Всё.
Поводов для задержки больше не было. И всё-таки что-то его удерживало. Он обвёл взглядом завалы деревьев. Неужели он боится? Или на него произвела впечатление утеря географических мониторов?
Нет, дело было не в этом.
Пока он был здесь, ещё оставалась какая-то связь с Василием, с их долгим, утомительным путешествием к острову. Он чувствовал, что с первым шагом эта связь прервётся. И он будет всё дальше и дальше уходить от этого русского гения, которому достаточно было услышать всего несколько слов, чтобы понять дух народа, которого никогда не видел.
"А ведь обещал песню спеть", — подумал Отто, и оторвался наконец от камня.
* * *
Поначалу пробовал ползком, но сломанная нога то и дело цеплялась за какие-то препятствия, или он сам время от времени рефлекторно пытался ею воспользоваться. Кроме того, из положения лёжа было невозможно разобраться в лабиринте наваленных друг на друга препятствий.
Тогда Отто вырезал из подходящей ветки с развилкой удобный костыль и сумел встать на ноги. Теперь можно было видеть путь, которым следовало пройти, не рискуя упереться в тупик из заваленного камнями скрученного бурелома. Но двигаться по наклонной, сильно пересечённой местности на костыле не получалось. Ему никак не удавалось приспособиться к неровностям окружающей поверхности.
Поняв, что быстрее не будет, Отто привязал костыль к спине вещмешком и опустился на четвереньки. Пошло лучше. Он переползал с камня на камень, опираясь двумя руками и здоровой левой ногой на всё, что могло дать поддержку, время от времени приподнимаясь на костыле, чтобы оглядеться.
Двигался он плавно, уговаривая себя не торопиться, не спешить, сосредоточиться на движении, стараться не беспокоить раны. Он чувствовал себя опытным альпинистом. Что с того, что его "стенку" положили горизонтально? От этого она не стала ни ровней, ни приветливей. Он своё возьмёт, он выживет. Ничто его не остановит. Разве что смерть…
Так ведь, сколько же раз умирать можно? Надоело!
* * *
Уже около часа он сидел на берегу, стараясь успокоить колотящееся сердце и восстановить дыхание. Действие наркотика закончилось, а действие бетонита было в самом разгаре. Боль в ноге и боль в боку пульсировали, будто соревнуясь друг с другом. Но не это беспокоило Oтто.
Беспокоил второй эшелон боли внутри, глубоко в боку. Его невозможно было спутать с огнём срастающихся костей. Отто пытался припомнить, что же там, слева, находится. Но мысли путались, голова кружилась, сильно тошнило. Он привалился к нагретому за день камню, и тепло, исходившее от валуна, грело его измученное тело.
"Хочу стать камнем, — подумал Отто. — Никуда не двигаться, сидеть себе на месте и греться на солнышке".
Шаров он ни разу не видел. "Пожалуй, можно считать, что мы квиты, — с горечью подумал Отто. — Справедливость восстановлена… полное дерьмо!"
Объяснить причину взрывов, последовавших за разорвавшимся топливным баком, он не мог. "Не всё ли равно?"
Отто достал питательную таблетку и, посасывая её как конфету, в очередной раз осмотрел окрестности.
Полоска чистой воды превратилась в широкое озеро, радиусом не меньше километра, и заходящее солнце успело проложить по нему золотую дорожку. По краю озера шёл тёмно-коричневый ободок. Отто достал бинокль и, сильно щурясь, стараясь не захватить в поле зрения солнце, всмотрелся в него. Как он и предполагал, это были многометровые отвалы отброшенных взрывной волной травы и водорослей, коричневым барьером тянувшиеся по окружности вокруг острова. Оазисы, из которых совсем недавно он вёл с Василием наблюдение, теперь сами превратились в острова, лишённые растительности, голые и серые.
Отто находился на том самом месте, где минувшей ночью поджёг топливный мешок: два острова метрах в пятистах от него, знакомое угловое расстояние между ними, вывороченный чудовищным взрывом огромный валун, бесстыдно демонстрирующий миру своё голое основание. Разумеется, от мешка ничего не осталось, от мха, покрывавшего когда-то огромный камень, тоже. Только здесь он увидел следы огня: копчёный бок валуна с чёрными струпьями в тех местах, где заросли мха были особенно густыми.
— Тебе тоже досталось, парень, — сказал он мегалиту. — Только тебе всё равно, каким боком выйдут мои эксперименты, а мой кaputt, похоже, на этот раз меня доконает.
Он порадовался, что солнце заходит с его стороны острова, и задумался: "Первый взрыв от топлива. Потом я услышал пять взрывов подряд. И последние слова Василия были о пяти шарах. Может, это как-то связано? Подлетели слишком близко, разглядывая шутиху из ампул с самовоспламеняющейся жидкостью, а когда взорвалось топливо, не успели убраться и сдетонировали?"
Всё было возможно. Шаров не было. Это — главное.
Остальное не имело значения.
"Я победил", — сказал он себе, удивляясь глупости гордой фразы.
— Я победил, — повторил он вслух. — В чём дело?
Слова были лишены всякого смысла. То, что в итоге получилось, отношения к справедливости не имело. Слишком высокая цена. Погиб Василий. Большую тревогу вызывала пульсирующая, доводящая до изнеможения боль в левом боку. Эту боль было невозможно объяснить сломанными рёбрами. За последние двенадцать часов он принял два анестетика…
"Почему бы тебе не оставить меня в покое, Господи? — подумал Отто. — У Тебя есть избранный народ, вот и экспериментируй с ним, сколько Твоей великой душе угодно. До того, как Ты к нам пришёл, у моих предков были боги. Может, и послабее Тебя, но с ними можно было разговаривать, а иногда и договориться. А Ты? Посмотри, что Ты со мной сделал! Ты же у меня отобрал всё, ничего не оставил. Только жизнь. Да и то, сколько там той жизни осталось…"
Он пошарил вокруг себя руками, нашёл вполне приличное полено, достал нож и, напевая про себя привычное "Шиндерасса, Бумдерасса", принялся стружить влажное дерево.
"Сколько себя помню, всегда хотел только одного: чтобы меня оставили в покое. Но вот беда, отгородиться, спрятаться от людей можно только деньгами. Чем больше денег, тем прочней и выше ограда. И неважно, что за ограда: остров или океанская яхта. Важно другое. Получить деньги на ограду можно только у общества, от которого пытаешься отгородиться. Смешно. Чем больше хочешь отгородиться, тем большая сумма нужна, тем большую работу необходимо совершить, чтобы получить эту сумму, и тем больше вязнешь в болоте, которое называется обществом".
Отто посмотрел на руки: разбитые в кровь пальцы со сломанными ногтями и ржавыми подтёками йода цепко держали начавшую принимать форму заготовку, — галеон с квадратной транцевой кормой и высоко поднятым полубаком. Отто покрутил перед глазами игрушку, вздохнул и принялся обтачивать её нижнюю часть, стараясь обводы форштевня сделать как можно более обтекаемыми.
