Егор ещё раз поцеловал жену в сладкие губы, прошёл на капитанский помост и велел Емельяну Тихому:
– Всё, шкипер, поднимаем на борт добычу и шлюпку, выбираем якоря, ставим нужные паруса и идём на юг, к эскимосской деревне. Добытых моржей разделаем уже на ходу, на завтрашнем рассвете…. Всё, давай команду к отплытию. Форверст!
– Знаешь, Саша, а ведь ничего страшного и не произошло, – засыпая, пробормотала ему в ухо Санька. – Конечно, это я не про погибшего Фрола, что ты. Хоть и предатель, но жалко. Живая душа – как-никак…. Я про Томаса Лаудрупа. Юноша ведь очень долго может оставаться наивным юношей, практически – до самой смерти. Чтобы мальчишка быстро превратился в полноценного мужчину – нужно нечто. Например, совершить страшную и непоправимую ошибку…. Ошибку, которая молодые и легкомысленные мозги, да и всю душу в целом, повернёт в нужном направлении. Думаю, что за сегодняшний день Томас повзрослел сразу лет на пять-шесть, если не больше…. И это – очень даже хорошо…. Может, ему стоит поручить, в свете нашего с тобой недавнего разговора, одно важное дело? Вот, как ты считаешь, если…
Стоянка около эскимосского летнего лагеря получилась короткой, за двое неполных суток путешественники управились со всеми делами. На каменистый берег полуострова была перегружена эскимосская доля моржового мяса, все шкуры, жилы и бивни, а на борт «Александра», в свою очередь, поднята русская часть китовой добычи и два десятка старых, скаченных воздушных пузырей.
– Разрешите доложить, господин командор? – вежливо обратился к Егору корабельный боцман Петрович. – На борт «Александра» доставлено: пятьдесят пудов китового сала, восемьдесят пять пудов китового мяса и семь с половиной пудов копчёного китового языка! Можно было и гораздо больше заготовить, да закончились бочонки, которые нам выделил Николай Савич Ухов. Остальные-то он себе оставил, чтобы солить рыбу нерку и её икру, да ещё и под грибы…. Так что мы даже и половины причитающейся доли не выбрали. Чему эскимосы очень даже рады….
– Спасибо за отличную службу, боцман! А эскимосам не завидуй, нелегка их туземная доля, – усмехнулся Егор и обратился к Ухову-Безухову: – А что у нас, подполковник, с моржатиной?
– Пятьдесят с хвостиком пудов мяса, Александр Данилович! – браво доложил Ванька. – И ещё порядка десяти пудов субпродуктов, залитых моржовым жиром…
«Это вы, братцы, перестарались!», – насмешливо прокомментировал полученную информацию внутренний голос. – «Если все эти мясные пуды просуммировать, а после поделить на количество бойцов, будущих зимовать на Аляске, то получается очень солидно, даже с немалым избытком…. Впрочем, ничего страшного: много, как известно, это ни мало! Излишки продовольствия фрегаты могут забрать с собой – на тайваньскую зимовку…».
Прощанье с эскимосами прошло буднично, без лицемерных слёз, торжественных помп и духовых оркестров. Егор подарил вождю бельгийское ружьё, огненных припасов – на двадцать выстрелов, и пуд шведской соли. А в ответ получил необычный амулет: крохотную фигурку белого медведя, искусно вырезанную из светло-сиреневого халцедона.[33] Мишка был симпатичным, улыбчивым и – по душевным ощущениям – каким-то бесконечно родным.
Уже находясь в шлюпке, Егор окинул каменистый берег прощальным взглядом.
«Опаньки, офигеть можно!», – искренне удивился внутренний голос. – «Ещё неделю назад на ритуальной площадке эскимосов наличествовал всего один тотем. Правда, тотем-инопланетянин. А теперь к нему добавилось два новых: деревянная Санька – с развевающейся на ветру гривой волос, и ты, братец, в шляпе-треуголке. Мужественный и весь из себя героический…. Хотя, может быть, это просто фантазия у меня разыгралась чрезмерно, и эти туземные идолы – обычные собирательные образы, так их растак…»
В Александровске дела разворачивались в бодром марше. Только очень уж неоднозначно разворачивались: были как по-настоящему положительные моменты, так и насквозь отрицательные.
Среди положительных можно было отметить следующее.
Во-первых, у Людвига и Гертруды были практически готовы все детали трёх сборно-разборных катамаранов, причём – с учётом всех конструктивных изменений, внесённых сообразительной Айной.
– Вот, мои некогда нежные ручки – теперь все в противных занозах и мозолях! – Герда откровенно хвастливо демонстрировала всем желающим свои маленькие, но крепкие ладошки. – Раньше-то я, наивная, думала, что самая тяжёлая доля – это работа корабельного кока. Ерунда полная! Плотником быть – в десять крат труднее! Да, что там – в десять, во сто крат! Топоры тяжеленные и острые, рубанки непослушные, пилы – вечно тупые.…Но сделали всё – по вашим, герр командор, чертежам – полностью! Принимайте работу, Светлейший князь! Принимайте, и организовывайте доставку деталей катамаранов к вашим загадочным озёрам. И мы с Людвигом поучаствуем, займёмся сборкой, испытаниями. А где таинственные воздушные пузыри Айны? Ну, надо же, какие…. Как их надувают?
Во-вторых, был окончательно достроен один из трёх бревенчатых домов, два просторных сарая-склада и небольшая банька. Дом (обычная русская изба, чего уж там!) получился на загляденье: четырёхкомнатным, с просторной кухней-кладовой, тёплым отхожим местом и отличной печью-лежанкой из дикого камня, на которой – в лютую зимнюю стужу – могли без проблем разместиться три-четыре человека.
В-третьих, широкоплечие гренадёры капитана Йохансена перетащили через Чилкутский перевал к Первому озеру более двух тонн разных грузов, включая разобранные корабельные шлюпки, сбором которых занимались плотники, выделенные Уховым-старшим.
В-четвёртых, в окрестные реки и ручьи вошли – с преднерестовым визитом – огромные стаи крупной и жирной нерки. Бывшие солдаты Александровского полка выстроили дельные заломы и тони (видали аналогичные сооружения в невском устье), и успешно занимались заготовкой рыбы и икры.
– Эх, Александр Данилович, жалость-то какая! – кручинился Ухов-старший. – Бочки и бочонки заканчиваются! А рыба – так и прёт! Уже нерку только вялим, слегка подкапчивая, вместе с икрой, не потроша…
– Не грусти, Савич! – громко успокоил старика Егор (громко, потому что рядом с ними тёрся Антипка Ерохин в компании с двумя шведскими гренадёрами). – Продовольствия у нас нынче в достатке, хватит года на полтора, может, и на все два. Пора заняться его переброской в глубь Аляски. По дороге будем – на озёрах за Чилкутским перевалом и вдоль русла Юкона – регулярно закладывать небольшие промежуточные склады, чтобы зимой погонщикам с собаками было вольготней добираться до Александровска…
