уловками? — прохрипел Каллахан, раздирая словами сухое горло в кровь.
— А что ты думал? Бросишь волну и сожжешь меня? Придется замарать свои белые ладошки.
— Никаких волн. Я все сделаю собственными руками, — Каллахан выплюнул кровь. Сухость изранила его горло. Марбас почуял запах ран.
— Чревоугодие, — сказал он, удовлетворенно скрестив руки на груди. — Алчущий Проявитель — самое нелепое, что можно придумать. Вот такой я плохой изобретатель. Легкое испытание, не удивительно, что ты прошел его без особого напряжения. Как можно захотеть того, чего никогда не пробовал? Когда ты в последний раз наедался и напивался вдоволь?
— Никогда, — ответил Каллахан и встал с мечом в руке.
Он не обманул Марбока, с зажжённым клинком соврать было невозможно. Каллахан попал в храм священной дюжины в королевстве Теллостос, когда ему исполнилось пять весен, и с тех пор никогда не ел, и не пил досыта. А до того бегал босиком по холодным трущобам Псового переулка и голодал.
— Врать ты не умеешь, это мы выяснили, — одобрительно кивнул Марбас.
— Сколько у тебя еще испытаний? — Каллахан взглянул на шлюху и верзилу за его спиной, и Марбас проследил за его взглядом. — Еще шесть? Или больше?
— Какой ты жадный, — рассмеялся Марбас, поманив к себе девушку с морскими волосами. Та заколебалась сначала, но все же сделала несколько неуверенных шагов вперед. — Не бойся, моя птичка… — Инквизитор обратился к Проявителю, не отводя глаз от спутницы: — Думаешь, я постарался только для тебя одного?
— Пламя сильнее жажды, жадности и похоти, — произнес Каллахан, крепко сжимая рукоять. По клинку снова поползло пламя. — Нет в нем ничего того, что ты так упорно ищешь.
В его горле больше не было жажды, кровь потекла по жилам, смешавшись с Пламенем.
— В Пламени нет, а в тебе? — Марбас поцеловал девушку, устроив свои пальцы между ее ног. Сделал это он достаточно легко — белья-то у нее не было. Девушка охнула и в блаженстве откинула голову. По мере мягких движений Инквизитора красные язвы от ядовитого дождя на ее белой коже заживали, и когда девушка достигла пика удовольствия, ее кожа полностью очистилась. Однако, платье осталось все таких же мокрым и грязным, как и волосы. — Умница моя… хорошо… вот так намного лучше. — Марбас снова обернулся к Каллахану. — И все-таки жадность — гнусный порок. Грехами нужно уметь делиться, мой старый друг. Селина, иди. Ты тоже, Громада. Вы знаете, что делать.
Девушка выплыла из пещеры первой, растворившись в темноте за спиной Марбаса. Громада, грузно переваливаясь с ноги на ногу последовал за ней, едва не задевая отвесные каменные своды.
— Вот и хорошо, что они ушли. Селина до сих пор думает, что я верну ее, когда какой-нибудь ублюдок отправит ее назад. Наивность ее самое главное достоинство, — сказал Марбас. — А еще умение кончать в любых обстоятельствах. Удивительная сучка.
— Ты не вернешь ее, потому что умрешь, — ответил Каллахан, приближаясь к Инквизитору с горящим мечом наготове.
Давалось ему это трудно. Пламя разрезало силу Инквизитора легко, а вот самому Каллахану идти было тяжко. Каждая нога весила тонну, ладони обжигала собственная же сталь. Теперь Пламя причиняло боль ему не меньше, чем тьма Инквизитора. Что-то было не так.
— Стакан воды глупый подарок, — сказал Каллахан, будто пытаясь отмести собственную тревогу и боль.
— Это не подарок. Я просто хотел убедиться, что ты достаточно правдив, чтобы умереть вместе со мной.
— Ты вещаешь бред, Инквизитор.
— А мои друзья поверили мне сразу. Всегда считал, что заклятые враги лучше знают друг друга, чем заклятые друзья. Ни за что не поверю, что ты шел сюда в надежде отделаться парой царапин. Как думаешь, зачем этот портал здесь?
— Чтобы призвать теней. Это тоже глупо.
— Ошибаешься. Этот портал нужен, чтобы войти, а не выйти. Я заберу тебя с собой.
Быть может, он шутит? Или спятил? Каллахан почти не сомневался в последнем, но лгать Марбас умел еще лучше, чем сходить с ума. Зрение сути глядело вглубь, но не могло разобрать, есть ли истина в словах этой тени — слишком уж густая в ней плескалась тьма.
— Ты точно спятил, — нахмурился Каллахан. — Ты можешь убить меня, если постараешься, но забрать с собой — никогда. Пламя не войдет в Портал. Это невозможно.
— Ненавижу тебя, — прошипел Марбас, впервые сорвав с себя маску спокойствия. Глаза его горели зеленым огнем. — Ненавижу больше всего на свете. Это ненависть взаимна, может даже не отпираться. — Он усмехнулся, зубы его стали острыми, улыбка растянулась, будто он хотел проглотить Каллахана целиком. — Мы просто обязаны остаться вдвоем. Когда еще выдастся такой крепкий союз? Нам будет хорошо в бездне… мне хорошо. Я умею гореть ярко и научу тебя тому же. По ощущениям — нет ничего отвратительней, но меня будет греть мысль, что твоя слабая душонка воет от боли. Я сам постараюсь, чтобы ты кричал громко.
— Пламя неотделимо от моей плоти и не пройдет с твой мир, Тень.
— Если только не отступит от тебя.
Легкий червь сомнения пробрался в нутро Каллахана, заставив на мгновение поверить Марбасу. Не настолько же он безумен, чтобы говорить от таких вещах. Но нельзя поддаваться. Помни, что ложь удается ему лучше всего.
— Ни разу еще Пламя не покидало Проявителя.
— Ты будешь первый, — Марбас протянул к нему руки и раскрыл ладони. — Рано или поздно ты бы загнал меня в угол. И вот, это случилось. Чего уставился? Делай, что хотел.
Каллахан будто очнулся от морока, сделав еще два шага вперед. Еще пару метров, и острие меча коснется его живота и проткнет насквозь. Как же трудно идти… Пламя звенело в его ушах, и звенело, когда текло по жилам. Глаза болели в глазницах, выжигаемые огнем, голова шла кругом. Все равно что камень ударяется о камень, чтобы выбить искру. Каллахан чувствовал себя между этих двух камней, и Пламя ударяло по нему, выбивая искры из глаз. Боль…
— Что, больно? — Марбас все видел и радовался.
— Да. Больно.
— Почему ты не убил Крайнона? — дошло до слуха Калалхана сквозь туман мыслей. — Отвечай!
— Чтобы хватило сил на тебя, — Каллахан не хотел отвечать, но ответил.
