То – вчера, а это – сегодня. Я спрошу его позволения и как-нибудь расскажу вам его историю.
– Его доверие сделает мне честь.
– Все хорошо, – и если это не так, то, по крайней мере, каждый день делает нас ближе к нашему Богу.
– Я это заметил. У меня были проблемы с ощущением времени в первые дни после того, как я встретил Госпожу. Восприятие времени и пространства сильно изменилось, стало совсем иным.
Раздался легкий стук во входную дверь. Дарис пошел открыть и через пару мгновений ввел молодую девушку-служку в белых одеждах, которая в руках держала книгу.
– Ага! – просиял Умегат. – А вот и моя чтица. Поклонитесь-ка лорду канцлеру, моя милая!
И объяснил:
– Они мне каждый день присылают мелких нарушителей всяческих своих внутренних правил, и те мне читают по часу в день. Для них это наказание, но вот эта особа…
И, обратившись к служке, он спросил:
– А на завтра вы уже придумали себе преступление, моя хорошая?
– Как раз думаю, мой господин, – ответила девушка, скромно потупив очи.
– Ну что ж, если у вас закончатся идеи, дайте знать. Я покопаюсь в памяти о своей юности и найду что-нибудь повеселее.
Служка протянула книгу Кэсерилу и сказала:
– Я думала, меня пошлют читать скучный трактат по теологии, но вместо этого он захотел сборник новелл.
Кэсерил с интересом взглянул на томик, издательский знак на котором указывал, что вещица была импортирована из Ибры.
– Замечательная композиция, – сказал Умегат. – Автор следует к святым местам вместе с группой паломников, и каждый из них по очереди рассказывает какую-нибудь историю. И все о божественном…
– Неправда, милорд, – прошептала девушка, обернувшись к Кэсерилу, – некоторые истории очень… нескромны.
– Я пытаюсь показать ей, как уроки плоти могут иллюстрировать проповеди Ордола. Объяснил, что каждый раз, когда она краснеет, Бастард прощает ей очередной грех. Боюсь, что она мне верит.
Умегат улыбнулся.
– Мне бы хотелось почитать эту книгу после того, как вы с ней закончите, – проговорил Кэсерил.
– Я пришлю ее вам, милорд!
Кэсерил попрощался и, перейдя пятиугольный храмовый двор, вышел на улицу и направился вверх по холму, но перед тем, как стала видна Зангра, свернул и пошел в сторону столичного дворца провинкара ди Баосии. Приземистый старый дом напоминал дворец ди Джироналов, но был значительно меньше и не имел окон на первом этаже. Окна же на втором этаже были забраны ажурными чугунными решетками. Дворец вновь открыли, не только для хозяина и хозяйки, но и для старой провинкары и леди Исты, которые приехали из Валенды. Как по мановению ока в долго пустовавшем тихом здании поселились шум и суета. Кэсерил объявил свое имя и статус склонившемуся в низком поклоне портье, и тот незамедлительно провел его внутрь, в залитую солнечным светом гостиную в задней части дворца, где на балконе, выходящем на сад и конюшни, сидела леди Иста. Отпустив служанку, Иста указала Кэсерилу на кресло, стоящее рядом, колено в колено, с ее креслом. Волосы вдовствующей королевы были аккуратно заплетены и уложены короной вокруг головы, а ее лицо, наряд и весь внешний вид лишились той болезненной неопределенности, что царила в ее облике прежде.
– Приятное место, – отметил Кэсерил, опускаясь в кресло.
– Да, мне нравится эта комната. Я здесь жила еще девочкой, когда отец привозил нас с собой в столицу, что было нечасто.
– Вчера вечером вы были в Зангре, на банкете, – сказал он.
Вчера, в замке, они смогли обменяться лишь парой формальных приветствий. Иста поздравила его с назначением и помолвкой, но уехала рано.
– Вы очень хорошо выглядели, – сказал Кэсерил. – Изелль была вознаграждена.
– Я езжу туда днем, чтобы сделать ей приятное. Но на ночь возвращаюсь сюда.
– Наверное, призраки все еще там, – предположил он. – Я их теперь не вижу, к счастью.
– Я тоже, – кивнула Иста. – Но ощущаю как сгустки холода, колышущиеся у стен. А может быть, это просто мои воспоминания.
Она потерла руки, чтобы согреть их, и добавила:
– Ненавижу Зангру.
– Я теперь понимаю привидения гораздо лучше, чем тогда, когда они меня пугали, – осторожно проговорил Кэсерил. – Я полагал, что, отказав им в успокоении, Боги таким образом их проклинают. Теперь же я вижу, что это – милость Богов. Души, принятые Богами, помнят себя, помнят все с чрезвычайной ясностью – так же, как это делают Боги. И для многих, в том числе и для меня, небеса были бы сущим адом. Поэтому Боги, оставляя души на земле в виде привидений, даруют им забвение.
– Забвение. Мне это кажется райским блаженством. Как бы я хотела стать таким вот привидением.
Боюсь, в этой милости вам будет отказано.
Кэсерил откашлялся и сказал:
– Вы ведь знаете, что проклятие снято с Изелль и Бергона и вообще со всех, кто имеет отношение к роду Шалион?
– Да, Изелль рассказала мне об этом. Понятно, в тех пределах, в которых она осознает то, что произошло. Но я еще до этого все поняла, еще будучи дома. Мои служанки одевали меня в День Дочери к утренней молитве. Ничего не происходило, но я почувствовала, как вдруг прояснилась моя голова – словно липкий туман, который обволакивал мое сознание и тело, внезапно исчез. И мне стало очень грустно – я подумала в тот момент, что вы умерли.
– А я действительно умер, хотя Госпожа Весны потом вернула меня в мир, в мое собственное тело. Правда, мой друг Палли шутит, что она вернула меня вверх ногами.
И он весело улыбнулся.
Иста вновь посмотрела в сад и сказала:
– Снятие проклятия сделало мою боль более ясной и четкой, но одновременно и отдалила. Все это так странно!
Кэсерил мгновение помедлил, после чего проговорил:
– Вы были правы, леди Иста, когда говорили про пророчество. Три смерти – единственное средство. Я ошибся, когда решил, что замужество спасет Изелль. Нет! Только через смерть! Вы пошли по верному пути, как ни суров он был. В конце концов все так и вышло, по милости Госпожи!
– Очевидно, Боги сочли меня недостойной, а мою жертву – неприемлемой. Хотя я могла бы пойти до конца и пожертвовать всем, что у меня было.
– Дело не в… Причина в другом, – покачал головой Кэсерил. – Дело не в том, что вы достойны или, напротив, недостойны. Дело в самой форме вашей души, а не в ее содержании. Чтобы принять Богиню и стать ее проводником в этом мире, вы обязаны обрести форму чаши, сосуда, куда изольется божественная воля. А вы – меч! И всегда были мечом. Как ваша мать и ваша дочь. У
