— Как бы не так. Ты назвала цену, я на нее согласился. Для меня переговоры закончены.
— Если не заплатишь, я остаюсь.
— Так оставайся. — Найтхаук направился к двери.
— Ты блефуешь.
Он остановился, посмотрел на женщину.
— Блефую?
Она ответила не сразу.
— Нет, не блефуешь.
— Так что? Я ухожу один или с тобой.
— Я только оденусь. — Она направилась к стенному шкафу, потом повернулась. — Мистер Найтхаук, вы прикупили себе эмпата.
— Почему не телепат? — спросил Киношита, когда их корабль поднялся с Барриоса II, держа курс в глубины Пограничья.
— Найди его, и я тут же его найму. — Найтхаук устроился поудобнее в кресле пилота.
— Говорят, что домарийцы — телепаты.
— Инопланетяне.
— У них меньше оснований бояться и не доверять тебе, чем у большинства людей.
— Лебеди плавают с лебедями, утки — с утками, — ответил Найтхаук.
— И что сие означает?
— Я и с балатаи привлеку достаточно внимания к своей особе.
Киношита повернулся к балатаи, которая сидела у навигационного блока и наблюдала, как на голограмме их корабль перемещается среди звезд Пограничья.
— Извини, что задаю эти вопросы, но моя судьба переплелась с судьбой Вдоводела. Противник у него сильный, вот я и хочу, чтобы он наилучшим образом подготовился к встрече.
— Я знаю, — ответила женщина. — Возможно, вы мне не поверите, мистер Киношита, но особой разницы между чтением эмоций и мыслей нет.
— Правда?
— В девяти случаях из десяти.
— А в десятом? — спросил Киношита.
Женщина улыбнулась.
— В десятом эмоции важнее.
Киношита долго смотрел на нее, потом кивнул.
— Ты нам подходишь. Как тебя зовут?
— А какое имя вам нравится? — спросила женщина.
— Я не знал, что решаем мы.
— Выбирайте.
— Мелисенд, — отозвался Найтхаук.
— Отлично. Значит, я — Мелисенд. — Женщина помолчала. — Кем она была?
— Да никем, — ответил Найтхаук.
— Твои эмоции говорят, что ты лжешь. — Мелисенд повернулась к Киношите. — Может, ты мне скажешь?
— Женщиной, предавшей его предшественника, — ответил Киношита.
Мелисенд посмотрела на Найтхаука.
— Ты полагаешь, я тебя предам?
— Нет.
— Тогда почему…
— Имя хорошее. Я подумал, ты сможешь его очистить.
— В таком случае я буду им гордиться.
Киношита долго смотрел на Найтхаука, прежде чем заговорить:
— Сначала Эрнандес, теперь Мелисенд. По-моему, тебе следует побыстрее забыть о жизни предыдущего Найтхаука и сосредоточиться на своей.
— Я люблю порядок, так уж у меня устроена голова. Поэтому не могу оставить без внимания то, что касается всех Джефферсонов Найтхауков.
— На твоем месте я бы больше думал об Ибн-бен-Халиде.
— На моем месте ты был бы на шесть дюймов выше, гораздо лучше стрелял… и любил порядок.
— Мне представляется, что человек, который любит порядок, должен действовать по заранее намеченному плану. Как ты собираешься выйти на Халида?
— Самым простым и эффективным способом.
— Джефф… твой предшественник… застрелил нескольких подручных Маркиза Куинзбери и предложил себя на их место, — напомнил Киношита. — Насколько я помню, он также схлестнулся с Маркизом, правда, ни один не смог победить.
— Моему предшественнику было три месяца. Можно простить ему подобное ребячество.
— А что собираешься делать ты?
— Использовать средства, которые у меня под рукой.
Киношита нахмурился.
— Средства?
— Господь дал тебе мозги, — раздраженно бросил Найтхаук. — Ты оскорбляешь Его, отказываясь использовать их по назначению.
— Почему бы тебе просто не сказать, что ты намерен делать, вместо того чтобы оскорблять меня?
Найтхаук невозмутимо смотрел на него.
— Естественно, я собираюсь использовать тебя и Мелисенд.
— Как?
— Она войдет в бар или ресторан и сядет за столик. Через несколько минут появимся мы и, пропустив по стаканчику, начнем спорить об Ибн-бен-Халиде, спорить громко, чтобы нас услышали. Я буду расхваливать его, ты — хулить… а Мелисенд фиксировать эмоциональные реакции, выявляя, у кого она максимальная. Мы будем исходить из того, что засветившийся человек работает на Ибн-бен-Халида. Потом я с ним потолкую.
— Если только он сначала не убьет меня, — резонно заметил Киношита.
Найтхаук пожал плечами.
— Ты пошел по своей воле. Это риск, который приходится платить всем, кто играет по-крупному.
— Я-то не играю, — напомнил ему Киношита.
— Разумеется, играешь. — Найтхаук подался вперед, сверля Киношиту взглядом. — Неужели ты думаешь, что я не понял, что Диннисен приставил тебя приглядывать за мной? Что ты должен немедленно сообщить ему, если я отклонюсь от поставленной цели?
— Незачем отрицать очевидное, — пожал плечами Киношита. — Конечно, мне платят за то, что я приглядываю за тобой… но я смотрю на это, как на деньги, упавшие с неба. Я не могу удержать тебя от того, что ты хочешь сделать. Черт, да и не стал бы удерживать. Ведь я твой самый большой поклонник.
— Я знаю. Но и ты должен понять, что наступит день, когда тебе придется выбирать между мной и твоим работодателем.
— Выбирать тут нечего. Диннисен не может меня убить, а ты можешь. — Внезапно Киношита улыбнулся. — Видишь? Я тоже люблю порядок. И в жизни, и в мыслях.
— А пока, — Найтхаук предпочел проигнорировать шутку компаньона, — я буду диктовать твои отчеты для Делуроса VIII.
— А ты хорош, Вдоводел! — вмешалась в их разговор Мелисенд. В ее голосе звучало искреннее восхищение. — Ты вполне можешь обойтись без меня! Черт, да тебе вообще не нужны помощники!
— Я польщен твоим мнением, но я сам знаю, что мне нужно. Мое задание — убить Ибн-бен-Халида. Давай предположим, чисто теоретически, что за ним стоит миллион человек. Не так уж и много, учитывая, что в галактике два триллиона людей. Но это означает, что соотношение наших сил миллион к одному в его пользу. Если я смогу понизить это соотношение, то использую вас.
— Так куда мы летим? — спросила Мелисенд.
— Пока не знаю. В глубины Пограничья.
— Ты наметил какую-нибудь планету?
Найтхаук покачал головой.
— Разницы особой нет… но я не хочу приземляться на планетах, где побывал мой предшественник.
— Почему?
— На случай, что он был не таким обстоятельным, как я.
— Не поняла.
— Он мог оставить в живых кого-нибудь из своих врагов. Я их не знаю, а вот кто-то из них может опознать меня. Это самоубийственная ситуация, а Вдоводел по натуре не самоубийца, иначе, заболев эплазией, он покончил бы с собой, а не позволил заморозить себя в надежде на то, что способ излечения будет найден.