прямо находка.
На правой задней лапе убитого медведя красовались свежие шрамы, если я правильно понимаю, он вырвался из мощного (но, видимо, бракованного) капкана. Тут явно кость повреждена, на такой лапе быстро бегать не получится. А кабан был наш, я успел шарахнуть по нему картечью, но не насмерть, раненый вепрь, истекая кровью, рванул в чащу и пробежал ещё километра три, а мы его преследовали, ориентируясь по кровавому следу. В итоге догнали и обнаружили уже мёртвым. Собирались разделывать, а тут на запах крови прибыл медведь, встреча с которым закончилась без потерь с нашей стороны.
— Разделывать будем, или ещё постоим? — спросил я, разделка туш и последующая доставка мяса в деревню старосте была нашей главной проблемой. Упускать зверя глупо, а нам самим столько мяса ни к чему. А староста расписки давал, по которым потом в Эпицентре можно некоторую копейку получить. К счастью, сохранилась убогая дорога через лес, а староста, видя такое изобилие, выделил из средств колхоза нам во временное пользование полусгнившую телегу и лошадь, не ту, на которой мы прибыли в деревню, а просто упряжную клячу, которую хоть насмерть запори, быстрее десяти километров в час не разогнать. Телега и лошадь сейчас были в нашем временном лагере, а мы старательно прочёсывали леса в поисках аномальной фауны (не брезгуя при этом фауной обычной), к цели поисков не приблизились, базу чистых никто из нас не видел, хотя дойти до неё оставалось всего километров семь. Отсюда даже запах моря ощущался. Удивительно, что густой лес вырос на голом прежде месте.
— Кабана будем, — согласился Стас. — А с медведя только шкуру.
— А чего так? — удивился я, — он ведь, вроде, съедобный.
— Его осенью стрелять надо, тогда съедобный, а весной он тощий, да вдобавок червивый. Людей потравим. Шкуру снять, за неё тоже копейку дадут.
— Мясссо отдайте, — прошелестел тихий голос в стороне, от которого кровь застыла в жилах. Так говорила бы змея, если бы научилась говорить. Мы синхронно повернули в ту сторону головы и стволы, но никого не увидели.
— Вам не нужжжно мясо, — раздалось уже с другой стороны. — Отдайте его мне.
— Слышь, человече, ты так не прикалывайся, можем неправильно понять, — строго сказал я, обводя стволом револьвера окрестные кусты. — Перестань шептать и выйди, чтобы мы тебя видели.
— Не нужжжно оружия, — теперь шёпот шёл сверху, я поднял ствол и увидел говорившего на том самом дереве, где спасался от медведя. Это был…
Сложно было описать это существо. Самой близкой аналогией был бы Голлум из «Властелина колец», маленького роста, такая же тощая нескладная фигура трупно-серого цвета, огромные ладони с плоскими пальцами, сплюснутая голова. Выражение лица, разве что, было более доброжелательным, глаза чуть меньше, а зубов во рту больше. А ещё, вместо набедренной повязки у него имелись вполне приличные шорты из серого синтетического материала. В остальном сходство было полным, даже говорил похоже, растягивая шипящие звуки. Можно было подумать, что это один из тех мутантов, которых нам положено отстреливать, но мутанты ведь неразумные, и говорить точно не умеют.
— Ты кто такой? — спросил я, не опуская револьвер.
— Люди другие, — он проигнорировал мой вопрос. — Люди охотятссся. Те люди боялись сссюда ходить, боялись меня, боялись монссстров.
Дефект речи у него был странный, несколько слов выходили нормальными, потом, при произнесении очередного шипящего звука, речевой аппарат словно бы заклинивал.
— Отдайте мясо, — он спрыгнул с дерева и, приземлившись на корточки у трупа медведя, положил на него крупные ладони.
— Нам шкура нужна, — напомнил я, — целая. Помоги снять и забирай мясо.
— Шшшшкура? Шкура нужна? Снять? Помогу, помогу.
В руке его неизвестно откуда появился короткий нож, с лезвием всего сантиметров пять длиной, похожий на инструмент сапожника. Этим-то ножом он начал довольно шустро свежевать убитого медведя. Получалось у него отлично, нож, собственно, особой роли не сыграл, не будь его, наш гость справился бы и руками. Он и справлялся, сделав небольшой надрез, он хватался пальцами за край и дальше просто отдирал шкуру руками. Несмотря на маленький рост и хлипкое телосложение, силы этому существу было не занимать. Мы вдвоём ещё не закончили разделку кабана, как шкура медведя с лапами и головой упала к нашим ногам.
— Молодец, парень, — искренне похвалил я. — Может, всё-таки скажешь, как тебя зовут.
Существо как-то ощутимо сдулось, видимо, вопрос об имени был для него больным.
— Никак не зззовут, — он чиркнул лезвием ножа по животу освежеванного медведя, сделал надрез и засунул туда руку. — Я — Ошибка.
С этими словами он потянул из брюха зверя печень, вытащил не полностью, но достаточно, чтобы откусить большой кусок. Некоторое время он жевал, громко при этом чавкая, по подбородку текли струйки крови, потом шумно проглотил и улыбнулся.
— Мясо, люблю мясо. Тут много ззззверей, Ошибка ест мясо всегда.
— Ешь на здоровье, — великодушно разрешил я. — А что за ошибка? Чья ты ошибка?
— Отдела биоразработок, учёные ошшшшиблись, получился я, — он снова вгрызся в печень.
— А в чём они ошиблись, — я потихоньку начинал догадываться о происхождении этого странного человека.
— Не ззззнаю, я ведь не учёный, — ответил он печально, не переставая жевать.
— Ты жил на базе, — догадался я. — Там, у чистых.
— Чиссстых? — не понял он.
— Ну, людей, которые у моря живут, так?
— Люди. У моря. Жжжживут. — Он словно стал забывать русский язык, на котором только что прекрасно разговаривал. — Да. Они. Они меня не любят, я к ним не пойду. Когда ссстанет совсем холодно, тогда пойду, а сейчас нет.
— А можешь нам базу показать? — закинул я удочку, вдруг удастся завербовать агента.
— Показззать? Нет. Сами смотрите. Не хочу туда. Там плохо.
С этими словами он повернулся к нам спиной, ухватил ободранную тушу медведя за лапы и поволок в чащу. Однако, пусть и ободранный, и тощий, но килограммов сто медведь весил. Силён парнишка. Или не парнишка, не удивлюсь, если этому существу лет восемьдесят.
Пришлось нам прихватить шкуру медведя и мясо кабана, отправиться назад, сначала к временному лагерю, а потом ещё три часа трястись на телеге, чтобы прибыть в деревню. С другой стороны, там можно без
