зал, он немного подождал, привыкая к полутьме.
Нет, не опоздал! Напротив, он пришел слишком рано. Перед семейным алтарем, на котором были установлены фамильные памятные скрижали, догорали с полдюжины свечей. На передней скамье сидели две женщины, закутанные в шали, и смотрели на третью.
Третьей была вдовствующая королева Иста, простершаяся перед алтарем ниц, раскинув руки по сторонам, и каждая клеточка ее тела выражала мольбу и покорность. Пальцы на ее руках сжимались и разжимались, и видно было, что ногти на них обкусаны до крови. Кто-то пытался набросить несколько шалей поверх ее ночной сорочки, чтобы защитить от утренней прохлады, но шали была сброшены и теперь лежали в беспорядке подле королевы. Копна когда-то золотистых волос, теперь потускневшая, раскинулась вокруг головы Исты словно ореол. На мгновение Кэсерилу показалось, что Иста спит – настолько тихо и неподвижно она лежала. Но глаза на ее бледном лице – серые, немигающие и полные невыплаканных слез – были широко открыты.
Лицо королевы выражало глубочайшее горе. Кэсерил вспомнил лица людей, которые переживали горе и неимоверные страдания, были почти уничтожены телесно и душевно – будь то в казематах или же на галерах. Он вспомнил и свое лицо, которое увидел в полированном металле после того, как приютившие его служители приюта сбрили его бороду и предложили посмотреть на результат. Понятно было, что королева и близко не находилась к тому, что именуется казематами или галерами, никогда не чувствовала своей белой кожей удар кнута, и никто и никогда даже замахнуться на нее не посмел бы. В чем же причина этого горя и этих страданий? Кэсерил молча стоял, не в силах ни двинуться, ни произнести хоть слово.
Сзади раздался шорох шагов. Кэсерил обернулся и увидел вдовствующую провинкару, которую сопровождала ее кузина. Движением бровей провинкара поприветствовала Кэсерила, он ответил ей легким поклоном. Женщины в шалях, прислуживавшие королеве, при приближении провинкары встали и присели в реверансе.
Провинкара прошла по проходу между рядами скамей и, подойдя к дочери, посмотрела на нее. Лицо провинкары оставалось при этом бесстрастным.
– Как давно она здесь лежит? – спросила она наконец.
Одна из женщин вновь присела в реверансе и сказала:
– Их величество встали ночью, ваша светлость. Мы сочли, что будет разумнее не препятствовать ее желанию спуститься сюда, согласно вашим распоряжениям…
– Да, да… – нервно отмахнулась провинкара от излишне пространных объяснений. – Она хоть поспала?
– Не больше двух часов, миледи!
Провинкара вздохнула и склонилась перед дочерью. Голос ее вдруг стал мягким, обычная властность ушла из ее интонаций, и впервые Кэсерил услышал в голосе провинкары знаки возраста.
– Иста, душа моя! Поднимайся и возвращайся в постель. Другие придут и помолятся за тебя.
Губы лежащей дрогнули, после чего она прошептала:
– Если Боги видят, если Боги слышат, но не говорят, это значит, что они отвернулись от меня, мама.
Несколько неуклюже провинкара принялась гладить дочь по голове.
– Другие будут молить Богов, дочь моя. Мы зажжем новые свечи и попробуем все с начала. А тебя отведут в постель. Ну, вставай же.
Лежащая глубоко вздохнула и нехотя поднялась с пола. Легким движением головы провинкара заставила служанок королевы подойти и помочь. Одна из женщин взялась поддерживать королеву, другая принялась собирать разбросанные по полу шали. Когда Иста проходила мимо Кэсерила, он пристально и с волнением вгляделся в ее лицо, но не нашел там следов болезни – ни желтых кругов под глазами, ни истощения. Иста же вряд ли даже заметила Кэсерила – незнакомый бородач, только и всего! Да и с чего ей его помнить? Он же был всего лишь одним из нескольких дюжин пажей, сновавших по баосийскому замку.
Когда дверь за дочерью закрылась, провинкара повернулась. Кэсерил стоял достаточно близко, чтобы услышать вырвавшийся из ее груди вздох облегчения.
Он поклонился настолько глубоко, насколько позволила ему его спина.
– Я благодарю вас за этот праздничный наряд, ваша светлость, – сказал он.
И, мгновение поколебавшись, продолжил:
– Если я могу хоть как-то помочь вам или королеве, вам нужно лишь приказать.
Повинкара улыбнулась, взяла Кэсерила за руку и, похлопав по тыльной ее стороне, промолчала. Затем подошла к восточным окнам и, распахнув шторы, впустила в комнату нежно-розовую мягкость утреннего неба.
Леди ди Хьюлтар тем временем задувала свечи и складывала их огарки в предназначенную для этого корзинку. Провинкара пригласила Кэсерила помочь ей заменить старые свечи новыми, из пчелиного воска. Когда свечи выстроились на алтаре перед памятными скрижалями, подобно строю солдат, провинкара отошла и удовлетворенно кивнула.
Тем временем стали прибывать домочадцы. Кэсерил занял место в стороне от прохода, на задней скамейке. Повара, слуги, конюхи, пажи, охотники, сокольничий, горничные, сам комендант – все в своих лучших одеждах с преобладающими синими и белыми тонами, входили и рассаживались на скамьях. Леди Бетрис ввела принцессу Изелль, которая чувствовала себя несколько скованной в тщательно изготовленном, украшенном драгоценными камнями и вышивкой платье Госпожи Весны, роль которой ей предстояло сегодня играть. Девушки устроились на передней скамье и изо всех сил старались не хихикать над происходящим и всеми собравшимися. За ними в зал вошел священник из городского Храма Святого Семейства, также сменивший наряд – темные тона Отца сменились бело-голубыми тонами Дочери. Священник провел короткую службу, в своей молитве попросив Богов на грядущее время года оделить всех живущих миром и благополучием, а дорогих усопших, чьи имена значились на памятных скрижалях – покоем, после чего, как только первые лучи солнца пробрались в зал через восточные окна, завершил ритуал, загасив последнюю из оставшихся гореть свечей.
Все затем приступили к холодному завтраку, накрытому в замковом дворике. Завтрак был холодный, но обильный. Кэсерил вынужден был напомнить себе, что перед ним не стоит цель за день восполнить результаты трехлетнего голодания, но, тем не менее, когда во двор ввели белого мула принцессы, он уже успел хорошенько подкрепиться и был готов к дальнейшим приключениям.
Белые и голубые тона доминировали и в убранстве мула. Слуги вплели свежие цветы в его гриву и хвост, а сбрую украсили символами Госпожи Весны. Изелль, одетую в священные одежды, с волосами, которые, подобно янтарному водопаду, стекали по ее плечам из-под короны листьев и цветов, подняли и усадили на седло, после чего расправили ленты и складки наряда. На этот раз была использована скамеечка и понадобилась помощь двух дюжих пажей. Священник, ухватившись за голубой шелковый повод, повел мула к воротам замка. Провинкара поднялась на мощного мерина – каштанового цвета, с белыми чулочками над копытами; ее коня вел в поводу сам комендант замка. Кэсерил, подавив
