из компьютера Истомина, которую я забрал в институте. Кофе сделать?
– Подождите… горит красная иконка…
Действительно на виртуальной клавиатуре горел красный транспарантик, высвечивая английское слово fool.
– Эт-то что ещё такое? – удивился Никифор.
Анна поиграла пальчиками по клавиатуре, усмехнулась.
– Сработала так называемая защита от дурака.
– С чего это?
– Не знаю, может, кто-то пытался открыть файл, не имея доступа.
Никифор подумал о Викторе, но вслух свои подозрения высказывать не стал.
– Он будет работать?
– Конечно, минуту.
– Так сделать вам кофе?
– Если не трудно.
Он вспомнил, что зёрен почти не осталось.
Сбегал на кухню, убедился, что на пару чашек хватит, и успокоился.
Анна взглядом поблагодарила его за кофе, продолжая читать материалы Истомина.
Никифор заметил, что читает она намного быстрее, чем её предшественница, она же сама – «первая»: только виртуальные странички на экране мелькали. И хотя, возможно, женщина просто пролистывала лирические отступления физика, он порадовался, что скоро получит квалифицированный ответ.
Оставалось около десяти минут до выхода в нужный интервал наружного времени, когда вдруг в ухе завибрировала клипса айфона.
Никифор с удивлением и тревогой убедился, что звонит Климчук. Вышел в гостиную.
– Витя, ты?!
– …ждали… ничего… дит? – донёсся хриплый голос капитана.
– Плохо слышу!
– …не могу… участия… делать?
– Ты где?!
– …рас… можно сна… тра…
– Анна с тобой?!
– Нет! – Слово было одно и прозвучало как приговор.
– Где она?!
Треск, басовитое гудение, шёпот:
– …за тобой… искать…
– Ушла за мной?! Кого искать?!
Мычание в ухе.
– Витя, высадись в восемь утра и жди меня!
Посвистывания, шорохи, сдавленный голос:
– …шо… ду…
– Жди вне квартиры, выйди на лестничную площадку!
Связь прервалась.
Безуспешно окликнув Климчука несколько раз, Никифор оставил попытки созвониться с Виктором.
Послышался голос Анны:
– Никифор, вы с кем разговаривали?
– С Витей Климчуком. Он оставался с Аней… то есть с вами из первой петли. Я надеялся, что мы вместе доберёмся до восьми утра. Но когда вернулся, их уже не было.
– Странно.
Никифор вернулся в кабинет.
– Я объяснил себе этот феномен таким образом: время в квартире Истомина течёт в обратном направлении…
– Это я поняла. У нас разные взгляды на сущность времени. Мой учитель Зиновий Виссарионович Зельдович считает правильной парадигму Козырева, написавшего ещё в прошлом веке, что время – это силовое поле.
– Не буду спорить, может быть, так оно и есть. Но пока что наши с Аней… с вами… в общем, пока наши расчёты подтверждают динамическую версию времени: оно каким-то образом «течёт» из прошлого в будущее. И, сидя внутри эн-накопителя, мы движемся в прошлое. Сначала я удивлялся, почему не встречаю самого себя, возвращаясь в прошлое, или не могу дозвониться до самого себя, когда один из нас находится в прошлом, а другой в настоящем. Гипотеза хронопетель позволила объяснить этот парадокс.
– А как она объясняет связь квартиры с внешним миром? Ведь каждую секунду квартира уплывает в прошлое, и вы уже через секунду не должны слышать абонента?
Никифор помолчал.
– Может, существует эффект замедления сигнала?
– Нет такого эффекта.
– Но свет ведь в разных материалах движется с разной скоростью.
– Однако мы находимся в атмосфере в одинаковых условиях.
– Значит, при передаче возникает затухающий шлейф сигнала. Медленно затухающий на границе двух временных сред.
– Я не специалист в радиосвязи, но уверена, что прошлое не может напрямую разговаривать с будущим. Опосредованно, как след воздействия – да, всё так и происходит. Сделав что-то в прошлом, мы оставляем следы, ощущаемые в будущем как следствие после причины.
– Вряд ли я смогу…
– Не переживайте, разберёмся. Мне осталось немного, и я уже начинаю понимать идею Глеба Лаврентьевича. Что вам сказал ваш коллега?
– Анна ушла… – Никифор поискал формулировку для происходящих вне квартиры событий, но женщина поняла его намерение разъединить двух Анн, кивнула, и он с облегчением закончил: – Ваша копия зачем-то вышла вслед за мной, и Климчук теперь едет в прошлое один и не знает, что делать.
– Едет в прошлое, – хмыкнула Анна.
– Так это выглядит, – кивнул Никифор. – Боюсь, что она и в самом деле кинется искать меня и нарвётся на неприятности.
– Это уже не важно.
– Почему не важно?
– Она вышла где-то около десяти часов утра по внешнему времени. Но мы уже опередили её, так как сейчас снаружи часы должны показывать полдевятого. Любые действия моей копии, – Анна улыбнулась, – будут происходить позже, и всё ещё может измениться. Любое наше действие до момента её выхода изменит реальность.
– Получится новая петля?
На лицо Анны легла тень сомнения.
– Петли – неплохая версия, но скорее не отражает полностью весь спектр парадоксов.
– Наоборот, она всё объясняет!
– Не всё. И вы упускаете из виду одно существенное обстоятельство.
– Какое?
– Истомин занимался не только квантовыми процессами в вакууме типа рождения пар частица – античастица, но ещё и эвереттовскими многообразиями.
– Эвереттовскими много… – Никифор умолк, вылавливая из хора мыслей самую адекватную. – Но Эверетт увлекался многомировой интерпретацией Вселенной.
– Верно, и в формулу Уилера – Девитта Глеб Лаврентьевич не зря вставил компонент эвереттовского континуума.
– Ага, понятно, компонент… – Никифор пошевелил губами под взглядом собеседницы, смутился: – Ничего не понятно! Объясните тупому.
– Давайте я дочитаю и сделаю вывод. Сколько у меня времени?
Никифор автоматически глянул на часы, показывающие послеобеденное время: четырнадцать пятнадцать. Вспомнилась собственная оценка материальной субстанции, объясняющей реальность: для механической пружины часов не существовало ни прошлого, ни будущего, она размеренно крутила колёсики механизма, подчиняясь только силе сжатия и тихонько увеличивающейся энтропии. То есть растущему хаосу.
Москва
Здание Следственного комитета
Пятнадцать часов одиннадцать минут
Баринов вернулся в кабинет в скверном настроении.
На его глазах рушилось равновесие между собственным пониманием сути вещей и той невероятной реальностью, которую породила ситуация, вызванная смертью физика Истомина. Появление Сомова, посланного в Дубну разобраться с печальным фактом, только добавило вопросов к тем нестыковкам, которые начали вылезать как грибы после дождя, а поход полковника в квартиру Истомина и вовсе заставил Кирьяна Валерьевича ощутить себя мальчишкой, которому впервые подсунули задачу по физике на тему, о которой он не имел ни малейшего понятия.
Дел на день скопилось много, однако полковник после возвращения из Дубны перепихнул большую часть заместителю и решил разобраться со смертью учёного самостоятельно.
Для начала он велел секретарю найти Климчука, чтобы уяснить некоторые нюансы в части подключения следователя к Сомову. Вторым пунктом плана стал поиск Анны Ветловой, которую Никифор хотел взять себе в консультанты. После этого можно было объявить поиск самого Сомова, внезапно пропавшего по неизвестной причине. Криминалом здесь не пахло, в дело вмешались физические законы, о которых Баринов не задумывался, и вполне возможно они играли в этом странном деле решающую роль.
К удивлению полковника, капитан ответил быстро, хотя в данный момент находился в судебной коллегии, решал запланированную давно задачу с обвинением судьи.
– Слушаю, товарищ полковник, – бодро доложил Климчук.
– Тебя нашёл Сомов?
– Что значит – нашёл? – удивился капитан. – Мы с ним утром перекинулись парой слов, и я уехал.
– И после этого вы не встречались?
– Нет.
– И он не звонил?
– Не звонил. Да что случилось, Кирьян Валерьевич?
– Сомов исчез!
Молчание в ухе красноречиво сообщило о чувствах молодого следователя.
– Сомов исчез? – наконец пробормотал он.
– На звонки не отвечает, обещал доложить о
