взять с собой лекарства и тем паче наркотик, речи не было. Муки ломки перебивали привычные страдания медленно умирающего тела. Есть он не мог уже двое суток, пил с трудом. Но все-таки сострил:
– Или зло избавится от меня. Одно из двух, кто-то да победит.
– Мы будем молиться за вашу победу, – заверил его монах.
Они двинулись к воротам, монахи поддерживали его под локти. Навстречу просеменил худой изможденный человек, подозрительно легко одетый, взял поводья лам, придерживая их, чтобы пропустить идущих людей. Йозеф сморгнул вновь зависшую темную пелену, присмотрелся. Так и есть, человек был бос.
– Кто это? – спросил он.
– Кающийся грешник, – как ни в чем не бывало, ответил монах и кликнул: – Эй, поди сюда, раб Божий!
Человек послушно примотал поводья к столбику, быстро подбежал, встал, смиренно потупив взор и сложив руки на животе. Руки у него были замерзшие и покрасневшие, как и ступни, пальцы которых он невольно поджимал.
– Расскажи брату Йозефу, кто ты такой, – велел монах.
Он шмыгнул носом.
– Я великий грешник, – пробормотал, не поднимая глаз. – Я виновен в преступлениях против рода человеческого и Земли, колыбели светлых религий, – похоже, текст был твердо заучен; не исключено, что грешника заставляли, скажем, ежевечерне повторять покаяние, стоя на коленях: такая методика надежно впечатывает повторяемое в подкорку. – Я надеюсь искупить свой тяжкий грех добровольным умерщвлением плоти и смиренным служением матери нашей Церкви.
Интересно, насколько добровольно его самоистязание, подумал Йозеф. Наверняка добровольно-принудительно.
– Что за преступление ты совершил? – ему было любопытно, за какие грехи светская власть, твердо держащая в руках всю пенитенциарную систему, сочла целесообразным передать преступника Церкви.
Грешник съежился.
– Я… я служил злокозненным нехристям, предавая им род человеческий, аки Иуда Господа нашего Иисуса Христа, получая денежную мзду, – стилистика текста была отточена; и кто из здешних монахов балуется высоким слогом? – Я открыл ящики Пандоры, полные богопротивных тварей, изготовленных злокозненными нехристями по сатанинскому наущению, дабы лишить Землю силы и низвергнуть ее в пучину…
– Парень, – не выдержал Йозеф, – ты по-английски нормально говорить умеешь?
– Да, – он опять шмыгнул носом и поежился, бросив быстрый взгляд на монахов. – Я был гъдеанским агентом. Передавал им только безвредную информацию, ничего такого, не подумайте… Но потом они приказали мне получить посылку и подсунуть на корабли несколько ящиков. Я даже не знал, что в них!
Йозефа осенило.
– А там были шнурогрызки! – он шагнул вперед, сгребая грешника за ветхий ворот. – Ах ты, скот, мать твоя шлюха, я ж тебя…
– Не надо, брат, – монах остановил Йозефа, ненавязчиво похлопав по руке. – Не сейчас. Спасти вашу душу гораздо важнее, чем его.
Он уронил ладонь, едва не стиснувшую худую шею.
– Да… конечно.
И прошел об руки с монахами в ворота.
Скальная толща экранировала сигналы навигаторов, мобильников и радиопередатчиков. Но для того, что воспринимал юноша, растянувшийся на каменной плите, словно на роскошном диване, не было ни преград, ни расстояний. Юноша был обнажен, но не чувствовал холода и неудобств. Здесь были его владения, здесь концентрировалась его сила. Здесь ему было хорошо. Он довольно потянулся, ощущая усиливающиеся страдания жертвы, трансформируя их в мощь, в сладкую энергию для себя и для Хозяина, покровителя колдунов, которого никто никогда не видел, но в существовании которого ни один колдун не осмеливался усомниться. Эгоистичная натура колдуна не допускает служения кому-либо, Хозяину не служили. Просто энергия никогда не доставалась колдунам полностью, большей частью уходя ему – неизвестной сущности, для простоты называемой Хозяин. Попытки отсечь Хозяина и пользоваться всей энергией в одиночку ни к чему хорошему не приводили: колдовская сила исчезала на несколько лет, которые были наполнены мукой прозябания. Повторная попытка за всю историю была лишь одна; колдун, дерзнувший вновь посягнуть на неотъемлемое право Хозяина, умер страшной смертью, явившейся уроком для остальных.
Колдунов никогда не было много. Колдуну нужны жертвы, иначе сила иссякнет, а хорошую жертву найти непросто. В большинстве людишек слишком мало жизненной энергии, они быстро сдаются, высасывать их – никакого удовольствия, только войдешь во вкус – и все уже кончилось, как эрекция у импотента. Хорошие жертвы попадаются лишь несколько раз за всю жизнь, и они способны доставить колдуну не только огромную силу, но и высшее наслаждение, даже не сравнимое с жалким сексом, любимым развлечением людишек. И теперь колдун наслаждался, нежась в эманациях чужих мучений. Пик был близок, он уже скоро, последний выплеск искореженной души, последний ее истошный вопль, этакий бесплотный оргазм, отголоски которого еще несколько лет будут приносить эйфорию…
Предвкушение было разрушено самым грубым образом. Нити, по которым струилась к колдуну чужая сила, затрещали под чьим-то напором, и несколько из них оборвались. Колдун яростно встрепенулся. Никто не смеет!.. Никто на этой планете, облюбованной колдовским племенем, не способен разорвать сплетенное колдовство! Что за жертву подсунул ему этот мерзавец, трясущийся от страха и ненависти урод?
Лопнули еще две нити, и колдун собрался. У него не отнимут эту жертву, ни за что! Он торопливо начал сплетать новые нити, крепить узлами старые. Эта жертва принадлежит ему! Ему! И Хозяину, само собой…
Где-то пели на непонятном языке суровые мужчины в черном, кто-то, распластанный на столе, метался, извиваясь в путах, и кричал до хрипоты, разрывая горло. Битва только начиналась. Не на жизнь, не на смерть, а на нечто более важное…
