и корежась, подсвеченные облака, доселе степенно плывшие по небу. Ветер забился, сменил направление, закрутился вихрем, всасывающим воздушные массы в дыру.
– Твою мать! – только и успел он вымолвить.
Руки командира действовали быстрее мозга. Он еще толком не осознал, что случилось, а самолет, снятый с автопилота, уже резко уходил прочь, пытаясь вырваться из чудовищного воздуховорота. Плоскости скрипели и трещали, машина кувыркалась в предательском воздухе, кто-то матерился в шлемофоне, визжала теща второго.
Три секунды, и радуга погасла, дыра схлопнулась, выплюнув что-то настолько громадное, что и летать-то по воздуху не должно; тем не менее оно непостижимым образом летело, на глазах окутываясь пламенем; прямо по направлению движения забили клубы белого огня и дыма. Громадина, непрерывно горя и извергая огонь короткими фонтанами, на счет «раз» настигла реактивный самолет, движущийся в режиме форсажа, пронеслась мимо, обдав его жаркой турбулентностью, и за пару секунд исчезла вдали.
– Блин, что это за хрень? – ошарашенно спросил штурман. – Сделала нас, как стоячих.
Командир с трудом выровнял самолет, воздушные потоки все еще схлестывались в кильватере этого чудовища, как бешеные.
– О-ох, – застонала бледно-зеленая бабка. – Уморить меня решил, зятек?
– Да что вы, мама, – несчастно возразил второй пилот.
– Ты все это специально подстроил, чтобы поиздеваться над пожилой женщиной, – убежденно обвинила его теща. – Я же вас знаю, алкашей и хулиганов! Никакого почтения к старости…
– Принц, не спи, – позвал Гржельчик. – Проси разрешение на посадку. Видишь, мне некогда.
Этот приказ, отданный будничным тоном, привел Фархада в себя. Капитан просит посадку. Значит, он рассчитывает сесть, а не рухнуть. И впрямь, болтанка стала меньше, горизонт выравнивался, пламя, бушующее снаружи, опало.
– Капитан, Байк-паркинг отказал в посадке. Спрашивать Канаверал?
– Ну, спроси, – скептически согласился Йозеф. – Для очистки совести.
Отказ его не удивил. Коли уж «Ийон» чуть не расстреляли на подходе…
– Кэп, Канаверал тоже не дает.
– Что и требовалось доказать, – пробурчал капитан. – Готовь посадку в Ебурге, мальчик. На территории Академии есть такое большое тренировочное поле, знаешь?
– А нам разрешат на него сесть? – недоверчиво уточнил Фархад.
– Разумеется, нет. Только спрашивать мы не будем. Некогда уже. Посадка мне нужна через пятнадцать минут.
Тренировочное поле Академии космоса не простаивало. В солнечных лучах натужно поднимались в воздух, неуклюже барахтались в нем и плюхались на землю, порой разбиваясь, большие пенопластовые муляжи космических кораблей. Сегодня будущих пилотов учили стартовать и сажать корабль на планету. Игрушки на дистанционном управлении были промежуточным шагом между компьютерным симулятором и реальным учебным катером на двоих с инструктором. Центр подготовки в Финиксе традиционно пренебрегал этим этапом: руководство считало, что, раз интерфейс симулятора идеально отвечает рубке корабля, то никаких переходных этапов и не требуется. В Ебурге полагали иначе. Интерфейс интерфейсом, но мы живем не в виртуальности, а в реальном мире, настолько многофакторном, что никакие компьютерные технологии не помогут его исчерпывающе описать. А посему отвлекись-ка, курсант, от любимого ноутбука, сядь за учебный пульт в углу поля и погляди своими глазами, как кидают порывы ветра пятиметровую пенопластовую хреновину с гордым названием, намалеванным гуашью на борту. Почувствуй сам, каково ей, такой хрупкой, приближаться к земной поверхности под твоим неумелым управлением, как летят полимерные крошки от стабилизаторов, чиркающих по бетону, как разваливается на куски казавшаяся надежной конструкция оттого, что пилот не учел какой-нибудь ерунды. Послушай матерные вопли инструктора вместо корректного замечания операционной системы: «Вы проиграли», – и порадуйся еще, что это не плач безутешных родственников тех, кого ты погубил своей недостаточной квалификацией.
Грохнулась на покрытие площадки очередная пенопластовая фигня, вырезанная в виде ГС-крейсера, хрустнула перемычка между правым модулем и центральными отсеками, часть «корабля» отвалилась и запрыгала по бетонке независимо, кувыркаясь и крошась.
– Ньюмен, вы тупица! – завопил инструктор Молчанов. – Безрукий неуч! Когда вы уже научитесь садиться, а не только взлетать? Земле не нужны камикадзе! Наши корабли слишком дороги для того, чтобы быть одноразовыми! Даже эта пластиковая бандура – чересчур дорогое удовольствие, она не рассчитана, черт побери, что ее будут ломать так часто! Ньюмен, так вас и разэтак! Если вы повредили не только пенопластовый каркас, но и электронную начинку, я вас отдам в рабство мастерам на две недели, пока не прочувствуете на своей шкуре, каково паять всю эту лабуду для развлечения криворуких идиотов вроде вас!
Он перевел дух и вновь завопил:
– Ньюмен! Неужели у вас в детстве не было вертолета на дистанционном управлении?
– Был, – признался юноша, красный, как вареный рак.
– И что, вы так же над ним издевались?
– Ну-у, нет. Он нормально садился. Но с вертолетом ведь легче, у него винт…
Инструктор всплеснул руками.
– И это все, чего вам не хватает, Ньюмен? К следующему разу вырежьте из пенопласта винт и приклейте к этому несчастью! И назовите его «Карлсон»!
Валяющееся на бетонке разбитое творение Ньюмена носило название «Конан Варвар». Называть муляжи крейсеров настоящими именами, используемыми в обиходе, строго воспрещалось, но курсанты старались придерживаться традиций и выбирали имена героев сказок и фантастики.
– А чего сразу Карлсон? – тихонько проворчал другой курсант, блондин по имени Свен.
Молчанов орал громко, но слышал хорошо.
– Разговорчики, Карлсон? К пульту, быстро! Как вы назвали свой летающий гроб, лишь по недоразумению имеющий силуэт крейсера?
– Эта-а… «Капитан Флинт».
– Карлсон, вы что, офонарели? – инструктор аж изменился в лице. – Живо за водой и тряпкой! Меняйте название, не то Кенвуд Флинт, командир «Игоря Селезнева», вам в страшных снах будет являться! Как же можно называть тренировочные хреновины именами живых людей? Вы подумайте, Карлсон! А вдруг ваш гроб разобьется? Черт, он наверняка разобьется!
– Да-а, – обиделся Свен, – а «Карлсон», значит, пусть разбивается, и ничего?
Молчанов шикнул на несчастного Свена, и тот побрел за тряпкой.
– Та-ак, кто у нас следующий? Вон то страшилище, «Птица Рух» – чье оно? Эта птица хоть взлететь сможет?
Черноволосый паренек небольшого роста шагнул к пульту, ввел свой код. «Птица Рух» поднялась в воздух, покружила над полем, задрожала под неожиданным порывом ветра, идя на посадку, клюнула носом.
– Разве птицы так садятся, черт возьми? – рявкнул инструктор. – Птица ваша пьяная, или вы пьяны, а?
– А вы сами попробуйте! – предложил черноволосый. – Покажите нам, как надо.
– Вот-вот, – поддержали его из задних рядов. – Покажите!
Эрик Молчанов нахмурился. Он ругал курсантов не потому, что они были так уж плохи, а в воспитательных целях, чтобы они стремились превзойти себя. На самом деле управлять верткой, непослушной пластиковой конструкцией сложнее, чем настоящим кораблем, устойчивым, имеющим кучу вспомогательных цепей управления и стабилизации. Эрик был неплохим пилотом, но немного опасался опозориться. Он поднял глаза на внезапно потемневшее небо, пытаясь угадать направления ветров на разных высотах, и вдруг замер. Вниз стремительно опускался корабль. ГС-крейсер. Не пенопластовый, всамделишный.
– В стороны, – просипел он.
Курсанты порскнули по краям поля, не отрывая глаз от зрелища. Корабль гнал перед собой горячий ветер, разметавший остатки пенопласта. Стали различимы буквы на
