Карлик начал сжиматься из газового облака около ста пятидесяти четырех миллионов лет назад, а фаза выгорания водорода длится у него свыше семидесяти девяти миллионов лет. Так же, как у Солнца и у всех «обычных» звезд, вещество возле его более горячего ядра нагревается, расширяется и поднимается к более холодной поверхности. Там оно остывает, становится более плотным и погружается внутрь.
Атмосфера карлика достаточно холодная — 1460 К по сравнению с солнечными 5780 К — и потому может содержать корунд, перовскит, мелилит, шпинель, форстерит, энстатит, а также окись титана, железо–никелиевые соединения и силикаты натрия, алюминия, магния и кальция. Большинство соединений существует там в виде конденсата или пыли с размером частичек от пятидесяти до ста микрон.
Чин—Чу знал, что различные типы конденсатов и пылевых частичек превращаются в жидкость, испаряются и становятся твердыми при разных температурах и давлениях, создавая туманы, облака и другие подобные образования, которые крутятся и клубятся в атмосфере карлика. И где–то там в кипящем котле активности образуются крошечные частицы «звездной пыли», удивительного вещества с уникальной способностью усиливать переизлучаемые длины волн всего видимого спектра.
Результат — бриллиантовое сверкание, иногда всеми цветами радуги одновременно, иногда чистыми монохроматическими вспышками. Эффект совершенно непредсказуемый и потому бесконечно обворожительный для глаз. И если есть что–то, за что люди хотят платить, то это личная значимость. Они заплатят огромные деньги за вещь, вещество или положение, которые выделяет их среди прочих и заставят казаться особенными.
Минутку… Чин—Чу оцепенел. Учитывая, что звездная пыль не имеет никакого военного или промышленного применения и что хадатане вряд ли так же, как и люди, понимают красоту, не остается сомнений в том, что они сделают. Не сумев взять Веретено малыми силами, они будут постепенно расширять их, пока не победят. Голос Нарбакова вторгся в мысли торговца.
— Пошли, Лео… у нас полно работы. Леонид повернулся спиной к солнцу.
— Да, Омар, конечно.
Икор Нибер—Ба, командир третьего копья, посмотрел через бронированный пластик. Солнце и этот смешной астероид, который вращался вокруг него, заполнили иллюминатор.
Люди не имели оружия дальнего действия, и это позволило Нибер—Ба достаточно близко подвести флагманский корабль, тем самым уменьшая расстояние, которое должны проходить его истребители.
Нибер—Ба был крошечным по меркам своей расы и весил чуть больше 250 фунтов — обстоятельство, которое мучило его всю жизнь. В обществе, основанном на силе, он был слабым. Боксерский мешок для мужчин и объект насмешек для женщин.
Но удары и оскорбления укрепили и закалили Нибер—Ба, сделали его тверже и умнее тех, кто его окружал.
В конце концов его прозвище Карлик превратилось из оскорбительного в уважительное и вселяло страх в сердца многих. И то, что сейчас один Карлик противостоял другому, не прошло незамеченным для Ни–бер–Ба, ибо он провел много лет, сравнивая себя с общественным идеалом, и имел весьма развитое чувство юмора.
Именно эта способность смотреть внутрь и видеть свои собственные недостатки пришла ему теперь на помощь. Третье копье задержалось, хотя ему давно пора было соединиться с остальным флотом военного командующего Позин—Ка, и виноват в этом он, Карлик. Он чересчур осторожничал, чересчур боялся, мешкал, когда следовало начать массированное наступление. В конце концов это вещество, которое люди с таким трудом вычерпывали из атмосферы солнца, не имеет стратегического значения и, с хадатанской точки зрения, совершенно бесполезно.
Не было никаких причин откладывать ту решительную атаку, которую офицер вроде Позин—Ка уже давно провел бы. Никаких, кроме его, Карлика, собственной робости и опасения проиграть.
Нибер—Ба выпрямился во все свои пять футов и шесть дюймов, повернулся кругом и отправился в командный центр корабля. Люди могли готовиться к смерти.
Чтобы увидеть красоту, надо прежде всего открыть глаза.
Пословица наа (южное племя)
Около 150 г. до н. э.
Планета Альгерон, Империя людей
Були приходил в сознание медленно, почти не хотя, воспринимая действительность маленькими смутными приращениями. Первое, что он почувствовал, — это восхитительное тепло, составляющее приятный контраст с холодным воздухом вокруг лица. Потом пришли запахи: запах стряпни и чего–то еще, что иначе как духами не назовешь. Да, духи, И не просто какие–то духи, а пьянящий состав, который напомнил Були летние луга и самых красивых женщин, которых он когда–либо знал. Воздух у его лица шевельнулся, и легионер почувствовал, как чьи–то пальцы ощупывают его голову. Стало немного больно, поэтому он открыл глаза и увидел перед собой красивые округлые груди.
Груди были какие–то необычные, но в одурманенном состоянии легионер не сразу понял, в чем дело.
Потом до него дошло: они были покрыты коротким гладким мехом, как мех норки или сиамской кошки.
Незнакомка закончила осматривать его рану и выпрямилась. Ее груди исчезли в вырезе блузки. Глаза девушки скользнули мимо, помедлили и вернулись. Они были серые, как древесная зола, и таким же серым был мех вокруг ее нежного лица.
— Ты проснулся.
Она сказала это на языке наа, а не на стандартном, — факт, отмеченный Були, но не имеющий никакого значения. Человек хорошо понимал язык наа, благодаря химически усиленной быстрообучаюшей мнемонике, которую осваивали все легионеры на Альгероне.
На первый взгляд язык наа был прост. Масса слов имела только один слог и никаких конечных согласных. Однако простота эта была обманчива, так как язык наа — тональный язык, и высота тона определяла, какое из многих возможных значений имеет данный конкретный слог. Имелось четыре признанных высоты: высокая, средняя, низкая и очень низкая. Дело усложнялось еще и тем, что высота могла быть повышающейся, понижающейся или постоянной.
В итоге этот язык был не легче древнекитайского. К тому же он разделялся на два главных диалекта: на одном говорили в северном полушарии, а другим пользовались к югу от великого горного хребта. Були знал оба.
— Да, я проснулся.
Девушка улыбнулась. Ее полные губы напоминали подушечки. Если она и удивилась, что Були умеет говорить на ее языке, то никак этого не показала.
— Ты смотрел мне в блузку.
Були покраснел и покачал головой.
— Ты ошибаешься.
Она подняла красивые брови. Они были рельефнее, чем у людей, и Були подумал, что в них есть что–то кошачье.
