– А что главное?
– Люди, Денис. Только люди…
Вдоль оврага – редкий кустарник. На дне – высокая трава. Прыгнуть вниз? Нет, бежать быстро там нельзя. И сверху я, как на ладони… Застрелят, словно зайца.
– … Все мы – дети природы. И жить должны по её законам. А они простые: выживает сильнейший. Слабому нет места под солнцем.
– Да, это просто, – выдавил я.
– Жаль, в России мало кто понимал очевидные вещи. Год за годом она плодила нахлебников… Эта грёбаная страна должна была рухнуть. Удивительно, что она вообще продержалась так долго.
А если ударить его локтем и вырвать пистолет из кобуры?
Блин, смешно… Все равно что бить по стене. Он же меня голыми руками в узел завяжет!
– Учился в школе, Денис?
– Ага.
Наверное, учился.
– Это как в литературе: «лишние люди». Только хуже. Потому что их – миллионы. Страны нет, а они остались. Сами не живут и другим мешают… Что-то надо с этим делать. Кто-то должен решать проблему… Ты с нами, Денис?
– Конечно. Дайте мой пистолет.
Виталий прищурился и покачал головой.
Двое вооружённых «оборонщиков» подвели мальчика и старика. Туз достал из багажника «субару» что-то завёрнутое в грязную тряпку.
– Бери, Денис.
Я развернул. Внутри был топор.
Виталий кивнул. И пленников повалили на землю.
– Незачем тратить патроны.
Мальчик зажмурился. Старик взял его за руку.
Туз достал из кармана видеокамеру. Кажется, он собирался снимать кино.
Топор был тяжёлый, с широким мясницким лезвием.
Я улыбнулся.
Всего минуту назад колени подгибались от страха. А сейчас легче… Зачем бояться, если выхода уже нет.
Осталась только ненависть. Чистая и светлая… До инея в сердце. До красного тумана перед глазами.
Улыбнулся ещё шире и взялся за рукоять топора… Она – гладкая, удобная.
Тёмными пятнами застыли рядом лица в масках. Я чувствую пристальный взгляд Виталия. И холодные зрачки автоматных стволов.
Два шага между нами. Целых два… И ни секунды в запасе.
– Не теряй время, Денис…
Не буду.
Мёртвой хваткой сжимаю рукоять. В широком замахе взлетает топор.
Что это?!
Воздух раскалывается от грохота! Огнем и пламенем вздыбливается капот грузовика. Вспыхивает, как свечка, джип.
Туз застыл с перекошенным лицом. Виталий оборачивается, но как-то не спеша – будто в замедленной съёмке. И так же плавно вращаются головы двух охранников с автоматами. Словно это не люди, а манекены…
Мне удивляться некогда.
Топор в моих руках продолжает двигаться.
Слишком медленно.
Цель уже сместилась. Удар пройдёт мимо. Я хочу подправить траекторию… Лезвие будто застревает в густеющем, как желе, воздухе. И я промахиваюсь – бью по ключице!
Физиономия Виталия искажается. Рот распахивается в крике – низком, утробном… А мои пальцы уже выдергивают его пистолет из подмышечной кобуры. Последняя модель «вальтера» – двадцать патронов. Жму спуск.
Шеф валится назад.
Охранники успели вскинуть автоматы. Но я успеваю раньше. И каждый получает по две пули – в грудь и голову. Я вижу, как вонзаются в них комочки свинца. Без крови, будто они и правда манекены…
Пока они оседают, я стреляю в спину бегущему Тузу.
Вырываю у одного из мертвецов М16 и очередью встречаю нескольких «оборонщиков».
Резкая боль обжигает плечо. Меня задели!
Падаю на траву. Картинка вокруг мгновенно убыстряется. Хрипит в агонии охранник. Запах крови и пороха бьёт в ноздри.
Кто-то шевелится рядом. Я оглядываюсь. Старик снял с мертвеца нож и освободил мальчика. Молодец!
Но пацан вдруг вскакивает и бежит к грузовику. Прямо навстречу засевшим в кустах «оборонщикам».
Что он делает, дурак!
Я давлю «спуск», заставляю их вжаться в землю. Магазин быстро пустеет. Хватаю второй автомат. И успеваю снять охранника рядом с грузовиком.
Мальчишка запрыгивает в кузов.
– Он разрежет «браслеты»! – шепчет старик, пытаясь перезарядить М16. Я экономлю патроны. К счастью, противник ещё ошеломлён и слабо соображает. Когда они поймут, что я один, мне туго придётся.
Из кузова начинают выскакивать освобождённые. Я их прикрываю. И быстро расходую остатки боеприпасов. Пока четверо пленников, включая пацана, бегут к лесу, огненными росчерками тают два запасных магазина.
Всё!
Только «вальтер» с тринадцатью патронами.
Пленники скрылись из виду. И мне пора!
Вместе со стариком, мы отползаем к оврагу. Скатываемся вниз по склону. Раненое плечо отзывается резкой болью.
Пустяки.
Главное – успеть вскарабкаться на противоположный склон… Бежим, запинаясь в густой траве. И продираясь через колючки, лезем вверх с муравьиным упорством.
Ныряем в кусты за оврагом.
Старик мчится без оглядки. А я приседаю в траве.
Ждать приходится недолго.
Фигура в камуфляже выскакивает из-за деревьев по ту сторону оврагу. И получает заслуженную пулю между глаз.
Догоняю старика. Нам везёт. Впереди – кукуруза. Целое поле. Высокая – выше человеческого роста.
Проламываемся сквозь зелёные стебли. Дальше – легче. Почти, как по проспекту – не меньше полуметра между рядами.
Сзади начинают разноголосо бить М16.
Фигня! Нас не видят, палят вслепую.
Впереди уже маячит стена леса.
– Ой! – вздрагивает старик. Неловко спотыкается. Я подхватываю его и бегом преодолеваю последние метры до леса.
– Куда вас?
– Нога.
Тащу старика на себе. Вслушиваюсь. Выстрелов больше нет. Нормально. Значит, соваться в лес они не рискнули. Вероятно, вызвали подмогу. И самое лучшее для нас – оказаться, как можно дальше.
Я шагаю без отдыха.
Час или два… А может минут тридцать?
Времени не существует.
Только бешеный стук сердца, горячие глотки воздуха и пот, заливающий глаза…
Когда сил не остаётся, я опускаю старика на траву. И сам валюсь рядом.
Веки закрыты. Тело будто сливается с землёй… Я наслаждаюсь покоем.
– Как вас зовут, молодой человек? – донёсся скрипучий голос.
Ох… Придётся поддерживать беседу.
Я нехотя шевельнулся и разлепил пересохшие губы:
– Денис.
– Очень приятно. А меня Илья… Илья Кириллович. Кстати, у вас кровь на рукаве.
– Мелочь. Царапина.
– Пить хотите?
Я открыл глаза. И старик протянул мне флягу – совсем новенькую, в пятнистого окраса чехле.
– Откуда у вас?
– У мертвеца позаимствовал.
Я жадно глотнул. Вода – тёплая. Но все равно приятная на вкус.
– Спасибо.
– На здоровье.
Кирилловичу – лет за шестьдесят. Короткие седые волосы сохранились только возле ушей и на затылке. Худое, выразительное лицо. Он и сам тощий…
Одет убого, но в относительно чистые шмотки. Манжеты и воротник рубашки взялись бахромой. Синяя утеплённая куртка залатана на рукаве. Джинсы заляпаны грязью. Обут в разбитые китайские кроссовки.
