-Егорка, живо на стену, подсоби из самострелов. – Савелий подхватил щит убитого дружинника, прикрылся им, посмотрел вслед бегущему в надвратную башню Егору с семью ополченцами и стал подталкивать сани к воротам.
– Отец, у ворот дружина урусутов. Как же так? Ведь тебе пообещали сдать город. – Батасухэ вертелся вокруг Шоно, еле успокаивая жеребца.
– Нам обещали открыть ворота, а они, насколько я вижу – не заперты. Выясни, сколько людей их защищают? – Тысяцкий говорил сыну, ещё не веря в провал всей операции. – Бараунгар, приготовиться к атаке.
Правое атакующее крыло монголов состояло из личного джагуна* Шоно. Даже лошади были облачены в доспехи, не говоря о самих воинах.
(Арбан – десять воинов. Джагун – сотня воинов. Минган – тысяча воинов. Тумен – 10 тысяч воинов.)*
– Отец, их не больше сотни. Если ударить сейчас, то мы сомнём их. – Батасухэ выяснил количество обороняющегося противника у уцелевших степняков, которые вырвались из города.
– Бейте в наккар, от этой атаки зависит судьба всего похода. – Толстенький монгол скинул шкуру с походного барабана и стал лупить в него двумя палками, поднимая боевой дух у воинства.
Савелий услышал противный бой барабана, под этот звук степняки несколько лет назад шли на последний приступ Рязани.
– Врёшь! Не пройдёшь. – Сотник сбросил щит на сани, упёрся двумя руками в изогнутую дугу полозьев и подтолкнул их, как раз под брюхо павшего коня.
-Бумц! Бумц! – Две стрелы вонзились в ватный бушлат, застревая в жилете.
– Васька! Бросай звёздочки позади меня. Всем в стороны, самострелы изготовить. – Савелий нутром прочувствовал картину будущего боя. Кочевники пойдут на таранный удар, в надежде расколоть строй пехотинцев.
Молоховские ворота не самые широкие в Смоленске, всего две телеги или трое всадников могут протиснуться одновременно. Если б смоляне стали в строй, защищая проход, то монгольский клин разметал бы людей словно кегли. Тактика, выбранная сотником, была оптимальна, конница, ворвавшись внутрь, попадала в своеобразный мешок. Откуда было, только два пути: – вперёд к постоялому двору, где дорога разветвлялась и была перегорожена санями, либо назад.
Батасухэ пристроился позади атакующих, рядом с отцом, перебросив щит на правую руку. Шоно посмотрел на сына, который изготовился защищать своего командира и одобрительно кивнул: – Настоящий батыр.
Монголы ворвались в город, сани просто разлетелись в щепки, не выдержав закованную в железо конницу. Передние всадники слетели с лошадей, словно спелые колосья ржи, арбалетный залп в упор подобно серпу выкосил сразу полтора десятка кочевников. И тут повторился сценарий, который происходил совсем недавно на льду реки. Лошади падали, сбрасывая наездников, тут-же пытались подняться и снова опракидывались. Половина кочевников была внути, остальные – толпились, не имея шанса проскочить ворота.
– Отходим! Сын, возми три арбана и уходи влево, как за нами погоняться, ударь в спину. – Шоно отдавал команду, уже не надеясь на какой-либо успех. Скорее по инерции, любой отход предполагает засаду.
Егорка высунул в бойницу самострел, и не глядя, куда стреляет, нажал на спусковую скобу. Если бы стрелок решил посмотреть результат своего выстрела, то немедленно бы получил пару стрел в свою любопытную голову. Но в бою, осторожность, зачастую равна смелости.
– Ааа. – Закричал знаменосец, роняя бунчук с тремя хвостами на снег. Болт пробил запястье, разорвал вены на руке монгола и застрял в стальном наручи, высунув остриё наружу.
Падение знамени равносильно поражению, один из телохранителей Шоно свесился с коня, подхватил символ мингана, попытался преподнять его повыше, но не смог. Три стрелы вонзились в тело смельчака. Это уже стреляла подоспевшая стража с соседних ворот. Дружина Смоленска, поднятая по тревоге, спешила к месту прорыва.
Степняки в спешке отходили в сторону леса, Шоно был в бешенстве. Так бездарно погубить всё своё воиско за два сражения, такое не прощается. Тысяцкий остановил коня, распахнул сумку, подвешанную справа от седла, сунул туда руку и извлёк посеребрянный рог деда.
– Ррумм. – Протяжный звук боевого рога огласил местность перед Молоховскими воротами.
– Если я не сумел захватить город, то хотя бы убью командира этих урусутов, которые смогли остановить меня. – Шоно вызывал на поединок. – Ррумм.
Внутри дворика, где добивали последних, оставшихся в живых кочевников остановились. Трубили в русский боевой рог Смоленского княжества. Это только по началу, кажется, что звуки издаваемые рогом все одинаковые. В каждой области свой, неповторимый звук. От отца к сыну, передаётся таинство частоты сигнала.
– Главный степняк один на лошади перед воротами. – Егорка преодолел свой страх и наконец-то высунулся в бойницу, посмотреть, что ж там происходит.
Всеволод Мстиславович с сотней своей дружины двигался в сторону ворот, где, как ему доложили, внезапно напали степняки. От детинца до Молоховских ворот всего полверсты, пешком за десять минут дойти можно.
– А ну стой! Слышали? – Князь обратился к старому боярину, который в бой надевал старую кольчугу, доставшуюся ему ещё от отца. Если бы не две бляхи в форме рыбин, приклёпанных на груди, то от языческих символов, расположенных на плечах и животе рябило в глазах. Любой поп мог бы вынести три смертных приговора, за использование подобной символики.
– Погодь княже. – Боярин достал свой рог, посмотрел в небо и поднёс ко рту.
– Ррумм. – Ответил рог-близнец из Смоленска.
Шоно испугался. В ответ на его вызов прозвучал звук, в точности копирующий его собственный.
– Это совпадение, этого не может быть. Дед не мог быть отсюда родом, я бы знал. – Пронеслось в голове у тысяцкого.
Дружина Всеволода Мстиславовича доехала до саней, перегораживающих дорогу, и остановилась перед толпой вооружённых горожан одетых в бронь.
– Кто такие? – Спросил старый боярин у ополченцев.
– С Подола мы. – Ответил за всех Васька Щука.
– Ничего себе на Подоле живут. – Подумал князь, прикидывая, сколько стоит амуниция, надетая на горожанах.
– Сани в сторону, дайте дорогу! – Боярин приблизился вплотную к Ваське.
– Нельзя туда, майдана перед воротами шипами посыпана, коней погубите. – Щука протянул боярину шипастую звёздочку.
Через минуту два десятка ополченцев стали собирать железный посев и складывать в сани, освобождая проход княжей дружине.
– Это кто ж удумал такое? – Всеволод крутил в руках звёздочку, представляя, как копыто неподкованного коня разлетается вдребезги, как всадник слетает с обезумевшей от боли лошади, князю стало жутко.