либо экспонаты, бюро, полки и пирамиды.
Пётр перетащил в квартиру содержимое сундука, который обнаружился возле стены у входа в Портал. В нём находились старинных рукописи в свитках или сшитые в своеобразные тетради. Пётр аккуратно сложил все бумаги в большие полиэтиленовые пакеты, которых получилось целых пять штук. Пришлось совершить три ходки из подвала в квартиру, чтобы перетащить эти тяжеленные мешки.
Все бумаги оказались писаны или на латыни, или на старославянском языке. На дне сундука лежали рукописи, писанные невиданными ранее знаками, которые буквами можно было назвать с большой натяжкой. Незнакомая письменность осуществлялась разного вида закорючками, на первый взгляд с трудом отличными друг от друга, начертанными чёрными чернилами на диковинного вида бумаге. Ощупав листы этих чужеземных рукописей, Анджан ощутил еле ощутимую упругость пластика.
В кабинете отсутствовал сейф. Все ящички и полочки стола оказались пустыми. Зато перстень для инициации присутствовал на своём месте в тайнике изразцовой печи. Больше ничего интересного, кроме перстня, в доме не нашлось.
Вся квартира выглядела так, как будто в ней никто никогда не жил. В шкафах, буфетах и многочисленных сундуках отсутствовала какая-либо одежда, постельное бельё, посуда и многие вещи, необходимые в быту. Но все комнаты выглядели чисто прибранными, и даже тяжёлые бархатные шторы присутствовали на окнах. В квартире присутствовал запах помещения, где только что закончили косметический ремонт: запах свежей краски, побелки и обойного клея. «Вероятно эта реальность образовалась до того, как хранитель врат из семейства Виксне изменил планировку квартиры с созданием потайной комнаты» — решил для себя Пётр.
Переместившись в XXI век, Анджан прихватил с собой свитки, написанные на латинском языке. Он собрался перевести на русский язык эти рукописи и попробовать расшифровать документы, писанные странными каракулями. Пётр сличил принесённые латинские свитки с уже имеющимися у него, чтобы отложить идентичные и уже переведённые. Парень обнаружил неизученными только пять манускриптов, писанных на пергаменте и двух тетрадей из бумаги желтоватого цвета.
Анджан уже набил руку, переводя предыдущие латинские тексты, поэтому эти свитки он перевёл, практически не обращаясь к словарю. Тетради оказались дневниками и описывали хронологию путешествия одного их хранителей Врат через портал в эпоху средневековой Руси. Анджан буквально зачитался своеобразным отчётом хронопутешественника:
“Нота Бена! Это повествование было начато писаться моим прадедом Целавом из Любосты на древнерусском языке 6721-е (1213 год**) лето и закончено в году 7273(1765**) им же под именем Дмитрия Сергеевич Мономах. Рукопись моего прадеда переведена мною, князем Георгием Мономахом на латинский язык в Динабурге в году 7364(1856**). Мой пращур описал путешествие в мир, где ещё правили древние русские князья».
**Примечания автора.
*финики — разговорное прозвище финансовых инспекторов в Латвии.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
«Сегодня я получил письмо от отца, написанное церковным буквицами на бересте. Торговые люди из Копец-городка передали мне это письмо. В нём сообщалось, что мой старший брат Даумант погиб при набеге на литовское городище, а отец вернулся с битвы сильно израненным. Поэтому мой отец, которого звали Ужвалд, велел мне спешно плыть домой в наше селище Любосты, что стоит вблизи озера Любоста и речки Любостянка. Наша речка буквально в двух поприщах* от нашего селения впадает в большую реку Даугову, которая в Полоцке зовётся Двина. В это время я учился в Борисоглебском Полоцком монастыре, который располагается в Бельчицах, в двух поприщах от града.
За три дня я на попутных малых торговых ладьях добрался до дома и застал
