написать письмо. Если уговоришь ее приехать в академию, через несколько месяцев вы увидитесь на фронте. Ты встретишься с сестрой, а ваши родители забудут, что такое бедность.
Вивьен застыла, не в силах поверить своим ушам. Бэт жива. Она дома. С мамой и папой.
– Огромное спасибо вам за все! Я обязательно напишу!
– Хорошо. Приноси завтра письмо.
– Да! Ладно! Еще раз спасибо. До свидания.
Вивьен собиралась выйти, но заметила на деревянной тумбочке раскиданные вещи. На полу стоял дорожный сундук, а на столешнице среди пудрениц и украшений поблескивал холодной чернотой револьвер. Эбигейл подошла сзади.
– Что-то забыла?
– Нет, я… – Вивьен испуганно сглотнула и, не подумав, выпалила: – Зачем вам оружие в академии?
– Ох… – Директриса прерывисто выдохнула. – В академии ни к чему, здесь надежная охрана. Но в поездки всегда беру его с собой. Неспокойные времена, сама понимаешь.
Эбигейл взяла в руки кобуру, затем приложила к талии, демонстрируя Вивьен удобство и красоту сего изобретения, словно оружие было всего лишь безделушкой. И достала его легким движением.
У Вивьен все сжалось внутри, она с трудом выдавила:
– Вы куда-то собираетесь?
– Думаю, тебе пора. До завтра, Вивьен. – Эбигейл вернула револьвер в футляр и спрятала на дно сундука. Затем легонько подтолкнула ученицу к выходу.
Вивьен послушно выбежала из гостиной, но замерла на лестнице. Дыхание участилось, сердце бухало в груди: она никогда не представляла себе Эби с оружием в руках. Директриса всегда казалась чуткой, заботливой – никак ее образ не вязался с женщиной, способной выстрелить в кого-то. Даже если револьвер лишь для самозащиты – кого бояться человеку, которого все любят?
Всю ночь Вивьен спала беспокойно: ее донимали холодные серые глаза и смутно знакомые синие. Потом она видела сестру – снова, та смотрела с немым упреком, что Вивьен уехала без нее.
А спустя несколько недель, когда учеба подходила к концу, с занятий пропала и Розалин.
На обучение ушло чуть больше двух месяцев – гораздо меньше, чем с первой группой. Но в результате кадеты смогли поднять самолеты в воздух безо всяких эксцессов. Вероятно, теперь можно нанять еще профессоров для работы сразу с двумя классами. Отобрать больше учениц. Места хватит. Деньги пока есть. Придется залезть в списки тех, кому только пятнадцать. Наплевать, можно сказать, что все безопасно. Из первой группы летают четыре авиатрисы, из второй – шесть, но надолго ли они в строю? А ведь готово пятнадцать самолетов. Не считая пяти потерянных. Еще десять на подходе.
Силы Небесные, где взять столько кадетов?
Вот о чем размышляла Эбигейл, сидя в вагоне ночного поезда, шедшего в столицу. В соседних купе расположились Луиза и Розалин. Премьер-министр щедро отсыпал из имперской казны деньги на проведение бала-маскарада по случаю окончания обучения второго класса авиатрис и их скорой отправки на фронт.
Общественность настаивала, что должна увидеть небесных девушек. Академии требовались пожертвования. Можно было бы выбрать прямой путь: отправить казенные средства в школу, а не вбухивать в бал, – но разве это в ее власти? Надо покрасоваться, пустить пыль в глаза, взбудоражить народ – за это отвечал Биен.
Еще деньги можно отдать на помощь голодающим от войны районам – но это вообще другая история. Фантастическая.
Эбигейл тяжело вздыхала над кипой бумаг, а ведь нужно еще поспать. Утром они прибудут в Белый замок – любимую резиденцию его высочества, где все обязано пройти гладко.
За дверью купе с матовым окошком проскользнула черная тень охранника. Эбигейл вздрогнула. Обычно они оставались незаметными и безмолвно следили за порядком в академии. Томас лично отобрал людей, Эбигейл доверяла им, а они головой отвечали за безопасность школы, а теперь и поезда. За Розалин и Луизу она не переживала. Девушки, воспитанные в высшем свете, не подумают сбежать или что-нибудь учудить, на балах умеют себя вести. Розалин и Луиза радовались маскараду и новым нарядным платьям, которые сшили к торжественному случаю – как полагается для их возраста и положения.
«Бывшего положения», – поправила себя директриса.
* * *
Дворецкий проводил Эбигейл, Розалин и Луизу в западное крыло дворца, где им выделили комнаты на ближайшую ночь. Наутро после бала они вернутся в академию. Томас распорядился, каждой принесли платья. Луизе мятное – чтобы серые глаза казались ярче и отливали морем или лесом – чем-то естественно-природным. Для Розалин – лилово-сиреневое, оттеняющее бледность кожи, придавая ей образ неземного создания. Пастельные тона подчеркивали утонченность и воздушность девушек. Они должны выглядеть невинными и милыми. Чтобы потом сокрушающая сила авиатрис неожиданно поразила людей новостями с поля боя.
Платье Эбигейл, белоснежное, с жемчужным переливом, украшали кристаллы. Она представила, как Томас выбирал наряд: ему понравилось, как хрустальные капли мерцают в свете свечей и будут отражаться в серебристых, как грозовые облака, глазах графини.
Пять служанок хлопотали вокруг них, затягивая корсеты и заплетая прически. Волосы девочек уложили так, что те напоминали короны. Украшения с драгоценными камнями ждали своей очереди в огромных шкатулках.
Томас все продумал до мелочей. Последний штрих – маски в тон платьям.
– Розалин, ты сегодня увидишься с родителями. Редко кому выпадает такая удача. Луиза, тебя тоже будут расспрашивать. Помните, нельзя говорить о местоположении академии, рассказывать о самолетах или процессе обучения. Информацию могут украсть шпионы и использовать против нас. Говорите только о том, как вам нравится летать. Люди любят такое слушать. Ни с кем не выходите из бального зала.
– Хорошо.
– Ступайте, гости уже собрались. Я подойду позже.
Розалин и Луиза сделали изящные реверансы и отправились по гулким коридорам в южное крыло, где начались танцы. Тонкие фигурки в пышных платьях отбрасывали причудливые дрожащие тени. Казалось, наряды норовят пуститься в пляс еще до того, как заиграет музыка.
– Девочки так ждали первый за долгое время бал, – сказала Эбигейл в пустоту, – а ведь он может стать последним.
– О чем вы, миледи? – пискнула служанка.
Эбигейл опомнилась, будто ото сна. Она не в академии, чтобы позволять себе расслабляться, пускай и на мгновенье. Вокруг, в лучшем случае, лишь злые языки.
– Ни о чем. Не до балов уже. – И отправила служанку за Биеном.
На Томасе был безупречный черный костюм, белый жилет и рубашка, воротничок подвязан роскошным шейным платком. Эбигейл невольно задумалась о том, кто выбрал для него этот платок с замысловатым узором. Делать такие вещи – под стать жене, но Биен наверняка лично посетил ателье портнихи, чтобы заказать роскошества для бала. Очаровал, и она самозабвенно вышивала – будто для возлюбленного.
Томас мог любой вскружить голову. Эбигейл закусила
