Король Конрад увидел это, и понял, что успех надо развивать. По его губам пробежала довольная усмешка, и он отдал команду своим военачальникам:
- Два отряда рыцарей на штурм и еще двум быть готовыми к выступлению! Подать сигнал Шталеку, чтобы следил за окрестностями и был настороже! Венеды, наверняка, попробуют пойти на прорыв!
Две группы спешенных королевских рыцарей по пятьсот воинов в каждой, двинулись к стенам, с которых фламандцы уже выдавили язычников, а Бернард Клервоский посмотрел на тамплиеров и тех, кого он называл Паладинами Господа, и обратился к трем десяткам 'своих' рыцарей:
- Воины, пришел ваш час! Идите в сей град, в коем сидят дьяволопоклонники, и атакуйте храм демона Перуна! Ступайте и перебейте всех врагов, которые встанут на вашем пути! Я верю в вас, ибо над вами распростерта длань Господа, и ангелы небесные парят в небесах и наблюдают за вашим подвигом! С Богом!
Храмовники и паладины, словно не чувствуя веса тяжелых доспехов, оружия и щитов, а так же грязи под ногами, подобно гончим псам, обгоняя королевских воинов, бегом бросились в битву. Бег крестоносцев был легким, и они передвигались очень быстро. В их жилах бурлила кровь, а сердца бились в унисон с сердцем аббата Бернарда, который наблюдал за ними, и продолжал шептать молитвы.
Когда паладины Господа и рыцари храма Соломона оказались под городом, южные ворота Зверина уже были распахнуты настежь. Вместе с лучниками, остатками религиозных фанатиков и дружинниками они вошли внутрь и сразу же оказались в гуще сражения. Венеды, пользуясь узостью улочек, понастроили на них баррикад и дрались за каждый дом. Между боярскими теремами в три и четыре этажа кое-где были перекинуты мостики и с крыш в европейцев били лучники и арбалетчики. В городе не было мирного населения, но, несмотря на это, язычники дрались с небывалым ожесточением и явно не собирались отступать. Бодричи князя Никлота буквально перемалывали войска католиков, которые шли на смерть и встречали оружие славян, которое вонзалось в них, с улыбкой радости на лице. Храбрость, упорство и воинское умение вступили в противоборство с фанатизмом и превосходящими силами европейцев, и в этой борьбе победа медленно, но верно склонялась на сторону крестоносцев.
Битва сама вынесла тамплиеров и паладинов на передний край и они, не сговариваясь, выстроились клином и кинулись на захват первой баррикады. Прыжками воины взобрались наверх неказистого укрепления из бревен и какой-то мебели, и мечи воинов, которых отбирал лично Бернард из Клерво, окрасились кровью. Нельзя было размахнуться в полную силу и повернуться, ибо слишком много людей сошлось на узком пространстве городской улочки. Нельзя было отступить, поскольку на рыцарей давила масса в пару тысяч людей, да и не хотели они этого. Нельзя было защититься от падающих сверху стрел и закрыться от них щитом, но выкованные лучшими миланскими оружейниками доспехи и шлемы отбивали практически любую славянскую стрелу, и только мощные арбалетные болты иногда пробивали защиту, и вонзались в тела католиков.
Смерть была вокруг, однако угроза гибели не остановила избранных Воинов Господа. Они набросились на бодричей, словно бешеные, и сила каждого такого воина была равна силам трех обычных рыцарей. С пеной у рта, выкрикивая 'Nobiscum Deus!', эти необузданные бойцы быстро истребили самых яростных и храбрых защитников баррикады, а остальных отбросили дальше по улочке. Затем была погоня, в которой немало славян было убито вблизи одного из боярских теремов и резня в каком-то темном переулке, где люди сплетались в неразрывные клубки и бились, чем могли. Сутолока была невообразимая, и дошло до того, что стиснутый со всех сторон Седрик фон Зальх, который потерял свой шлем, не смог поднять меч, чтобы поразить вражеского дружинника, и тогда рыцарь зубами вцепился в лицо славянина и вырвал из его щеки большой кусок мяса. От неожиданности и боли венед подался назад, а паладин, сплюнув под ноги чужую плоть, вонзил клинок в грудь городского защитника и смог пробиться вперед.
- С нами Бог! - одновременно с этим вновь услышал Зальх голос одного из тамплиеров, и вместе с другими рыцарями, увлекая за собой рядовых воинов, стал пробиваться к центру города.
Хрипы, стоны, рычание и боевые кличи, звон оружия и посвист стрел над головой. Все это было вокруг германского рыцаря, и он наслаждался этим. Убить! Порвать! Растерзать! Уничтожить! Задавить! Схватить, свалить и втоптать в грязь! Бить проклятых язычников, которые смеют не признавать его бога, пока от них не останется ничего, даже памяти! Перемалывать в труху славянских недочеловеков и видеть их кровь на своем клинке! Вот чего хотел и к чему стремился Седрик фон Зальх и другие посланцы Бернарда из Клерво, которые убивали венедов без счета, и упрямо шли к своей цели, храму Перуна. Они не останавливались и не считали потери, и к капищу дьяволопоклонников дошло всего девять рыцарей. Доспехи их были помяты и покрыты кровью. Однако сила и благословение настоятеля Клерво все еще были с ними. Поэтому в пределы окруженного частоколом храма они вошли без страха и сомнений.
Рядовые крестоносцы к этому моменту отстали от них или отправились штурмовать находящийся неподалеку княжеский детинец, в котором, наверняка, хранились несметные сокровища. Венедов рядом тоже не оказалось. Подобно горячему ножу сквозь кусок масла Воины Господа прошли через боевые порядки язычников и оказались у них в тылу. По этой причине сражение шло где-то рядом, но их оно не касалось. Паладины и рыцари Соломонова храма вели собственную войну, которую не понимали обычные люди, и они были твердо убеждены в том, что если не будут уничтожены волхвы Перуна, город сможет продержаться гораздо дольше.
Впрочем, все это подмечалось ими только краем сознания. В этот час они были опьянены пролитой кровью. Поэтому двигались вперед без оглядки и долгих раздумий, и только одно удивляло их, почему в храме нет ни одного человека. Двор святилища был пуст, и они не видели злых волхвов, которых следовало убить. Это настораживало опытных бойцов, но когда они вплотную приблизились к святилищу славян, то оказалось, что кто-то их все же встречает. Перед входом в высокое деревянное здание, опершись на крепкий дубовый посох, стоял высокий и худощавый старец в беленой длиннополой рубахе, которая была перетянута широким воинским ремнем. Это был волхв, вне всякого сомнения. И глядя на этого спокойного седого старика с длинными волосами, который с интересом разглядывал незваных пришельцев, на долю мгновения Седрик засомневался, а надо ли его резать. Однако голос кого-то из товарищей развеял колдовские чары, и жалость исчезла без следа: